Корреспондент журнала ТЕАТР. побывал на фестивале «Царь-Cказка».
Фестиваль «Царь-Cказка» в Великом Новгороде затевался как международный смотр лучших спектаклей для детей. Но постепенно он вырос из коротких штанишек и перестал делить театр на взрослый и детский, полагая что настоящее искусство объединяет все возраста и предполагает множество уровней для понимания.
В программе юбилейного XV смотра были представлены самые разные жанры: современный танец и пантомима, поэтический цирк, эксцентрика и театр объекта, сторителлинг и театр кукол. На специальной программе «французский трюк» дети с интересом наблюдали за жизнью семейки геометрических фигур или за бурными отношениями супниц и шкатулок, без единого слова оживающих в руках артистов.
Взрослые, наоборот, превращались в детей и от души хохотали над вольным пересказом «Лебединого озера» в исполнении двух прекрасных артисток театра «Малый» (так в Новгороде называется театр для детей и молодежи). С хорошей дозой юмора и импровизаций они умудрились изложить не только историю принца Зигфрида и его Одетты, но и лихо пересказать партитуру балета со всеми его плие, фуэте и гранд-батманами, заставляя публику рыдать от смеха.
А вот пережить настоящий ужас и почувствовать безграничные возможности театра кукол зрителям позволил голландский режиссер Дуда Пайва (когда-то мы узнали его благодаря фестивалю NET): Рижский театр кукол привез на фестиваль его «Золотого коня» по Яну Райнису. У классика латвийской литературы странные отношения с театром: его безмерно почитают, но почти не ставят. Возможно, потому что философские и метафорические пласты его текстов в постановках по правилам психологического театра неизбежно теряются, оставляя на поверхности лишь внешний сюжет.
Дуда Пайва, напротив, за сказкой о спящей принцессе и трех братьях, которые должны её разбудить, показал глобальное противостояние жизни и смерти, созидательных и разрушительных вселенских начал. Борьбу черных и белых сил он представил в виде шахматной партии. Короли и королевы, рыцари и волшебные кони в виде огромных гротескных кукол поначалу неподвижно стоят на клетчатом помосте. Артисты по очереди активируют их, буквально надевая на себя. И тут происходит чудо — куклы оживают! Они то сливаются с актерами в единое целое, образуя полный симбиоз, то наоборот, вступают с ними в отношения или даже в открытую конфронтацию.
Игра превращается в жестокое рубилово похлеще, чем в волшебных шахматах Гарри Поттера. Летят оторванные головы и конечности, утробно хлюпают внутренности, протыкаемые копьями, плотоядная черная королева готова сожрать своих жертв с потрохами. Способы уничтожения становятся все изощреннее: одну из пешек, исполняющую Марсельезу, вздергивают на виселице, вырывают сердце, но оно продолжает биться в такт революционному гимну.
Гуттаперчевые куклы Пайвы сделаны из какого-то волшебного поролона – они способны сжиматься и умещаться в кулак, растягиваться и сплющиваться, но при этом умирают они так правдоподобно, что становится не по себе. Этот глумливый хоррор, или кровавый гиньоль вызывает хтонический ужас, чьи щупальца тянутся из глубин мифологии, из языческих времен и древних страшных сказок, еще не причесанных цивилизацией.
Но финал у этой истории светлый и глубокий. Оказывается, что воюющие стороны – это половинки друг друга, нераздельные, как день и ночь, поддерживающие равновесие сил в природе. В какой-то момент белая и черная мать соединяются воедино в монументальную фигуру, поглощающую в своих тучных недрах абсолютное зло.
И жестокая схватка заканчивается нежным, воздушным танцем героя, преданного своими братьями, и его невесты. Он вставляет в слепые глазницы куклы камешки марблс, и кажется, что она смотрит на своего спасителя совершенно осознанным взглядом. И кружит с ним в вальсе, не касаясь земли. А может, танцуют они уже на том, лучшем свете, где только и возможна победа добра и где выигрывает проигравший.