В театре «Современник» вышел спектакль ученицы Римаса Туминаса Гульназ Балпейсовой «Это моя жизнь» по пьесе Атола Фугарда «Здесь живут люди» в переводе Владимира Воронина. Выбор пьесы интересный, и идет она на российской сцене не то, чтобы часто. Однако полноценной удачей спектакль назвать трудно.
В 1998 году пьеса «Это моя жизнь» вышла в петербургском театре Сатиры (постановка Алексея Янковского), в 2017 – в театре «Ведогонь» в режиссуре Сергея Виноградова. Интересно, что в англоязычном театральном пространстве южноафриканский драматург Атол Фугард всемирно прославился другими текстами – одним из его хитов является частично автобиографическая пьеса «Мастер Гарольд и ученики» (1982) о взрослении среди расистских предрассудков, из более ранних пьес Фугарда наиболее известны «Кровные узы» (1961) и «Сизве Банси умер» (1972). Пьеса «Здесь живут люди» написана в 1969 году и была поставлена коллективом «The Serpent Players», который сам Фугард создал в начале 1960-х годов – и тогда, и позже, критикой отмечалась размытость ее психологических характеристик, отсутствие интенсивности, правдивости и динамики, свойственных другим пьесам автора. Тем не менее, для русского театра, кажется, именно пьеса «Здесь живут люди» – самая приемлемая для постановок, так как впрямую не связана ни с какими конкретными социальными и политическими реалиями, и может быть развернута в разные психологические и жанровые плоскости.
По жанру эта пьеса тоже не находит для себя точных границ, имеет элементы подражания другим драматургам. Так, Фугард пытается добавить в пьесу атмосферу в стиле Гарольда Пинтера, чьи пьесы «День Рождения», «Сторож», «Возвращение домой» были поставлены в Великобритании (в том числе, и в постановках Питера Холла в Королевском Шекспировском театре) – это и постоянное присутствие некого постояльца Алерса, так и не появляющегося на сцене, но влияющего на всех персонажей, в первую очередь, на главную героиню, сексуальные подтексты некоторых разговоров, иногда открытый переход социальных условностей в беседе (замечание Дона о том, что от Милли пахнет, как от старухи). Их разыгрывание вечеринки, чтобы впечатлить Алерса, в ходе которой игра перестает быть игрой и реализует скрытые желания героев – еще одна достаточно очевидная параллель с «Любовником» Пинтера. А вот концептуально, тематически Фугард много заимствует у американской драматургии: его героиня, вдруг из домохозяйки желающая стать прекрасной и желанной женщиной, переодевающаяся в кремовое платье для ею же организованной вечеринки в честь своего дня рождения – прямая наследница и Бланш Дюбуа, пытающейся скрыться от мира, пришедшего за ней, надев свое самое красивое платье. И жены Джеймса Тайрона, наркоманки Мэри в «Долгий день уходит в ночь» Юджина О’Нила, также достающей свое подвенечное платье в память о безвозвратно ушедшей жизни.
Перед нами пьеса, которая представляет собой соединение пинтеровских приемов и символистских образов в сюжете, не выходящему за рамки реализма: 50-летняя владелица пансиона Милли вдруг вспоминает, что у неё есть право на жизнь и счастье. Из-за непростой жанровой природы пьесы и при довольно рыхлой театральной ткани всегда есть риск поставить расплывчатую историю о судьбе немолодой женщины. Сложность в том, что и четкого сюжетного конца у этой пьесы, что же выбрать – «жить или не жить» (точная гамлетовская цитата «быть или не быть» здесь звучит из уст Дона, молодого человека в вечном поиске) тоже нет. Так как наш вечный студент Дон напоминает, в том числе, и Петю Трофимова, появляется еще одна параллель. Главная героиня, желающая доказать своему жильцу (не планирующему на ней жениться), что может обойтись без него, похожа и на чеховскую Раневскую, которая хочет забыть свою былую жизнь и парижского кавалера, но возвращается туда, откуда приехала в начале пьесы. Так и Милли остается в конце пьесы у окна своего пансиона, пришедшая туда же, откуда и начала свой путь, но с новым опытом: по ходу пьесы она дает себе право на жизнь. Эта эклектичность и есть ловушка, в которую, при всех интересных решениях хоть отчасти, но попалась выпускница Щукинского училища Гульназ Балпейсова (пьесу ей посоветовал сам Римас Туминас).
К сожалению, режиссёр не пошла по пути детализации многих интересных бытовых решений пьесы, создания для неё определенного точного пространства, ведь всё же герои – почтальон Шорти и его жена Сисси, молодой человек Дон, пытающийся учиться и сдавать экзамены, и пятидесятилетняя владелица пансиона Милли. Здесь есть и разговоры про профессию почтальона, и почти открытый стриптиз Сисси перед Доном для привлечения внимания своего мужа, который, оказывается, не делит с ней постель; и подробные разговоры о походах в кино и посиделках в баре за пивом и сосисками; и много других бытовых деталей, которые могли бы создать очень точную атмосферу для этого спектакля. Но Балпейсова, художник Ольга Никитина и художник по свету Нарек Туманян создают что-то романтическое, какой-то домик среди скал и сосен (непонятно, как в таком месте можно работать почтальоном и учиться в колледже), и сам пансион Милли превращают в каркас, у которого обнажена лестница между этажами, верхний этаж унесен ветрами, а за окном бушует ветер, льет дождь, падают осенние листья. К этому можно добавить раскаты грома, периодический бой часов (правда, он прописан в пьесе) – и создается что-то романтически-байроническое, непонятно-красивое, островок среди бурь и скал, в котором приходится выживать нашим героям. Какой уж тут еженедельный субботний бар с пивом и сосисками, в которых для Милли сосредоточено все потраченное на жильца пансиона Алерса время – в таком сценическом пространстве непонятно, как эти герои вообще выбираются на улицу – ведь там, скорее всего, какие-то плоские панорамные картинки с псевдо-романтическими пейзажами.
Мешает восприятию и нарочитая музыкальность спектакля, который прекрасно мог обойтись и без этого – здесь и специально написанная музыка Олега Синкина, и эклектичная смесь из британского композитора Эдварда Элгара, неаполитанца Родольфо Фальво, навязчиво известной “Пляски смерти” Сен-Санса, а также американской рок и фолк-музыки (Джанис Джоплин, Этта Джеймс, Сиксто Родригес) с фрагментами «Лестницы в небо» Led Zeppelin. Эта эклектика не выглядит особенно продуманной, и мешает воспринимать спектакль, навязывая определенные эмоции в начале, в конце, и в других важных по смыслу сценах – как будто мы, зрители, не могли сами для себя определить ключевые его моменты. Сопровождающие многие музыкальные вставки передвижения актеров в замедленном темпе слишком условны, переводят спектакль в какой-то иной жанр (а он и так размыт) и мешают следить за происходящим, разрывая временную структуру жизни героев. Некоторые режиссёрские решения тяготеют к мелодраматическим излишествам – допустим, Сисси (Марта Хованская) совсем необязательно было крутить задом перед зрителями и обнажаться чуть ли не до трусов, а Шорти (Ефим Белосорочка) мог бы выстроить своего персонажа не так угловато и комедийно, съезжая почти в фарс.
На фото – Алёна Бабенко в спектакле “Это моя жизнь” / фото предоставлено пресс-службой театра
Но актёрское существование Алёны Бабенко в роли Милли и Ивана Стебунова в роли Дона прорывается через эти странные режиссёрско-сценические напластования, и даже может быть названо свежим, оригинальными и цельным. У Алёны Бабенко складывается очень интересный образ человека, не справляющегося со своим возрастом, так как она не сумела взять от жизни то, что ей полагалось. Сначала мы видим не такую уж старую женщину, буквально загнавшую себя в халат, нечесанность, неаккуратность, но при этом часто ведущую себя и ритмически существующую как девочка (у Бабенко с её идеальным телом и великолепной пластикой и динамикой голоса получается отлично). А позже, во второй части, мы видим, как весь этот гремучий замес девочки, не желающей быть нормальной женщиной и потерявшейся во времени, вдруг разваливается на куски и перед нами, почти как скульптура из мрамора, возникает женщина, которая хочет быть любимой и счастливой, и заменяет свои «ужимки и прыжки» на статику человека, оказавшегося в сложном периоде жизни.
Идеальным партнером по сцене для Бабенко становится Иван Стебунов, делающий из своего героя человека, который в поведении и нюансах реакций раскрывается перед нами гораздо глубже, чем заявленный в пьесе студент, не сдавший бухучет. В нем чеховский Иванов смешивается с Гамлетом и героями Сартра, которого он изучает – это человек, так же, как и Милли, прячущий от окружающих свой страх жить. Только если у неё это ужимки и бессмысленная жертвенность, то для него это постоянная дистанция, умные сентенции, сведение поступков людей к собственным определениям. Но в его случае страх перед жизнью замещается желанием попробовать и начать действовать. Его безудержно тянет к Милли, у которой поток жизненной энергии зашкаливает и требует структуризации, присутствия понимающего мужского ума, собеседника, интересующегося ею. Решением довести свой брак до консумации заканчивает пьесу и пара Шорти/Сисси (хотя два молодых актера в разы уступают работам Бабенко и Стебунова). Завершается спектакль неуместным комедийным хэппи-эндом, в котором две парочки помогают друг другу целоваться и сливаются в странном эксцентричном экстазе – режиссёр здесь явно перебарщивает с гротескной мелодрамой.
И все же, два отличных актера, сумевшие вывести из пьесы оригинальные смыслы и цельно существовать на сцене, несмотря на жанровую расплывчатость и эмоциональную условность, выбранную режиссёром, – делают «Эту мою жизнь» достойной внимания.