В стране появился театр, ради которого стоит ехать на юг, в Ростов‐на‐Дону. Это независимый театр «18+», он действует на площадке Makaronka, играет современную пьесу и в нынешнем июне привозил в Москву на «Новую драму» «Ханану».

Ждать следующих гастролей ни к чему. Нужно ехать в Ростов и смотреть «18+» вместе с теми, для кого он создавался, изучать Ростов по театру и вместе с театром. Тем более, что один из спектаклей, «Волшебная страна», в конце лета идет прямо в городе.

Коноводят в театре Юрий Муравицкий и Герман Греков, старый новодрамовский тандем. Ставят молодые режиссеры из Москвы — Олеся Невмержицкая, Талгат Баталов, Егор Матвеев, Сергей Чехов. На гастроли в «18+» ездят Театр. doc и курс Муравицкого из Московской школы нового кино. Лекции о современном театре читает Алексей Киселев из «Афиши». Читки, кинопоказы, дискуссии. Словом, афиша «18+» стоит центрового театра.

Но. Это не Театр.doc с его фокусом на документации реальности. И не театр post c его постдраматическими штудиями. И не казанский «Угол», известный экспансиями в город и за город. «18+» другой.

«18+» создает альтернативу ростовскому официозу, в том числе местной Драме — дому в форме трактора, где самым громким событием за годы была постановка «Сталин-часовщик». «18+» — контркультура. На одном полюсе программы ростовчанин Сергей Медведев — поэт и магический реалист с прекрасным южным чувством юмора. На другом полюсе Михаил Волохов, который писал в паузе между новой волной и новой драмой и остался одиноким волком своего поколения (новодрамовская молодежь лучше знает его как автора «Вышки Чикатило», утверждавшего, что с нее Вырыпаев списал свой «Июль»; нынешней весной Греков поставил его «Хроники Макбета», где герои — пожилая пара тюремных надзирателей-садистов).

Или взять «Ханану», опус магнум Муравицкого и Грекова. «Русский гиньоль», как называет «Ханану» Муравицкий, постмодернистски дрейфует между Макдонахом и Сорокиным и не укладывается ни в один из популярных трендов. Сюжет рифмует отечественную гадость с ветхозаветными страстями, в языке замешаны литературные цитаты с отборным матом. Самый затратный и самый продолжительный спектакль «18+» Муравицкий репетировал год, подыскивая ключи к тексту (способ актерского существования в современном тексте — предмет бесконечного поиска Муравицкого). Гиперреалистичный быт был заперт в павильон и затянут тепличной пленкой. Артист направляется обычной походкой из-за кулис в павильон — несет, допустим, свиную голову или трехлитровую бутыль — а входя, сгибается в три погибели и кричит не своим голосом. Можно сказать, что персонажи «Хананы» — маски. Или социум скрутил персонажей в бараний рог наподобие античного рока или ветхозаветной судьбы — можно и так сказать.

«Текст должен как зеленый чай раскрыться», — говорит Муравицкий. И текст раскрывается перед нами три часа без продыха.

Прекрасная и беспощадная «Ханана» украсила бы репертуар большого театра. Но могла появиться только в маленьком и частном. Такова логика русского театра.

В начало

Кому же принадлежит «маленький и частный».

Это Евгений Самойлов, бизнесмен, коллекционер современного искусства и ростовский трендсеттер. Несколько лет назад Самойлов создал в старой армянской части Ростова под названием Нахичевань галерею 16th Lane. При галерее открыл гастрономический ресторан с винотекой и хьюмидором. Дело шло, Самойлов стал расширяться и на параллельной улице в здании бывшей макаронной фабрики затеял демократичную площадку Makaronka — с выставочным залом, концертной площадкой и театральной сценой. Театр открывался вербатимом «Папа». Вербатим — моя чашка чая. В январе 2013 года я полетела на премьеру.

Гостей из Москвы Самойлов принимал в подземной винотеке. В меню на крафтовой бумаге среди блюд числились голуби. Увидев их, я непроизвольно заржала: на югах голубей мальчишки с голоду всегда жарили на углях.

«Вот и наши пацаны ржут», — привычно расстроился Самойлов. На голубях настоял его повар с мишленовским cv.

Будучи просвещенным ростовчанином, Самойлов делал все по-европейски. Вот и в комплексе с рестораном и галереей он видел современный театр, дерзкий и актуальный. А поскольку самым интересным в плане театра в Ростове была деятельность Ольги Калашниковой, лелеявшей на обочине Молодежного театра драматургическую волну, то Оля поначалу и развивала площадку.

Муравицкий, художественный руководитель театра, помнит это так:

«Я приехал к Оле Калашниковой делать читку своей пьесы «Порнография» на фестиваль «Ростовские чтения». Она проходила в галерее на 16 линии. И остался сделать тюремный проект с Машей Зелинской и Славой Дурненковым. Сделал и уехал. Хотя подумал: «Какой хороший город». Я человек южный, из Бердичева, мне все здесь близко, от мелодики речи до частного сектора. Я чувствую себя здесь как рыба в воде. Люди в Ростове любопытные и, что очень круто в них, они быстро схватывают. Я, когда репетировал читку, был поражен тем, что актерам не нужно подолгу объяснять».

Мы разговариваем с Муравицким в ЦИМе, где к фестивалю «Новая драма» готовятся гастроли его «Хананы». За соседним столом лениво ковыряет

«В Ростове соображают быстро, но недолго. Лень — второе качество южных людей».

Муравицкий продолжает: «Потом мне звонит Оля и говорит: «Женя хочет сделать театр. Он предлагает мне, а я одна боюсь, давай вместе». Я приехал, было лето, в здании макаронной фабрики, будущей «Макаронке», готовился фестиваль стрит-арта — гоп-арта, паблик-арта. Перед ремонтом этот фестиваль прокачал пространство. Приехала тьма пейнтеров. А тут я со своей концепцией. Обсудили ее, и Женя говорит: «Все круто». Стали думать над названием, и тут кто-то из художников говорит: «18+». На нем и остановились».

«18+» — то есть «театр по-взрослому». Или, «театр на 18 линии». «Театр плюс современное искусство, кино и музыка». Это я от себя.

Муравицкий: «Осенью я приехал снова. Мы пришли к макаронной фабрике, пожилой армянин открыл нам ворота, которые и теперь висят на театре. Я вхожу внутрь. Там пыльные цеха. Максим, который теперь технический директор, спрашивает: «Ну что, где сцену делать будем?»

Вставка

Открывались «Папой» (в том смысле, что если бандитская Одесса — мама, то Ростов — круче).

Любовь Мульменко вместе с ростовскими актерами и драматургами Сергеем Медведевым и Марией Зелинской интервьюировали горожан. Из интервью создавались вербатимы — вербальные портреты горожан.

Мульменко документировала проект для «Кольты» (archives.colta.ru/docs/12966)

«Разобрались с темами, раздали актерам наряды и диктофоны. Юных, школьного вида Арину и Марину отправили в полицейский участок. Трех человек снарядили в парикмахерские (их в Ростове аномально много). Артист Саша вызвался интервьюировать знакомого пацана, второй артист Саша — знакомого фотографа, артистка Лика — соседа-водителя. С музыкантами решили общаться сами: по музыканту в день».

Документальный мюзикл открывал монологом Папа Срапа, он же Эдуард Срапионов, легендарная ростовская личность — инженер, который играет на самодельных синтезаторах. Пели дарк-шансонье Денис Третьяков и его группа «Церковь детства». Художник и музыкант Максим Ильинов исполнял казачий православный рэп.

«На этих трех, скажем, столпах — патриотическом, психоделическом и апокалиптическом — стоит наш мюзикл», — писала Мульменко.

К премьере «Макаронку» привели в божеский вид. Кирпич изнутри побелили, дверь снаружи отчистили. Ты входил с яркого света внутрь — и в глаза кидалось пятно красного дивана. В театральном зале красного кирпича водрузили массивные кожаные кресла. На премьере Самойлов занимал кресло в первом ряду и озирался на зрителей. Публика — солидная и, так сказать, не чуждая новизны — сидела разинув рот и не знала, как относиться к происходящему. Со сцены неслись родная речь, казачий рэп, допустим, всё это они когда-то слышали — но чтоб в театре? Речь и песни сплавлялись в портрет города, веселого, но не слишком пригодного для счастья. Мужчины смеялись в кулак, женщины закатывали глаза. Мы встретились глазами с Самойловым. «Боже, что это?» «Это что надо!»

Через год «Папу» привезли в Москву. Спектакль взял в программу «Новая пьеса» фестиваль «Золотая маска». Играли в старом «Доке» в Трехпрудном. Причем дважды, поскольку зал не вмещал желающих. На дискуссии Максим Ильинов развернул репродукцию «Черного квадрата» Малевича: «Это наше казачье искусство!» Малевич, допустим, из Конотопа. Но с Ильиновым никто не спорил — казачества в Москве в 2014-м уже побаивались.

Со временем ресторан и солидную галерею Самойлову пришлось закрыть. Ростовчане не оценили голубей. Современное искусство предпочитали покупать на западе. Коллекция Самойлова переехала в «Макаронку»: в отличие от мишленовской кухни демократичная площадка и театр проявили живучесть и способность развиваться.

Командная строка

Со временем в «Макаронке» собралась команда, способная управлять площадкой на 80 мест, организовывать гастроли, выставки, концерты, лекции, кинопоказы — и спектакли, включая спектакли за пределами площадки.

Во главе площадки, как говорилось, двое. Муравицкий — художественный руководитель. Греков — главный режиссер.

Муравицкий: «Германа знаю двадцать лет. Я поступил в Воронежскую академию искусств на актерский факультет — он уже два года там учится. Я приехал в Самарский академический театр работать артистом — а он уже там работает два года. Приехал в Ростов — через три года позвал сюда Германа. В разное время он подкидывал мне книги, которые меняли меня. В определении Кастанеды он «сновидящий», а я «сталкер». Он проводит время внутри себя, а я реализую себя в пространстве».

В репертуаре «18+» три их совместных работы. Играют артисты государс- твенных театров — по преимуществу сюда на сторону ходят актеры Молодежного театра.

«У нас есть контакт с городской средой, с культурой и контркультурой, к нам ходят интересные люди, у нас появился резидент — театр танца «Кувырком» делает крутые вещи в современном танце. Театральная среда другое дело. Не думаю, что там признаются себе в том, что мы соперники, но мы им мешаем. Допустим, руководил Драматическим театром товарищ Пугин, драма в форме трактора, он просто репрессировал артистов за участие в наших проектах. Это человек, который поставил спектакль «Сталин-часовщик», месседж которого в том, что Сталин хотел как лучше. С Молодежным театром не сильно проще. Там репрессий нет, но наши просьбы и пожелания не учитываются».

Об этом я знаю не понаслышке. В прошлом феврале ЦИМ и «18+» планировали гастроли в Москву «Исповеди мазохиста». Уже билеты завели в продажу — пришлось снимать. Одного из артистов не отпустили из театра. На гастроли «Хананы» трое артистов прилетели перед самым спектаклем: с утра в Молодежном они играли «Золушку».

Вперед

Что у «18+» впереди, спрашиваю у Муравицкого.

«Мы набрали определенную мощность. Мы делаем амбициозные по постановочным решениям спектакли с большим количеством актеров и приглашенными режиссерами. У нас много таких спектаклей, у нас вообще много всего и это здорово, я доволен тем, как театр развивается, я в принципе всем доволен. Но теперь нужно остановиться. Главная идея будущих лет — минимализм. Мы должны сбавить обороты, чтобы количество перешло в качество. Ну, и главное — мы должны сохранять независимость от государства».

Туда и обратно

Амбициозные художники из города уезжали всегда. Уехал Анатолий Васильев. Кирилл Серебренников. Поэта и драматурга Сергея Медведева ставили в московской «Практике», но не дома. Уехали Авдей Тер-Оганьян, Валерий Кошляков, Юрий Шабельников — члены ростовской и таганрогской группировки «Искусство или смерть», а вслед за ними младший из их круга Всеволод Лисовский. Уехал Максим Белозор, написавший о них книгу «Волшебная страна». Сергей Сапожников, фотограф и художник, которого облюбовал фонд V-A-C, уехал тоже. Драматург Мария Зелинская. Всех не перечесть.

«18+» возвращает Ростову ростовское. Оксана Зиброва ставит пьесы Анны Донатовой и Сергея Медведева. Играют пьесы Марии Зелинской. В «Ханане» зонги поет Денис Третьяков — лидер «Церкви детства» и дуэта «Братья Тузловы». Вот и Лисовский через четверть века вернулся домой, чтобы сделать спектакль-путешествие «Волшебная страна»: Сапожников создал в старом городе инсталляции, между которыми Лисовский ведет людей маршрутами своих старших товарищей, которые ушли из города, а большинство — из жизни.

Вряд ли театр избрал для себя такую миссию — возвращение ростовчан на родину. Просто «18+» делают люди, которые помнят по Перми и Воронежу, во что выливается экспансия в город москвичей, которые лучше всех знают, что именно городу нужно. Они адекватны, поэтому делают ростовский театр для ростовчан. Именно поэтому он и интересен со стороны.