В июне в Санкт-Петербурге стартовала Театральная олимпиада – масштабнейший смотр отечественных и зарубежных спектаклей, который продлится до конца 2019-го, объявленного в России Годом театра. Полугодичный марафон вобрал в себя и традиционные питерские фестивали (от летней «Точки доступа» до грядущего «Балтдома»), и обширную программу национальных театров России (осенью в Питер приедут номинанты и лауреаты национальной театральной премии, спектакли якутского «Олонхо», уфимского Театра им. М. Гафури и казанского Театра им. Г. Камала), и спецпрограммы московских фестивалей «Золотая маска», Чеховский фестиваль, и наконец, питерскую часть программы NETа, который в этом году проходит сразу в двух российских столицах. Но в основе петербургского марафона – спектакли, отобранные Международным комитетом Олимпиады.
О тех событиях, на которые ещё можно и нужно успеть до конца года, рассказывает журнал ТЕАТР.
Раздвигая театральные границы
Прежде всего стоит назвать спектакль «Утополис Петербург» – не только как самый «неформатный» спектакль, но и как эксклюзив Театральной олимпиады (конкуренцию по обоим пунктам «Утополису» может составить разве что специальный проект, над которым сейчас работает фестиваль NET). Знаменитая команда Rimini Protokoll в копродукции с Олимпиадой сочиняет историю, вдохновлённую «Утопией» Томаса Мора. В спектакле, как это заведено у Rimini Protokoll, нет актеров. 300 зрителей начинают путешествие по городу небольшими группами и, осваивая в сумме 52 локации, постепенно объединяются друг с другом. Переосмысление жизни мегаполиса оборачивается рефлексией на тему формирования сообществ и общества, которое не может разрастаться до бесконечности.
Среди других хэдлайнеров Олимпиады – постановка Хайнера Гёббельса «Всё, что произошло и могло произойти», премьера которой совсем недавно прошла на Ruhrtriennale – одном из важнейших европейских фестивалей. Немецкий режиссёр и композитор Гёббельс, президент Гиссенской театральной академии (которую, кстати, окончили создатели Rimini Protokoll) фактически создал собственный театральный язык спектаклей-инсталляций и спектаклей-экспериментов – от легендарной постановки без актёров «Вещь Штифтера» до идущего сейчас в «Электротеатре» спектакля «Макс Блэк, или 62 способа подпереть голову рукой». На Олимпиаде в Петербурге будет показано сочиненное им путешествие через полтора столетия, начиная с Первой мировой. В основе сюжета – ироническая книга «Европеана. Краткая история двадцатого века», а на сцене – масштабная композиция из музыки, света, перформанса, речи, предметов, кинолент и мультимедиа с участием интернационального ансамбля из семнадцати перформеров, танцоров и музыкантов.
Дивная новая франкофония
Два спектакля, которые приедут на Олимпиаду из Франции, «Сайгон» Каролин Нгуен и «Парк крушений. Жизнь одного острова» Филиппа Кена, определяет совсем другая интонация. Меланхолия, мечта, воображение и воспоминание в «мире после»: в обоих случаях лиризм и нежность художественного языка могут показаться парадоксом, имея в виду, что речь в спектаклях идёт о социальных проблемах и травмах. «Сайгон», в 2017 году вошедший в программу Авиньонского фестиваля, – размышление о драме эмиграции и постколониального мира, во многом основанное на личной истории режиссёра, которая родилась во Франции в семье вьетнамских эмигрантов. А «Парк крушений» – история о том, как выжившие после крушения авиалайнера (символизирующего технократическую цивилизацию) пассажиры начинают новую жизнь на острове, который автор спектакля, художник по образованию, парижанин Филипп Кен называет «фабрикой фантазий» и «микрокосмом противоречий планеты – от трагических до чудесных».
Немецкий театр – о войне
Немецкий театр, на протяжении многих десятилетий в огромной мере определяющий тенденции европейского – и российского – театрального процесса, представлен тремя спектаклями, каждый из которых затрагивает тему человека в мире, живущем в ожидании войны или в момент, когда война едва закончилась. Во всех случаях войну стоит понимать не только буквально: вполне в традициях немецкой культуры, театр воспринимает этот мотив как повод для экзистенциального и социального исследования того, что происходит в душе и сознании человека. Молодой режиссёр Йетте Штекель, чью «Бурю» недавно показывали на Чеховском фестивале, поставила в гамбургском Thalia Theater спектакль «Восьмая жизнь» по роману Нино Харатишвили. Семейная сага о шести поколениях грузинской семьи включает в себя все трагические перипетии ХХ века, революционный хаос и тоталитарный застой Грузии и Германии, фокусируясь на том, как выживает человек в этих равно бесчеловечных условиях. Постоянный режиссёр мюнхенского Kammerspiele Кристофер Рюпинг возвращает на его сцену брехтовские «Барабаны в ночи» – постановка этой пьесы в Kammerspiele в 1922 году стала первым спектаклем по пьесе Брехта. Спустя столетие Рюпинг предлагает альтернативный финал и задаётся вопросом, что будет, если главный герой предпочтёт любви революцию.
Наконец, «Опасная жалость» Саймона Макбёрни – первая постановка британского актёра и режиссёра, одного из лидеров европейского театра, на немецкой сцене. Для спектакля в берлинской Schaubühne Макбёрни выбирает роман Цвейга «Нетерпение сердца», написанный в преддверии Второй мировой войны о времени накануне Первой мировой. В стильном театральном пространстве Макбёрни решает вопрос о личной ответственности человека и поколения, эгоизме, ведущем к катастрофе, и о трудности неложного со-страдания и со-чувствия – то есть умения чувствовать и страдать вместе с другим человеком.
Contemporary dance для человека
Отдельная страница программы – три принципиально непохожих хореографических постановки. Впрочем, общее у них есть – все три парадоксально сближаются с современным драматическим театром в попытке выработать собственный образный язык. Все три уделяют огромное внимание визуальной и даже предметной составляющей. И, наконец, это не холодные абстракции, которыми иногда может показаться современный танец, – эти спектакли обращены к эмоциям, памяти, переживаниям зрителей. «Мать» Габриэлы Карризо, бельгийского хореографа аргентинского происхождения, автора завораживающей «Земли», которую играли на NET‘e-2015, – посвящение ушедшей матери хореографа, “LoveCycle” израильской танцовщицы Шарон Эйяль (тоже знакомой российскому зрителю по спектаклю “House”, который играли на «Золотой маске»-2014) о любви и одиночестве и, наконец, ошеломивший на NET‘е двухлетней давности критиков и зрителей «Великий укротитель» грека Димитриса Папаиоанну о бренности и красоте человеческого тела – примеры несентиментального и оттого особенно пронзительного гуманизма современного театра.
Песни западных славян
Любопытно, что часть зарубежных гостей Олимпиады, основной площадкой которой являются сцены Александринского театра, в разные годы ставили спектакли в самой Александринке. Работы режиссёров родом из Венгрии (создатель «Преступления и наказания» Аттила Виднянский), Румынии (режиссёр «Дяди Вани» Андрей Щербан), Украины (автор «По ту сторону занавеса» Андрий Жолдак), Польши (поставивший в Александринке «Чайку» со счастливым финалом Кристиан Люпа) на Олимпиаде дадут представление о том, как выглядит сегодня театр восточно- и центральноевропейских стран. Два спектакля из Румынии, «Карусель» Андрея Щербана и «Росмерсхольм» Андрия Жолдака, объединяет отношение к сегодняшней действительности как пространству контрастов, резких переходов, подавленных желаний и страстей, которые готовы вырваться наружу, а потому театру позволены самые смелые выразительные средства – не столько в смысле провокации, сколько осознанном в приближении к самой грани «хорошего вкуса». Спектакль худрука Национального театра Венгрии Аттилы Виднянского «Рокко и его братья» в Петербурге покажут спустя неделю после премьеры в Будапеште – опираясь на слова режиссёра, можно предположить, что заглавный герой киносценария Висконти в венгерской версии получит право остаться не жертвой столкновения «деревенского» и «столичного» миров, но трагически связующей их нитью.
И, безусловно, одним из главных событий Олимпиады является «Процесс» Кристиана Люпы, поставленный польским мэтром в варшавском Новом театре. Главный герой романа Кафки Йозеф К. здесь превращён во Франца К. – точнее, в пару Францев К., находящихся в диалоге и в двойнических отношениях. Характерное для Люпы погружение в бессознательное, неартикулируемое и потому доступное для осмысления именно театральными средствами здесь публицистично не по форме, а по смыслу. Хотя публицистика эта тоже не прямолинейна – если к чему и призывает мастер своих зрителей, то к попытке понять, что Франц/Йозеф К. – это каждый из нас, окружённый тотальным абсурдом и безысходно отдельный от любого другого – ближнего, дальнего, враждебного или дружественного. И, по словам Люпы, «лишённый логики диалог с человеком на другой стороне до странности напоминает абсурдность и диалоги в нашей современной польской реальности», а пропитывающий кафкианский мир страх – современен.
Польский акцент
Польский театр – не только особое явление европейской культуры недавнего прошлого и настоящего. Не стоит забывать, что он сильно повлиял на то, как выглядит сегодняшний российский театр (в этом, кстати, прямая заслуга «Золотой маски», которая в 2011 году организовала большую спецпрограмму «Польский театр в Москве»). Поэтому ещё два польских спектакля Олимпиады вызывают бесспорный интерес не только сами по себе. Оба так или иначе связаны с темой конечного и бесконечного в человеке, оба представляют человека как своеобразного медиума превосходящей его силы (которая понимается в христианском ключе). «Король Лир» одного из лидеров польской режиссуры Яна Кляты, поставленный им в краковском «Старом театре», переносит действие шекспировской пьесы в подземелья Ватикана. Лир здесь становится Папой Римским, что неожиданно разрешает кажущиеся сюжетно-логические противоречия пьесы. После смерти исполнителя заглавной роли Ежи Гралека в 2016 году сцены с участием Лира идут в форме видеозаписи, что с художественной точки зрения делает спектакль символически точным – и придаёт происходящему подлинно трагическое измерение.
«Ангелли. Зов», постановка директора Института Гротовского Ярослава Фрета – музыкальная драма, ставшая итогом многолетней работы вроцлавского театра ZAR с древними священными текстами, экспедиций по миру, во время которых создатели исследовали уникальные музыкальные традиции. В «Ангелли. Зов» международный хор исполняет молитвенные песнопения, принадлежащие разным культурам: сохранившиеся в регионах России и Украины части византийской литургической традиции, пасхальные песнопения итальянских братств Сардинии, грузинские храмовые гимны. Всё вместе – пронзительный звуковой ландшафт, расширяющий, в том числе, представления о границах театра и о его месте в мире.
Новая театральная Европа
Важно отметить, что к must-see Олимпиады заведомо относится питерская часть программы, которую привезёт на Олимпиаду фестиваль NET, – фестивальные хиты и новые работы лидеров современного театра. Подробнее о том, какие образцы нового европейского театра можно будет увидеть на Театральной олимпиаде, фестиваль расскажет позже, однако уже известно, что финальным аккордом как NET‘а, так и всей Олимпиадыстанут декабрьские показы спектакля «Страна чудес» Кэти Митчелл – премьеры этого года. Музыкально-драматическая работа одной из важнейших фигур мировой режиссуры – размышление о взаимосвязи прошлого и настоящего, романтизма XIX века и наших дней. Сюжет о снах беженки из Восточной Европы в исполнении сопрано, фортепиано и четырёх актёров соединяет песенный цикл «Любовь поэта» Гейне и Шумана с новыми песнями, написанными композитором и недавним интендантом фестиваля в Экс-ан-Провансе Бернара Фоккруля на стихи Мартина Кримпа – одного из драматургов британской «новой волны», к которой принадлежат Сара Кейн и Марк Равенхилл: так создаётся, в частности, контекст англоязычной культуры, немаловажный для английского режиссёра Митчелл, которая ставила и Кейн, и самого Кримпа.