Журнал ТЕАТР. – об инсталляции Шишкина-Хокусая на Пражской квадриеннале-2019.
С 6 по 16 июня в Праге проходила Международная выставка сценографии и пространства/The Prague Quadrennial of Performance Design and Space. Автором росийского павильона стал Александр Шишкин-Хокусай при участии СтритАрт музея/Street Art Museum, Санкт-Петербург. Его кураторами были Инна Мирзоян и Дмитрий Осипенко.
Для справки
Пражская Квадриеннале (PQ) – одна из самых авторитетных международных выставок, проходит каждые четыре года в столице Чехии, начиная c 1967-го. Выставка посвящена современной сценографии, театральной архитектуре, пространственному дизайну, костюму, а также мультикультурным проектам, существующим на стыке жанров.
В последние годы в ней участвуют около восьмидесяти стран, превращающих Прагу в огромный «живой» банк данных, дающий представление о современном состоянии театральной культуры мира. Выставка является объектом для знакомства и пристального изучения и исследования художников, режиссеров, актеров, историков театра, технологов, архитекторов, продюсеров. Участие России в PQ сегодня, как и раньше, осуществляется Комиссией по сценографии СТД России совместно с Министерством культуры. На протяжении всей истории PQ в выставке участвовали: Симон Вирсаладзе, Валерий Левенталь, Давид Боровский, Игорь Попов, Олег Шейнцис, Вячеслав Колейчук, Эдуард Кочергин, Сергей Бархин, Борис Мессерер, Дмитрий Крымов и еще несколько десятков маститых сценографов и молодых авторов. Россия дважды завоевывала главный приз PQ – Золотую Тригу – в 1975-м и 2007-м.
Сумрачный лес
Проект-инсталляцию на Пражской Квадриеннале-2019 Александр Шишкин-Хокусай обозначил как «Театр безумца, или Сумрачный лес». С одной стороны, вполне иронично и амбициозно, с другой, очень даже про нашу реальность, в которой все разомкнулось, откупорилось, выплеснулось как пенистое шампанское, перемешалось и приобрело новый вкус. Сегодня все очевиднее и стремительнее размываются границы жанров, стирается то, что называет или прямо указывает на вид, объясняет стиль и направление. Даже гендер и тот стал изменчив – пойди, определи его! Попробуй точно объяснить, что есть современная драма, постдрама, цирк, современный танец, перфоманс, инсталляция. Более всего театр интересен именно в промежутке, на перекрестках всего со всем. Началась эра открытой, не побоюсь этого слова, процессуальности.
Не случайно Марина Давыдова среди хедлайнеров европейских фестивалей выделяет имена Франка Касторфа, Ромео Кастеллуччи, Мило Рау, Саймона Стоуна, Анхелики Лидделл и других художников, гораздо шире и свободнее, чем прежде, трактующих профессию режиссера. Фабр, Папаиоанну, Лидделл блестяще работают с телесностью, физической красотой, культурными кодами, категориями прекрасного и ужасного. Театр все чаще превращается в визуальное переживание, и тут у каждого свои представления о великом. И все меньше хочется спектаклей с задниками и кулисами, добротной сценографией, дверями и окнами, диванами и торшерами. И – фальшивыми актерами, которые все продолжают и продолжают имитировать жизнь человеческого духа.
Но потом как-то успокаиваешься. Живых людей сегодня умеют предъявить довольно разнообразно. Вавилонскую башню, где сплелись все языки мира, лучше не разрушать. Всегда интереснее полиглот, человек, излагающий мысли на разных наречиях, в разных транскрипциях, владеющий богатым, небанальным словарем.
В современном искусстве – схожие процессы. Обречен тот, кто идет по чужим следам, говорит не своим голосом, ни разу не рискует, не меняется, не замечает того, что творится вокруг, кто не склонен к иронии или слишком всерьез относится к себе и своему слову, произносимому в вечность. Как остроумно считает Шишкин, кто-то ходил за чудом в Эрмитаж, теперь мы ходим за чудом в IKEA. Предыдущая инсталляции Шишкина-Хокусая «Практики взросления» показала, что инструментарий современного искусства близок театру, здесь присутствует тотальная ирония и игра, освоение нового пространства, помещение арт-объектов в самый неожиданный контекст, превращенный мыслью художника в бесконечный картонный мир. В «Театре безумца» Шишкин ищет новые смыслы. Он упорно не желает оставаться на территории сцены, которая для художника часто становится сферой обслуживания. Национальный павильон Пражской Квадриеннале он превратил в «шишкин лес», его плоские объекты и составляют условный картонный театр, напоминающий объемную детскую книжку-раскраску. Думаю, именно поэтому в лишенном красок лесу оказался великий музыкант, вечный нарушитель стереотипов Олег Каравайчук с его невероятной музыкой, разрушающей любую реальность, «расстреливающий ее нотами». Видеозапись его исполнения постоянно транслируется на деревянном заборе. Тут же на гвозде висят наушники. Это все, что необходимо для зрителя ежедневного концерта Каравайчука на PQ 2019. «Музыка, которую я играю, выливается одна из другой, и повторить ее никто не может. И я не могу. Я сыграю уже абсолютно по-другому — это метафизика. День тот же самый, но сделан другим образом. Для того, чтобы субстанция была та же, она должна все время меняться. А если она себя повторяет в каждый момент, она деревенеет, перестает быть субстанцией…». Чтобы театр не был плоским, одномерным, не деревенел, как говорил Каравайчук о музыке, необходимо свободно шутить над его способностью стареть, выцветать и умирать, превращаться в музей или рутину. Идея Шишкина веселая, дерзкая и неожиданная, хотя и не самая очевидная для международного квадриеннале. Где сценография и театр, а где – картонный лес и живущие среди деревьев картонные водолазы, русалки, забавные звери, странные голые тетки, сидящие на ветках и лесных дорожках? Расстояние между ними примерно такое, как между концертным исполнением классически произведений на Стейнвее – во фраке, бабочке и лаковых туфлях, и миром гения Каравайчука, у которого вместо фрака был заношенный, растянутый свитер и вечная женская беретка, да клавиши раздолбанного фоно в каком-нибудь питерском клубе. Каравайчук из любого инструмента доставал звуки самой разнообразной палитры, извлекал и обрушивал свободным, свежим потоком. Он и есть настоящий художник. «Когда Ойстрах упрощал музыку, играя на скрипке, за ним сто Ойстрахов бежали», – его фраза. Прояснить мысль Каравайчука можно так: у Ойстраха слишком много подражателей, а это тупиковый путь. Музыка – живая вещь, считал Каравайчук: все равно, что море уйдет и где-то начнет само себя повторять. Он был отчаянно против выдохшегося искусства. Вот так Александр Шишкин – отчаянно против фальшивого, картонного театра, который он и выпиливает раз от разу, шутя над нами (ожидающими большую академическую форму, в том числе, на всемирной выставке сценографии и архитектуры) и над собой, постоянно воспроизводящим театральное море картонного абсурда.