Кинокритик Андрей Плахов и актриса театра ОКОЛО Лилия Загорская поделились с журналом Театр. своими воспоминаниями о той Украине, где прошли их детство и юность.
Лилия Загорская: Киев
Я только что вернулась с Украины. Там живут моя мать, брат, многие, кого я знаю. У них особое эмоциональное состояние войны, обид — и мне очень трудно сейчас делиться своими киевскими воспоминаниями.
Мои родители после службы в Германии построили себе дом в деревне под Киевом, рассчитывая жить там на пенсии. У них были разные заботы, и я оказалась предоставлена самой себе. Решила поступать в Киевское эстрадно-цирковое училище. Жила тогда у знакомой, которая была тайной женщиной моего дяди. Когда он приходил к ней, я пряталась в шкаф. Он мне говорил: «Пiдеш коровам хвости крутити. В артистки вона йде!»
Но я таки поступила в эстрадно-цирковое училище, которое находилось в прекрасном круглом трехэтажном здании цирка. У меня тогда была такая энергия удачи! Жизнь относилась ко мне с такой заботой, что только успевай ей радоваться и любить людей, которых она посылает.
А сам Киев — он же такой необыкновенный! Это город удивительно мягкий. Он тебя расширяет, раскрывает, реагируешь на его воздух, широту улиц. Его весь хочется пройти пешком. Мой организм там расслабляется, я чувствую любовь, все кругом наполняется красотой. В Москве много улиц, которые проскакиваешь побыстрее, ее не хочется рассматривать. В Киеве же чувствуешь свою связь с природой. Весна там всегда начиналась очень рано. Вдоль дорог на Украине сажают фруктовые деревья: вишни, черешни, яблони, абрикосы — все это цветет, пахнет. Потому что земля такая: палку воткни — она зацветет. На Крещатике распускаются каштаны.
Мы в студенческое время любили ходить в Киево-Печерскую лавру. Садились у мощей святых и чувствовали что-то такое, что только потом осознали. Там, в лавре, внутреннее пространство человека очищается от всего лишнего, от всего негатива, что заносится извне. Так пришло осознание, что свои мысли, душу нужно контролировать, потому что все события зарождаются там, внутри. Негативные мысли приходят к нам, как кони на водопой. Они черпают самое главное, что есть у человека, — его энергию. Надо уметь себя от них очищать. Еще до того, как мы из книг узнали ценности христианской церкви, мы их бессознательно впитали в пещерах Киево-Печерской лавры. И для меня это самое главное воспоминание о Киеве.
Сейчас в городе у людей тяжелые, трагичные глаза. Смотреть в них страшно. Все эти события происходят, а душа-то у людей работает, болит. В каждом конфликте есть три стороны: две противоборствующие и третья — небо, немые свидетели ужасов. И только на той стороне правда, потому что там мы едины не как нация, не как один народ, а как жители этой планеты, у которых общие любовь, мир, жизнь.
Литзапись: Александра Солдатова
Андрей Плахов: Львов
Помню свое первое впечатление от Москвы, куда я попал учеником пятого класса львовской средней школы. Больше всего меня изумили не размеры города, не высота домов и не толпы народу. Удивило, что дома стояли большей частью отдельно и, даже когда были пристроены один к другому, не образовывали сплошной линии. Зигзаги и диспропорции, не говоря уже об архитектурной эклектике, — неотъемлемая часть московского стиля. С моей точки зрения, это был не город, а что-то другое. Может быть, хорошее, но другое.
Настоящий город носил имя Львов, иногда мы называли его по-немецки Лембергом и — горделиво — маленьким Парижем. Не только в Париже, но вообще за границей никто из нас тогда не бывал. Но когда гораздо позднее мы посетили Прагу, Краков, Берлин и даже сам Париж, каждый из них больше всего напоминал нам Львов, то есть истинный Город, только в большем масштабе. В Вене, куда я попал сравнительно недавно, со мной вообще случился эффект дежавю. Я вдруг увидел знакомых людей — знакомых не буквально, а по психофизическому и культурному архетипу, по стилю одежды, по манере заходить в кафе, небрежно бросая пальто, пригубливать чашечку кофе. Не мудрено: ведь мы с этими людьми жили в одной империи — Австро-Венгерской, только в разное время. И хотя той империи нет уже вот как 100 лет, ее дух живет во Львове, не убитый полувековой принадлежностью к другой империи — советской.
Любая империя, как мы знаем, обречена, но в эпоху расцвета создает свою мультикультуру, иногда чрезвычайно богатую. Во Львове мы это ощущали как нигде: в городе жили русские, евреи, армяне, поляки и, естественно, украинцы. Все дружили — или нам только так казалось? Наверное, все же нет, не казалось, а было на самом деле. Хотя случались моменты, когда я, русский по крови и языку, хоть и свободно владевший украинским, чувствовал на себе уколы местного национализма. А легенды, правдивые и не очень, про бандеровский террор конца 1940-х достались нам в наследство от родителей: многие с ним столкнулись самым непосредственным образом. Однако я всегда отделял крайности от самосознания нации — так же как, оказавшись в России, категорически не принял идеологию русского национализма.
Мне кажется, мой львовский background лучше любого психоаналитика излечил меня от типовых российских комплексов — мании имперского величия и чувства неполноценности по отношению к Западу. От всего того, что сегодня расцвело пышным цветом и достигло масштаба национальной катастрофы. Произошло это на почве украинского конфликта, тем самым засвидетельствовав, что Украина исторически предназначена служить подсознанием России — так же как Россия была, а может, и остается подсознанием Запада.