Свободные люди могут немногое, а рабы не могут ничего: Михаил и Раиса Горбачевы в спектакле «Горбачев»

Фото предоставлено Театром Наций

Корреспондент журнала ТЕАТР. – о спектакле Алвиса Херманиса в Театре Наций, ставшем главной премьерой осени.

Драматургия спектакля «Горбачев» закольцована: все начинается с последней беседы бывшего президента СССР и его супруги Раисы Максимовны. Этим же свиданием в немецкой больнице, где Раиса умирала от лейкоза, все и заканчивается. Только в начале про эту ночь, когда супруги в последний раз вспоминали всю свою жизнь, говорят актеры Евгений Миронов и Чулпан Хаматова, подглядывая в листы пьесы. А в конце это ожившее воспоминание, сцена от первого лица. Пожилой грузный Горбачев, с оплывшим лицом, и снова юная, в белом платье, Раиса, перед смертью вдруг забеспокоившаяся: вернули ли соседке по общежитию туфли, которые одалживали на свадьбу 46 лет назад.

Три часа спектакля – огромная жизнь длиною почти в 90 лет и история любви и дружбы сроком почти в полвека. Почему-то слово «дружба» тоже хочется употребить, когда думаешь о взаимоотношениях этих людей.
Подходы к байопикам могут быть разными, случай Горбачева – особенно сложный: согласия в обществе на тему перестройки и распада Союза не наблюдается, и, как всегда, популярны крайности. Каждый оценивает Горбачева, соотнося результаты его правления со своими взглядами и убеждениями – и политическими, и мировоззренческими. Для кого-то распад Союза – историческая вина и преступление, для кого-то – закономерность и необходимый шаг на пути к свободе. Авторы, режиссер и актеры, настаивают на том, что делали спектакль про людей, а не про политику, про частное и интимное на фоне глобального. Но все-таки, кажется, что «Горбачев» – тот случай, когда и рецензенту, анализирующему увиденное, неправильно прятаться за мнимую объективность и лучше честно обнаружить свою ангажированность. Для меня, хорошо помнящей детство с талонами и очередями за продуктами, Горбачев все же, в первую, очередь, человек, давший свободу, закончивший «холодную войну» и войну в Афганистане, вернувший из ссылки Сахарова. При всех прочих, неотменяемых и серьезных «но». И для меня смотреть спектакль о Горбачеве – как о хорошем человеке, сумевшем сохранить в себе человеческое при всех искушениях, соблазнах власти и профессиональных деформациях,– естественно и приятно. Но могу предположить, что для человека с иными взглядами здесь неизбежен конфликт, и эта «неудобность», полемичность спектакля при всех сглаженных углах, пожалуй, его достоинство. Ибо театр все-таки, скорее, площадка для дискуссии, чем средство всеобщего примирения.

“Горбачев” начинается в огромной гримерке (в нее превратилась сцена Театра Наций, декорации делал сам Херманис), и все три часа не устает напоминать о своей театральной, игровой природе. Актеры, исполнители ролей четы Горбачевых, готовятся к спектаклю – гримируются перед зеркалом. Миронов нащупывает южнорусский говор, «гэканье», узнаваемое «у» вместо «в», Хаматова – приподнятую интонацию из 50-х, знакомую нам по фильмам того времени. Гримерка полна париков, нашлепок, масок, зеркала завешаны фотографиями героев в разные периоды жизни, в углу – костюмерка, здесь на вешалках – платья Раисы Максимовны, пиджаки Михаила Сергеевича, куртки, обувь, головные уборы. На правой двери обязательная табличка «Тихо! Идет спектакль!».

Актеры постепенно приближаются к образам, момент перехода от «он» к «я» почти незаметен.
При всей внешней схожести они, конечно, они превращаются в персонажей – не в людей, а в театральную фантазию. На сцене все укрупнено, все отчасти окарикатурено, и это, скорее, не Горбачев и Раиса Максимовна, а наше общее, коллективное представление о них: маски и персонажи, укорененные в медиа и фольклоре. И самый интересный процесс здесь – соприкосновение человеческого содержания, богатства подлинной жизни с условностью, упрощенностью персонажа.

Все здесь немножечко кино. Горбачев-Миронов из 50-х в коричневом костюме с широкими брюками, с модным зачесом-коком на голове, щебечущая Раиса-Хаматова в малиновой кофточке, их встреча на концерте Лемешева, посиделки в комнатах на тридцать человек, первая прогулка до общежития, свадьба в диетической столовой – все это буквально и прямо визуализировано, приукрашено, сдобрено наивной, жизнерадостной интонацией и напоминает сценки из фильмов, которыми герои спектакля тогда, как и вся страна, засматривались. Добиваясь этого эффекта, Херманис, не стесняясь, использует приемы самого простого, иллюстративного театра – стоя у вешалки костюмерной, почти прямо под табличкой «Тихо! Идет спектакль!» Миронов-Горбачев, которого разрывает от молодости, от радости жизни и любви, поет дурным голосом арию Ленского, компенсируя девушке пропущенный концерт любимого певца. А та звонко смеется, пряча лицо в варежках. Точная, узнаваемая стилизация, настоящее кино 50-х.

Горбачев и Раиса 50-х предстают людьми «из народа» – в том смысле, что все трагическое, что окружало их детство, юность, взросление: раскулачивание, репрессированные дедушки и бабушки, война, похоронки, борьба с космополитизмом и антисемитизм – позже проговаривалось в воспоминаниях. Но в тот момент никак не анализировалось даже лучшими, умнейшими людьми (недаром вспоминают Сахарова и его слова на смерть Сталина). Герои спектакля как будто пропускают время сквозь свои жизни: время меняет их, лепит биографии, их черты идентичны тем, что воспевались идеологией: целеустремленность, действенность, энтузиазм, неравнодушие к общественной жизни.

Все это в спектакле рассказано с мягкой иронической интонацией. Реакции героев на обстоятельства, с которыми сталкивает их жизнь (переезд в Ставрополь, взлет карьеры, неуютная дача рядом с Москвой) – от наивной непосредственности до лукавой улыбки, с которой, например, молодая Раиса, ходившая с социологическими опросами по домам, рассказывает о «народной мудрости». О встрече с женщиной, которая ее пожалела – «от хорошей жизни с бумажками по домам не ходят». Но главное, наверное, то общее качество, которое спектакль обнаруживает в этой паре:доверие к жизни. Благодарность жизни за все, что с ними случалось и случается.

Текст составлен Алвисом Херманисом так, что политика – только фон, и какие-то важные события и периоды, без которых, конечно, не обошелся бы не один биограф, здесь намеренно выпущены. Первый акт, например, практически заканчивается смертью Сталина, про хрущевские годы и оттепель – совсем чуть-чуть; сразу про брежневские времена – время становления московской карьеры Горбачева. Про сами годы у власти – совсем ничего. Спектакль не претендует на политический анализ, его предмет исследования – скорее, влияние обстоятельств, испытание природы человека на прочность. И главным таким испытанием становится власть – здесь Херманис, при всей своей нескрываемой симпатии, героев не щадит. Здесь угроза кафкианского «превращения» подступает совсем близко.

С момента переезда в Москву время как будто убыстряется, и личины (парики, очки, костюмы) начинают мелькать с особенной быстротой: вот уже грубую стариковскую оправу сменяет золотая, блестящая, от чего черты Горбачева как будто бы становятся тоньше, и честный простак превращается в осторожного хитреца. Горбачев и Раиса включаются в гонку, и вдруг содержанием всех сценок этого времени становится именно политическая интрига. Появляется налет номенклатурности, какая-то дистанция, отделившая властную чету от людей – сейчас, кажется, что и правда был такой момент, момент отчуждения и всеобщей настороженности, раздражения, вылившегося в насмешку. Герои спектакля комичны в той обиде, с какой рассказывают друг другу популярные тогда анекдоты про себя. И все-таки, проведя их через испытание властью, гордыней, режиссер оставляет их суть, нутро – неприкосновенным. Время спадает как шелуха, и Горбачев в спектакле – уставший, утративший веселое лукавство Иванушки-дурачка, сохраняет главное: свободу и понимание того, что на самом деле в жизни важно.

Да, кажется, что спектакль Алвиса Херманиса все-таки не про любовь, как было много раз сказано в анонсах, а именно про свободу. И решение Горбачева после подавления путча ехать не на площадь к людям, а в больницу к жене – решение именно свободного человека, выбирающего и осознающего последствия выбора. Не зря в спектакле несколько раз возникает имя Мераба Мамардашвили, однокурсника Раисы Максимовны по философскому факультету МГУ. И его фраза, которую вспоминают в минуту сомнения: свободные люди могут очень немногое, а рабы не могут ничего.

Комментарии
Предыдущая статья
Хроника карантина: форум-фестиваль «Особый взгляд. Регионы» перенесли на весну 2021 года 12.11.2020
Следующая статья
Андрей Борисов возглавит МАМТ и временно продолжит руководить Пермской оперой 12.11.2020
материалы по теме
Новости
Зальцман в Театре Наций исследует «всепрощающую молодость»
5, 6 и 7 марта в Новом пространстве Театра Наций пройдёт премьера спектакля Галины Зальцман «Молодость» на основе одноимённого фильма режиссёра Фэна Сяогана по роману Янь Гэлин.
Новости
Премьера по Балабанову откроет проект «Слой» в Театре Наций
23 и 24 февраля в Новом пространстве Театра Наций пройдёт премьера спектакля Максима Соколова «Мой брат умер» по одноимённому киносценарию Алексея Балабанова. Этой постановкой откроется новый проект «Слой», посвящённый художественному осмыслению реальности через разные виды искусства. В сезоне 2023—2024 в…