Журнал ТЕАТР. – об уходе одного из крупнейших послевоенных драматургов Германии.
13 мая в своей квартире неподалеку Берлинского ансамбля и мемориала жертвам холокоста скоропостижно скончался Рольф Хоххут, автор пьесы “Наместник” (1963), положившей начало эпохе документального театра. Хоххут известен не только как яркий драматург политического театра, принципом которого было полное и безоговорочное преодоление прошлого нацистской Германии, но и как публицист-полемист, страстный критик принципов политкорректности и общественный деятель. Во времена гипнотической послевоенной травмы и резиньянции молодой историк-полемист, следуя максимам шиллеровских драм и экзистенциализма, убеждал новое поколение в том, что всегда существует возможность выбора. Что никто и ни в какие времена не имеет права подчиняться диктату несправедливости. Страна скорбит о потере одного из крупнейших представителей своей культуры, названного в некрологе “Нойе Цюрхер Цайтунг” совестью новой Германии.
Ведущие газеты откликнулись публикациями, сопровождающимися комментариями читателей и зрителей пьес драматурга. Журналисты перечисляют череду поступков и политических акций Хоххута, характеризующих его как разоблачителя преступлений нацистов и неонаци, возмутителя спокойствия, гневного рупора партии общественного протеста. Называют драматургом-просветителем, которых так не хватает сегодня; летописцем эпохи, одержимым, фанатиком справедливости, полемистом и провокатором, рыцарем, восставшим против ветряных мельниц лжи. «Я прочел «Наместника» в 17 лет и всегда буду благодарен Хоххуту за это», – пишет один из современников. Множество комментариев в прессе – новое продолжение острой полемики вокруг важнейших тем немецкой истории и современности, намеченных Хоххутом. Комментарии, впрочем, неоднозначны, для все еще плетущихся позади истории он – «грандиозный путаник», искажавший факты и обличавший невиновных и “обреченных поступать согласно долгу”.
Брехт, Фриш, Дюрренматт давно признаны основоположниками немецкого послевоенного театра, в эту когорту ныне вошел и Хоххут – настало время воздать должное ниспровергателю мифов и догм, страстному полемисту, поборнику исторической истины и морального императива. Подлинное его место в истории европейской драмы и театра определит, разумеется, будущее. Вехами его разнообразного драматургического творчества стали «Солдаты» (1967), «Герилья» (1970), «Повитухи» (1972), «Лисистрата и НАТО» (1974), «Смерть охотника» (1977), «Юристы», «Врачи» (обе 1980), «Весси в Веймаре» (1993), «Ночь Эффи» (1998). Из этих пьес в России известны лишь немногие, на русском вышло всего лишь два крохотных сборника пьес.
Корреспондент газеты “Ди Цайт”, равно как и автор этого некролога, намеревались взять у Хоххута интервью по случаю недавней публикации из архивов Ватикана, проливающей свет на неблаговидную роли папы Пия XII в годы холокоста – интервью не суждено было состояться. По точному наблюдению одного из почитателей таланта драматурга-документалиста, эти запоздалые публикации демонстрирует смелость молодого тогда драматурга (Хоххут родился в 1931-м), поведавшего миру правду о вине папы за полвека до того, как правда просочилась в прессу. Смелость моралиста, не боявшегося добывать факты, говорить правду, советовать современникам, обывателям и политикам, не боясь быть обвиненным в высокомерии и обскурантизме – советовать, «что делать» (название книги афоризмов, одной из последних книг Хоххута).
Из интервью с Рольфом Хоххутом, сделанного
для международной конференции «Эрвин Пискатор» в Москве
Рольф Хоххут – Владимир Колязин, Берлин, 26 ноября 2016 года
В.К. 26 февраля 1962 года издатель Ледиг-Ровольт рекомендовал Эрвину Пискатору обратить внимание на пьесу никому не известного редактора издательства Бертельсман Рольфа Хоххута. Ваша первая встреча с режиссером произошла 15 апреля. Какое впечатление произвел на Вас Пискатор?
Р. Х. Он был сыном пруссака, у него были большие глаза. О нём говорили, что он похож на Фридриха II. Один из его предков происходил семьи марбургских теологов, который переводил библию сто лет спустя после Лютера. Очень впечатляющая была фигура. Я мало о нем знал.
В.К. Между первым контактом с Пискатором и премьерой прошел год . Как протекало ваше сотрудничество?
Р. Х. Это было очень интересно. Он получил пьесу и спустя час прислал телеграмму в издательство: «Кто скрывается под фамилией Хоххут? Я буду ставить эту пьесу». Она еще не была напечатана. Сотрудничество было нелегким. Он требовал многое переписать, что я и сделал, но сегодня мне это не очень нравится. Он хотел, чтобы еврей, которого спрятал Гершайн и с которым он поменялся звездой еврея, еще раз появился в последнем акте. Сегодня я бы сказал Пискатору, что люди три года спустя стали другими. Но мы не поняли друг друга. Я переделал финал так, как он хотел, он вынудил меня. А потом я опубликовал обе редакции. Режиссеры должны решать, какую редакцию ставить, в соответствии с их пониманием истории.
В.К. Пискатор сократил текст вашей пьесы наполовину. Как вы реагировали на это?
Р. Х. Нет, я думаю, процентов на сорок. Но все равно пьеса была слишком длинной. Я знал, что мою пьесу надо порезать. У меня никогда не было желания, чтобы спектакль длился более трех часов, включая антракт. Но «Наместник» – это была очень богатая тема. Если возникает некто и говорит, что он хранил молчание об Освенциме, это нужно глубоко обосновать. Иначе вас станут обвинять. Спора не было. Сегодня, 50 лет спустя, невозможно себе представить, какую опасность это представляло для Пискатора. Я вспоминаю: он стоит в своем кабинете на Курфюрстендамм и кричит в трубку Буквицу (Гарри Буквиц (1904 – 1987) – немецкий актер, режиссер и театральный директор, интендант Франкфуртского городского театра с 1951 по 1968 г. Постановщиком «Наместника» в этом театре был Имо Мошковиц – прим.ТЕАТР.): Буквиц, вы не должны говорить, что ставите эту пьесу, вы должны сказать только, что вы ее репетируете… Все это были чистые интриги. Вот так это было.
В.К. Правда ли, что актерам говорили: они получат десять тысяч марок, если будут молчать.
Р. Х. Да, текст держали в тайне.
В.К. Пискатор говорил: он боится, что это его первый и последний спектакль на сцене Фрайе Фольксбюне (премьера состоялась 20 февраля 1963 г. в западноберлинском Театер ам Курфюрстендамм,
принадлежавшем тогда Фрайе Фольксбюне – прим.ТЕАТР.). Откуда этот страх?
Р. Х. Причиной было всесилие католической церкви в ФРГ. Это невозможно себе представить. Другая причина – невероятный авторитет Пачелли. Этот папа умер два-три года назад. Поговаривали, что его хотят возвести в святые. Не совсем понятно, за что. Ну да, это личность, которой мир восторгался, но факт в том, что он замалчивал Освенцим. Это был крупный трус, не человек, а свинья.
В.К. Расскажите, как вам, молодому редактору, удалось пробраться в Ватикан?
Р. Х. Я вообще никуда не пробирался. Это было невозможно. Я дружил с одним немцем, монсиньором доктором Бруно Вюстенбергом . Он был ассистентом кардинала Монтини, госсекретаря министерства иностранных дел Святого Престола. Он дал мне пропуск в Немецкий дом в Ватикане, рядом с Кампо Санто, там я и писал свою пьесу. Это на крыше собора Святого Петра, там было кафе, где можно было работать. Мне нужно было знать одно, о чем я и сказал монсиньору: я пишу пьесу о польском священнике, патере Кольбе, который знал, что происходит в Освенциме. Если одному узнику Освенцима удавалось бежать, то взамен десятерых замаривали голодом. Кольбе – отец семейства, у него было трое детей, и когда это случилось… он пожертвовал собой ради еврея-католика. Ему посвящена пьеса. Я сказал: монсеньор Вюстенберг, вот в чем правда, и она замалчивается, я хочу написать пьесу о том, почему молчал папа. Я спросил его, вы уверены в том, что папа в каком-то письме, телефонном разговоре, в разговоре с послом при Святом престоле Вайцзекером, или, быть может, самим Гитлером не заводил разговор об уничтожении евреев? И он ответил: «Нет. Никогда разговора об этом не было». Вообще только поэтому я и смог опубликовать пьесу. Если бы я не получил положительного ответа, я бы не смог этого сделать. Иначе бы Ватикан объявил бы меня лжецом. Монсеньор был наказан, его отправили папским нунцием в Токио за то, что он дал мне такие сведения. Я не во всем был порядочен по отношению к нему, а он мне доверился. Впоследствии он не ответил мне ни на одно письмо.
В.К. Это и есть настоящий этический узловой пункт документальной драмы.
Р. Х. Это было безотлагательно необходимо, иначе Ватикан бы сказал: Хоххут лжет…
В.К. В предисловии к публикации вашей пьесы Пискатор писал: «Мой антишопенгауэровский оптимизм все еще достаточно силен <…>, чтобы верить в возможность изменения истории путем познания, мирного изменения, а не бездуховного, насильственного, которое признает развитие скорее как развитие по пути к катастрофе. Ведь из одного объективного познания может возникнуть страстная вера в ценности, которые Хоххут пытается заново сформулировать в этой пьесе»). Течение истории изменило что-то в ходе этого психологического процесса?
Р. Х. Нет, я думаю. Время, история что-то выявляет, помогает установить истину, не всегда, но всякий раз немного больше. Истину, правду невозможно подавить. И часто это происходит помимо всяких человеческих усилий.
В.К. Премьерная критика писала: «тезис Хоххута гораздо сильнее, чем театральное событие». Вы с этим согласны?
Р. Х. Так писали только немецкие критики. Ни один английский, французский критик не писал об этом. С первого же премьерного дня меня в Германии страшно возненавидели. «Наместник» не имел в Германии большого успеха. Только в Париже было дано свыше трехсот представлений, в два раза больше, чем в Германии в целом. Южнее Майна пьеса не ставилась ни в одном городе. Лишь в Базеле и Вене. Австрийские католики – очень либеральные католики. Там «Наместника» играли, а в Германии – нет. Министр внутренних дел попытался в бундестаге запретить эту пьесу. Было восемь подписей «за» известных политиков ХДС. И только один был «против» – канцлер Аденауэр. Он невероятно высоко оценил мою пьесу, об этом мне рассказывал тогдашний президент бундестага. «Пискатор заслуживал всяческих похвал» – Аденауэр только не мог говорить об этом публично, потому что Пий 12-й, Пачелли, заключил конкордат с Гитлером, будучи нунцием в Берлине. И это позволило Гитлеру уничтожить партию Центра…
В.К. Надеялись ли вы, что в Москве поставят «Наместника»? Вы с Пискатором в то время что-нибудь слышали о Любимове?
Р. Х. Было вот как. Русские не хотели конфликта с Ватиканом. Я, конечно, был бы очень рад такой постановке, но Кремль не хотел этого. И я думаю, что одной из причин были антисемитские настроения…
В.К. Сакраментальный вопрос. Не потерял ли человек способность учиться у истории?
Р. Х. Я думаю, что чудовищный исторический опыт больше не воспринимается и не осознается внуками тех, кто перенес огромные страдания. Каждое поколение, как это и должно быть, имеет слишком много дел с собственными проблемами своей эпохи. Я говорю: люди различаются не по гендерному признаку, они различаются тем, способны ли они все время удерживать себя в состоянии мира, или же они позволяют втянуть себя в войну. Сюда относятся и экономические войны. Если поколение имело счастье все время жить в благосостоянии, оно становится слепым по отношению к поколению родителей или поколению дедушек и бабушек, переживших войну. Это печально.
В.К. Если мы вернемся к Пискатору, это как раз и может быть призывом стучать в подмостки театра как в барабан набата.
Р. Х. Я думаю, да. Театр сегодня так хорошо обеспечивается государством, и не из либерализма, а просто потому, что оно не воспринимает театр всерьез, не насаждает цензуру –все можно, и вина режиссеров и интендантов в том, что они не выводят на сцену социальные и политические пьесы на злобу дня. <…> Я рад, что вы обратились к Пискатору, без которого бы я как драматург вообще не появился бы на свет. Огромное количество пьес было в распоряжении пьес, никто не обращал на них внимания, политическая тема считалось смешным, пока не появился Пискатор.