![Фото: platformaproject.ru](https://oteatre.info/wp-content/uploads/2013/09/pieceavivre1.jpg)
Когда подруга начинает жеманничать и вот так вот прикладывать запястье ко лбу — это так невыносимо. Но как-то справляться с этим все же приходится. Чтобы продолжить жить вместе, в одной комнате, одной жизнью, надо вести себя по-мужски. Терпеливо что ли. Сурово, но не агрессивно. Или когда любимый начинает эту игру в непроницаемость и терпение. Мастурбирующими движениями он натирает все, что попадается под руку – хочется разбиться и стать элементом мебели. Но вспоминаешь про красивые туфли, не без труда влазишь в них, шепчешь себе и ему заклинания-слова-знаки, чтобы прекратить истерику и вырулить на диалог, на дуэт.
У Анны Абалихиной и Ивана Естегнеева отношения давние, и, к общему вуайеристскому счастью, они развиваются в пространствах больших, чем отдельная комната. В новом спектакле Pièce à vivre, премьеру которого они показали в прошлом сезоне в Atelier de Paris теперь уже легендарной танцовщицы Каролин Карлсон, они вновь обживают-переживают собственные отношения – отношения двух тел, схождения и расхождения, мужского и женского, прошлого и будущего.
Изощренная монохромная графика с патетическими алыми акцентами (авторство Евгения Афонина и Яна Калнберзина) создает для них мучительный мир икеевской обстановки со столом-стулом-торшером и спасительным окном, куда персонажи пьесы изредка вылетают в соло-снах. Именно эта комната дает название спектаклю. «Комната» или «пьеса», название может быть переведено двояко, которую нужно прожить или пережить. Трескучий саунд Давида Монсо позволяет вывести эту историю на уровень обобщения.
![Фото: plaformaproject.ru](https://oteatre.info/wp-content/uploads/2013/09/pieceavivre2.jpg)
Дизайн лишь дополняет, точнее усугубляет напряжение. Его создает постоянная смена темпа, раскачивание между почти рейв-драйвом и адским даунтемпо. Действие расходится с музыкальным ритмом, как, например, в одиноком сне-полете Абалихиной за окном — латина, или что-то такое очень зажигательное, под наркотический трип-хоп.
Базовые движения повторяются, наращивая амплитуду и обрастая нюансами (например, рука по-девчачьи прижимающаяся к груди и вновь падающая). Иногда прерываются – так, партнеры прерывают свой полет, в котором они бережно бултыхали ногами, чтобы непонятно зачем посмотреть по сторонам, потом друг на друга и полететь дальше.База, постепенное наращивание амплитуды, остановка в позу и возобновление движения – такова структура отдельных элементов и всей композиции.
Неоднократно декларированный интерес Абалихиной и Естегнеева к биомеханике получил в спектакле парадоксальное развитие. Движение, начатое как ритмизованное повторение базового движения, набирая амплитуду, теряет связь с заданным ритмом и направлением. Особенно там, где начинается взаимодействие партнеров – когда она начинает раскачивать его тело, постепенно увеличивая усилие, а он при этом в какой-то момент перестает подчиняться толчкам, приобретая собственное качество, структуру и порядок движения.
Привычное уже лицо-маска Абалихиной и вторящее ей отсутствие мимики у Естегнеева еще больше акцентируют пространственную логику их взаимодействия. История двоих вырастает, ну, по меньшей мере до размеров этой комнаты.
![Фото: platformaproject.ru](https://oteatre.info/wp-content/uploads/2013/09/pieceavivre3.jpg)
Двое уже вроде и не обживают ее, они кочуют по ней, как по пустыне, в сотый раз влезая на стол или стул. Комната диктует свои правила, жильцы прислушиваются, хотя и не подчиняются. Она представлена как некто третий. Она не продолжение жильцов, она больше. Они живут в ней, а она живет благодаря им.
В этой комнате-пьесе приходится иногда сучить ногами, как раненный таракан, подлезать под стул или поддерживать стол на своих плечах. Ею можно манипулировать, ворочать в разных направлениях, наклонять, пустить в бешеное кружение — графика это вполне позволяет. И это вовсе не для того, чтобы показать ее с разных ракурсов. Некоторые ракурсы лучше и не показывать, потому что они открывают спрятанных в шкафу монстров, повешенных наподобие старых пальто и оттого кажущихся довольно безвольными, хотя и тревожащими. Просто жизнь в комнате-пьесе зависит от жильцов. Но она же и определяет их жизнь. Эта комната-пьеса может даже передразнивать своих мучеников, воспроизведя их на картине, которая висит на стене, или самостоятельно подвигать стульями.
Иногда комната-пьеса срывается в истерическое головокружение вокруг уже пережитого и станцованного. Взорвав розу, расцветшую на палке, которую он полил из ее туфли, танцоры еще раз танцуют произошедшее с ними раньше, но уже ускоренное в миллиард раз. Истерика заканчивается некоторым равновесием, хотя и не возвращением прежнего. К финальному взгляду в окно они подходят, не взявшись за руки, как мы ожидаем, но все же плечом к плечу, глядя в одном направлении. Истерика пережита, комната-жизнь, вроде, продолжается.
![Фото: platformaproject.ru](https://oteatre.info/wp-content/uploads/2013/09/pieceavivre4.jpg)