Максим Диденко на репетиции. Фото: Глеб Кузнецов.
В Воронежском Камерном театре, в рамках «АРТ-ЛАБОРАТОРИИ» — совместного проекта фестиваля TERRITORIЯ и компании СИБУР — показали пластический перформанс Максима Диденко по тексту Дмитрия Пригова “Широка страна моя родная”.
С советской песней на стихи Лебедева-Кумача, написанной в 1936-м для фильма «Цирк», Дмитрий Пригов в 1974-м поступил как шекспировский Полоний с любовным письмом Гамлета: воспроизвел текст полностью, но прокомментировал каждое слово. Так что оригинальный текст, давно уже ставший штампом, потонул в еще больших штампах. «Пример интертекстуальности» — объясняют филологи.
«Всюду жизнь привольна — без эксплуатации человека человеком, без национального, расового и религиозного гнета, / и широка /
Словно Волга, Дон, Днепр, Днестр, Лена, Кама…» — пишет Дмитрий Александрович Пригов, перечисляя десятки названий рек, накручивая факты и превращая стихотворение в сплошной абсурд.
Этот приговский текст и выбрал Максим Диденко, один из самых интересных и энергичных режиссеров нового поколения, сплавляющий визуальный и физический театр, слово и пластику. Совсем недавно, в Москве, в доме чиновника Спиридонова вышел его «Черный русский» — квест по мотивам пушкинского Дубровского. И вот уже Диденко в Воронеже.
7- дневная лаборатория с 32 студентами Воронежского института искусств (курс Михаила Бычкова и курс Руслана Маликова) закончилась показом 45-минутного пластического перформанса. Те, кто знает предыдущие спектакли Диденко, наверняка заметили бы в этой работе что-то из его «Конармии» (по Бабелю) и «Земли» (по фильму Довженко). Но «Широка страна моя родная» — шаг вперед: режиссер на этот раз работает в одно касание, без нарочито-трагических, давящих образов, а смысл возникает как бы сам собой: из междометий, которые выкрикивают или выпевают студенты в белых рубашках и черных брюках; из пластических композиций, напоминающих о мейерхольдовской биомеханике и живых пирамидах сталинских парадов (к которым Мейерхольд тоже приложил руку). Выполненные при неярком свете и в чуть замедленном темпе эти композиции («кинетические скульптуры» называет их сам Максим Диденко) дают зрителю возможность осмыслить ту внешне бравурную и вполне кошмарную действительность, когда Лебедев-Кумач писал свою песню. Эту песню, сперва без приговских комментариев, в прологе пропевает высокий парень в белой рубашке. А потом текст как бы распадается на звуки, шепоты, народные заплачки, биомеханические и дыхательные упражнения, кувырки, подскоки — все, что обычно делают студенты, тут каким-то образом собирается в серию офортов, напоминающих об изломах советской истории.
Последняя часть спектакля — весь текст советской песни с бесконечными вставками Пригова, читает студентка Юлия Городова. Надо сказать, ей удается не только держать внимание зала, но передать витиеватую приговскую иронию, стоящую за всеми этими «Старикам — женщинам после 50, а мужчинам после 55 лет — везде у нас почет и бесплатные пенсии от 60 рублей….».
Текст в ее исполнении звучит так же медленно и лукаво, как извиваются за ее спинами сокурсники, потихоньку пробираясь к выходу. В финале небольшой зал, где зрители сидят в трех метрах от исполнителей, остается пустым. Освещение тусклое. Словно и не было ни спектакля, ни безумных советских лет.
В Воронежском Камерном театре, в рамках «АРТ-ЛАБОРАТОРИИ» — совместного проекта фестиваля TERRITORIЯ и компании СИБУР — показали пластический перформанс Максима Диденко по тексту Дмитрия Пригова. Рассказывает АЛЛА ШЕНДЕРОВА.
С советской песней на стихи Лебедева-Кумача, написанной в 1936-м для фильма «Цирк», Дмитрий Пригов в 1974-м поступил как шекспировский Полоний с любовным письмом Гамлета: воспроизвел текст полностью, но прокомментировал каждое слово. Так что оригинальный текст, давно уже ставший штампом, потонул в еще больших штампах. «Пример интертекстуальности» — объясняют филологи.
«Всюду жизнь привольна — без эксплуатации человека человеком, без национального, расового и религиозного гнета, / и широка /
Словно Волга, Дон, Днепр, Днестр, Лена, Кама…» — пишет Дмитрий Александрович Пригов, перечисляя десятки названий рек, накручивая факты и превращая стихотворение в сплошной абсурд.
Этот приговский текст и выбрал Максим Диденко, один из самых интересных и энергичных режиссеров нового поколения, сплавляющий визуальный и физический театр, слово и пластику. Совсем недавно, в Москве, в доме чиновника Спиридонова вышел его «Черный русский» — квест по мотивам пушкинского Дубровского. И вот уже Диденко в Воронеже.
7- дневная лаборатория с 32 студентами Воронежского института искусств (курс Михаила Бычкова и курс Руслана Маликова) закончилась показом 45-минутного пластического перформанса. Те, кто знает предыдущие спектакли Диденко, наверняка заметили бы в этой работе что-то из его «Конармии» (по Бабелю) и «Земли» (по фильму Довженко). Но «Широка страна моя родная» — шаг вперед: режиссер на этот раз работает в одно касание, без нарочито-трагических, давящих образов, а смысл возникает как бы сам собой: из междометий, которые выкрикивают или выпевают студенты в белых рубашках и черных брюках; из пластических композиций, напоминающих о мейерхольдовской биомеханике и живых пирамидах сталинских парадов (к которым Мейерхольд тоже приложил руку). Выполненные при неярком свете и в чуть замедленном темпе эти композиции («кинетические скульптуры» называет их сам Максим Диденко) дают зрителю возможность осмыслить ту внешне бравурную и вполне кошмарную действительность, когда Лебедев-Кумач писал свою песню. Эту песню, сперва без приговских комментариев, в прологе пропевает высокий парень в белой рубашке. А потом текст как бы распадается на звуки, шепоты, народные заплачки, биомеханические и дыхательные упражнения, кувырки, подскоки — все, что обычно делают студенты, тут каким-то образом собирается в серию офортов, напоминающих об изломах советской истории.
Последняя часть спектакля — весь текст советской песни с бесконечными вставками Пригова, читает студентка Юлия Городова. Надо сказать, ей удается не только держать внимание зала, но передать витиеватую приговскую иронию, стоящую за всеми этими «Старикам — женщинам после 50, а мужчинам после 55 лет — везде у нас почет и бесплатные пенсии от 60 рублей….».
Текст в ее исполнении звучит так же медленно и лукаво, как извиваются за ее спинами сокурсники, потихоньку пробираясь к выходу. В финале небольшой зал, где зрители сидят в трех метрах от исполнителей, остается пустым. Освещение тусклое. Словно и не было ни спектакля, ни безумных советских лет.