В конце июля режиссёр и медиахудожник Габбилен Галычев презентовал в Мультимедиа Арт музее свой «A.I.Q. Test» — цифровой спектакль в формате анкеты Google Forms. Журнал ТЕАТР. разбирается, в какой момент тест становится спектаклем.
Пандемия усилила и без того активно расширяющийся поиск театральных форм. Спектакли, доступ к которым можно получить в любое время и в любом месте, быстро стали популярны, но в отсутствие личного контакта так же быстро и наскучили. Борясь за зрительское внимание, режиссёры стали искать театральность в сферах, максимально далёких не только от театра, но и от творчества вообще. Так появилась постановка Габбилена Галычева «A.I.Q. Test», в котором зрителю-участнику предлагается пройти опросник, на первый взгляд, напоминающий вузовские анкеты, которые просят заполнять студенты-журналисты, социологи или психологи, собирая базу для диплома.
Разберёмся, почему спектакль-тест на поверку оказывается вполне знакомой конфетой в новой, причудливой упаковке. И почему сама упаковка стоит того, чтобы потратить время на её разглядывание.
В какой момент это становится театром?
На самом деле, спектакли-анкеты существовали и раньше. Например, в постановке швейцарской театральной компании «Magic Garden» — «Questioning» зрителей рассаживали напротив друг друга и раздавали опросники — о самих заполняющих и тех, кто их окружает. Так участники становились частью постановки и во многом её создателями — переживания рифмовались с пространством, резонировали с людьми, сидящими напротив. Но за заполнением анкет стояло пусть невербальное, но общение участников между собой, а по результатам опроса человек мог узнать, как его видят со стороны. В «A.I.Q. TESTе» нет и этого. Человек останется один на один с компьютером, становясь частью исследования, результаты которого никому не пригодятся.
Анкета Габбилена Галычева — это мокьюментари, притворяющееся, будто опрос основан на классическом тесте Тьюринга (где нужно доказать, что ты человек, а не машина). Псевдонаучность — приманка для зрителей, в первые минуты она работает отлично. Однако анкета постоянно пытается обмануть ожидания, меняя тактику и стремясь удивлять. Постепенно между участником и текстом формируются личные отношения: возникает диалог, вырастающий в эмоциональный баттл. Смена реакций, возникающих при ответе на вопросы теста, становятся тем самым театральным переживанием, которое происходит с нами-зрителями прямо сейчас.
Как же это работает?
Начинаю заполнять анкету. После стандартных вопросов — пол, возраст, образование — меня внезапно просят выбрать любимый цвет из представленных 84 оттенков (спасибо, Габбилен, я расширила свои познания о цветовой палитре). Выбираю. Потом окажется, что это был один из самых «нормальных» вопросов.
«Пожалуйста, оцените степень удовольствия, полученного вами во время прохождения данного теста по десятибальной шкале» — просит меня тест на 44-м вопросе (я прохожу его в обратном порядке — это безальтернативная опция — так что для меня он в первой десятке). Ставлю «7». Ответ не принимается. Тест проявляет «характер». Всплывает комментарий: «Но мы же старались». Чтобы перейти к следующему вопросу, оценка должна быть не меньше 8. Принимаю правила, но на свой манер — пишу трёхзначное число из цифр, в сумме дающих «6».
Меня-зрителя «разводят на чувства». Это неприятно. В ответ срабатывает энергия протеста, возникает азарт: с этого момента буду пытаться переиграть машину.
«Хотите перейти к следующему вопросу?» — Хочу, мне интересно, что еще приберегла эта странная анкета. Закрадывается сомнение: неужели, если я выберу «нет», тест, правда, закончится? Пробую. — Страница перезагружается. «Хотите перейти к следующему вопросу?» Мой выбор — иллюзия. Мне не позволено ответить что-то, кроме «да». Система играет со зрителем, как кошка с мышкой, уже застрявшей в мышеловке — если я хочу дойти до конца, нужно терпеть.
«Ты заходишь в малознакомую комнату, которая затемнена. В ней есть две лампы – газовая и бензиновая. Что ты зажжёшь в первую очередь?» — Это детская загадка. Я знаю ответ. Его нет среди представленных двух вариантов. Я понимаю, что при любом выборе из предложенных, отвечу неправильно. Догадываюсь, что после отправки ответа меня подстебнут за неправильность. Злюсь. Отправляю ответ. Естественно, меня подстёбывают. Но ещё и хвалят. Извиняются за подколы, делают комплимент — и в этом сочетании очень явно узнаётся манера поведения манипулятора-абьюзера.
Опрос перенял человеческую (не)предсказуемость и наглость. Это вызывает смешанные чувства: с одной стороны, полностью пропадает ощущение, будто общаешься с компьютером. Я-зритель вступаю в прямой диалог с токсичным «персонажем-автором», языком которого разговаривает тест. Его провокации очень быстро вызывают эмоциональный ответ: я не упускаю возможности сострить, уколоть, а иногда пофлиртовать. С другой стороны, этот герой-тест в высшей степени неприятен. Сравнение с игрой в кошки-мышки возникло не случайно: абьюзер с экрана приглашает зрителя исполнять функцию жертвы — принимающей насильственные правила игры или пытающейся сопротивляться. И пусть привлечение внимания с помощью обмана и шантажа все ещё успешно работает, все же в современном контексте этот приём откровенно не нов.
К финалу ткань спектакля распадается на нити. Вопросов много, тест изменчив и колюч, но, похоже, за его провокацией стоит лишь желание удивлять и вовлекать. Это спектакль про форму, а не про содержание. В нём пока не заложен метасюжет, который связывал бы разрозненные вопросы друг с другом и давал повод размышлять о нем и после закрытия анкеты. Есть лишь своеобразный замысел, нестандартный герой (он же автор) и его способность вовлекать в игру. Но форма, лишенная отчетливого, стройного содержания, не может работать долго: потому что, когда долго идёшь по пути, ведущем в никуда, даже если по дороге были интересные встречи, остается пусть легкое, но разочарование.