Корреспонденты ТЕАТРА. Побывали на новом представлении питерского «Антикварного цирка». И задумались о том, чем сегодня для нас является цирк.
Обычно новогодние каникулы для детского театра – время, провальное с точки зрения высокого искусства (зато прибыльное с точки зрения пополнения бюджета). Бесконечные дневные «Щелкунчики» и «Аленькие цветочки» перемежаются спектаклями про Деда Мороза и хороводами вокруг елки. Но иногда в стремительном вихре новогодней бессмыслицы все-таки случаются перебои. И тогда на свет появляются «зимние» спектакли, которые уже не первый год создает «Антикварный цирк»: «Мандариновый ангел» и «Новогодняя сказка для ежика с оркестром», «История года» и «Аттракцион для Петрушки с оркестром». Премьера последнего состоялась в канун 2019 в московской «Филармонии-2», а после Нового года циркачи ненадолго переехали в Концертный зал Чайковского.
Тяните носочки!
Как бывает в «Антикварном цирке», действие началось еще до третьего звонка. Дети и их родители с удивлением наблюдали, как обаятельный молодой человек в красной лыжной шапочке задорно делает селфи на фоне занявшего большую часть сцены огромного колеса и притулившегося сбоку плюшевого медведя. Конечно, в какой-то момент ограждения не выдержали, и юноша свалился прямо на сцену. Работники зала дружно засуетились и принялись кричать «охрана!» Взрослые в зале от удивления забыли о мобильных телефонах, дети восторженно загомонили – началась веселая заваруха.
И вот уже на сцене появились странные куклы – то ли из японских аниме, то ли с полотен представителей поп-арта, и в очередной раз можно было поразиться смелости режиссера Елены Польди. Это же надо, выбрать такое изобразительное решение в спектакле на «исконно русскую» тему – про Петрушку! Между тем, решение полностью себя оправдало. Дело в том, что всякий, кто берётся воплощать «Петрушку» традиционным образом, рискует оказаться в кильватере Александра Бенуа, художника классической дягилевской постановки, – это уже не раз случалось, и копия всегда оказывалась хуже оригинала. Польди же пошла от противного, и мало того, что выскочила из рамок «русской народной сказки», придав истории универсальный характер, но и максимально приблизила ее к современному зрителю. Не будем лукавить: лирическая героиня в юбке в горошек и с развевающейся челкой а ля Мерелин Монро гораздо ближе и понятнее современным детям, чем традиционная Коломбина. И хотя главный герой был вполне узнаваем: лыжная шапочка ловко обернулась красным колпачком, обычная одежда – курточкой и шортами, из общего строя он не выбивался. Тут ведь все дело в деталях. Вот скажем, Арап. Весь такой гладкий, но бугрящийся мышцами. А мышцы-то не просто для красоты – это страховка, ибо трюки рыцарь выполняет довольно рискованные. Но обычный зритель об этом не думает, он любуется выразительным костюмом.
Вот это в «Антикварном цирке» всегда впечатляет больше всего – сочетание эстетики и функционала. Это же цирк, трюки, здесь важна безопасность. Но все страховки так изящно спрятаны и обыграны, что зритель их просто не замечает. А внимание обращает на отточенное выполнение трюков. В спортивной гимнастике есть понятие «оттянутые носочки». Это не просто чистое выполнение упражнения, это особый шик, предельная сосредоточенность, отсутствие даже намека на расхлябанность. Польди всегда добивается от своих артистов именно этого – оттянутых носочков. Трюк не просто должен быть сделан хорошо, в нем должна быть легкость, изыск, полет. Тогда у зрителя рождается ощущение счастья, причастности к настоящему волшебству.
Помимо красоты и мастерства, две важных составляющих «Антикварного цирка» – игра и юмор. Здесь можно разобрать игрушечного медведя на части (ах, озорник Петрушка!) и собрать его заново, да так, что он оживет. А потом вступить с ним в уморительно-смешную схватку, напоминающую танец, кружиться, отрывая друг друга от пола и устроить настоящую кучу-малу. Здесь можно использовать резиновых свинок в качестве музыкальных инструментов и ловко играть на них разными частями тела. Можно взлететь вверх на воздушном шаре и вывалиться из него так, что все зрители на секунду замрут в страхе и восторге. Можно выстроить высокую пирамиду из разноцветных кубиков и ловко балансировать на ней. А для взрослых есть своя игра – целый букет аллюзий, угадывать которые забавно и увлекательно.
Приятно, что музыкальный строй полностью соответствовал режиссерскому решению. Здесь мирно уживались и плавно перетекали друг в друга Стравинский, Россини и Фредди Меркьюри. Честно говоря, я побаивалась, что детям (а среди них были совсем крохи) сложно будет слушать симфонический оркестр и воспринимать так много разной музыки сразу. Ничуть не бывало! Музыкальная дорожка и изображение были так ловко подогнаны друг к другу, ритм так точно выдержан, а актеры так заразительны, что время пролетело абсолютно незаметно. И в конце уже весь зал включился в игру, возвращая артистам разноцветные воздушные шары, летящие в зал. И выросла прямо из-под земли огромная елка (отдельное произведение искусства). И никто не хотел расходиться.
Инна Розова
Скрепы и чудо
Похоже, этика и эстетика становятся в нашей стране двумя сторонами одной медали. Те, кто жил и страдал при советской власти, прекрасно помнят, как идеология определяла не только ассортимент продовольственных товаров, но и возможности проведения культурного досуга – неугодные книги не издавались, авторы изгонялись, картины уничтожались, спектакли запрещались. Граждане должны были носить однотипную одежду, голосовать за одну партию и любить одни и те же фильмы. Малейшее отклонение от заданного курса воспринималось как крамола и повод для репрессий. Зато чем более бездумным и безобидным казалось искусство, тем больше оно продвигалось и поощрялось.
Например, советский цирк, который, если верить известной песне, «умеет делать чудеса». Что, собственно, такого расчудесного в нем было? Почему в отличие от театра и подобно балету, он почти всегда был выездным, более того, в какой-то момент (на излете брежневской эпохи) стал важной строкой советского культурного экспорта. Мне кажется, причина тут в том, что, как и фигурное катание, цирк демонстрировал физическую (а, следовательно, ментальную) мощь советского народа, его техническое совершенство и способность «сражаться до конца». Цирк не ассоциировался с искусством, он балансировал где-то на грани между спортом и массовой культурой, чаще скатываясь к дешевому аттракциону.
Когда империя пала, казалось, что вместе с ней падут все придуманные ею нелепые учреждения и организации, но этого, разумеется, не произошло. Система государственного репертуарного театра никуда не исчезла, никуда не делся и старый добрый стационарный цирк. Просто к нему прибавились группы, труппы и компании всех мастей, которые в перестроечные времена нищенствовали и еле перебивались с хлеба на воду, а потом постепенно встали с колен и даже захотели чего-то нового. В цирк – развлечение для малолетних, к которому официальные культурные власти относились как к «недоискусству», пришли, страшно сказать, режиссеры и выпускники иностранных цирковых институтов.
Однако, генетическая память сильнее здравого смысла и духа времени. Если бабушки водили нас в цирк по остаточному принципу, то и мы сами будем водить своих детей туда, чтоб помолчали или поржали. Ждать смысла и содержания от циркового представления – да боже упаси! А красоты и драйва – уж и подавно. Цирк – это когда собачки, слоны (на худой конец тигры) и обезьянки, когда глупые шутки и бездарная клоунада, когда гимнасты и фокусники. Но это точно не когда классическая музыка, аллюзии из истории искусства, пластические шутки и перевертыши, понятные каждому независимо от возраста, пола и социального статуса.
Наши собственные предубеждения и возрастная маркировка сыграла с цирком в России плохую шутку. Пока весь мир от Франции до Китая осваивает новые приемы и привыкает к тому, что цирк – это вовсе необязательно пошло и глупо, у нас по-прежнему в чести номера с дрессированными животными и набившие оскомину трюки. Про так называемый «новый цирк» (не такой уж он и новый, между нами говоря) никто (ну или почти никто) и слышать не хочет, родителям – а вслед за ними и детям – подавай попугайчиков и послушно тявкающих собачек. По крайней мере, так происходит там, где «скрепы» важнее собственного мнения.
Именно поэтому так важно прививать публике вкус, не считать ее дурой, работать с ней. Если шесть лет назад представления «Антикварного цирка» собирали избранных зрителей, тех, кто мог заказать частную вечеринку или день рождения для своего ребенка, то теперь в десятки раз больше семей, среди которых зрители Центра имени Мейерхольда и посетители Концертного зала имени Чайковского, могут приобщиться к искусству. А вот жители окраин, не привыкшие к тому, что цирк – это еще и красиво (и тем более умно) – оказались не готовы к такому повороту. Они голосуют за старое доброе, похоже, даже не задумываясь о том, что оно давно устарело и выглядит, скорее, смешным и нелепым анахронизмом, чем живым и настоящим. Весь вопрос в том, позволят ли художникам показать им (нам) волшебный новый мир или будут и дальше навязывать «истинные ценности».
Ника Пархомовская