9 февраля отмечает юбилей театральный режиссер, заместитель худрука МХТ имени Чехова и худрук театра «Практика» Марина Брусникина. Журнал ТЕАТР. публикует ее монолог о том, как личная потребность становится триггером в создании культурного события, о целительной силе литературы вообще и поэзии в частности.
Более двадцати лет в МХТ существует придуманный режиссером Мариной Брусникиной цикл литературных вечеров «Круг чтения». Семь лет назад этот проект получил продолжение в ежегодной «Ночи поэзии», которая также уже стала традицией. Брусникина – миссионер современной драматургии, прозы и поэзии. Она обладает даром вербовать в свои ряды коллег, публику, знатоков и неофитов, создавая армию единомышленников, для которых «в начале было слово».
«И захотелось эту четвертую стену убрать»
Однажды, еще будучи артисткой Московского Художественного театра, я играла спектакль. Это была, кажется, «Чайка». И вдруг я подумала: «Как это странно… Вот сидит зал, там тысяча человек, они смотрят на нас, они дышат, а мы делаем вид, что их нет». И это меня так удивило! И захотелось эту четвертую стену убрать, сделать открытую систему координат, когда зритель становится партнером и можно с ним разговаривать. Стало понятно, что для такого диалога понадобится другой текст и другая форма его подачи. И я стала искать современные тексты, это было принципиально, потому что мне очень важно было уйти из «коробки».
К литературному источнику, будь то пьеса или проза, я отношусь как к партнеру, выстраивая с ним внутренний диалог: возникают вопросы, приходят ответы. То же происходит и в общении со зрительным залом – я начинаю использовать текст для диалога. В этом и есть драматургия отношений: я предлагаю вам что-то, я жду от вас ответа, пусть и молчаливого, затем я действую дальше.
«А кто будет афиши печатать?»
Я разделяю свою режиссерскую деятельность и работу над литературными вечерами. Моя режиссерская жизнь – она все-таки в другом. А представление современной прозы и поэзии – скорее моя культуртрегерская позиция. Мне всегда было интересно открывать иные, новые тексты и новые имена. Это было личной потребностью. Я начала преподавать в Школе-студии в 1988 году, в такое еще классическое время. У нас были замечательные взрослые педагоги, в том числе по речи, и они, конечно, использовали классическую литературу. А я, будучи совсем молодым педагогом, брала, например, Петрушевскую, и это не принималось, не приветствовалось: «Мариночка, это не Шекспир». На всю жизнь эта фраза во мне осталась. Но я не отступалась, настаивала на своем. А потом случилось счастливое событие: во МХАТ в 1999 году в полном составе был принят последний курс Олега Ефремова, он взял их всех – пятнадцать человек. Это были и мои ученики тоже. Я понимала, что так много молодежи пришло в театр и их никто не знает. Надо как-то познакомить. И предложила: давайте сделаем чтецкий вечер и позовем труппу, позовем друзей, посмотрим, кто к нам придет.
Когда я придумала этот проект, начала его осуществлять – было очень трудно. Прихожу к администрации той, прежней, конца 90-х, и говорю, что мы хотим сделать литературный вечер. В ответ: «Да? А кто будет гардеробщиков вызывать на работу? И понедельник – выходной день, кто будет им платить?» Я говорю: «Нам не надо гардеробщиков, люди будут сидеть в пальто». – «Да? А кто вам будет афиши печатать?» – «Не надо, мы напечатаем афиши сами». Так все и начиналось. Пока в театре не поняли, что это имеет смысл, что эти вечера востребованы, на них можно продавать билеты. Олег Николаевич после первого же вечера сказал мне: «То, что ты сейчас делаешь, – это самое главное». Ефремов понимал: необходимо привлечение новой литературы, новых зрителей, нового интереса. Это было для меня самым ценным и важным.
«Поэтический материк надо было открывать заново»
Двадцать лет назад названия «Круг чтения» еще не было. Просто «Мхатовский вечер». Но с чего же начать, с какого материала? И вдруг как осенило: я же знаю современную поэзию, вот кого я лично знаю? Да, мои познания широкие, а заканчивается все на Левитанском, на Самойлове, на Ахмадулиной, на Вознесенском. Это 60-е годы, еще немножко 70–80-е. Немножко Пригова, Кибирова, Искренко. Но на улице 2000 год. И я осознанно поставила себе и другим задачу: давайте узнавать, искать, кто сейчас пишет. Интернета в его сегодняшнем виде не было, нельзя было просто зайти на сайт «Стихи.ру» или набрать в поисковике фамилию автора и получить готовые тексты. Мы искали в книжных магазинах (тогда начали выходить новые сборники), многое присылали друзья – просто в распечатках. Это был захватывающий процесс, совершенно иного качества, нежели театр, который мне казался похожим на некое подводное царство. Такое прекрасное, покойное и отдельное существование, изолированное от бурного современного потока. Сегодня эти отдельные миры – театральный, литературный, художественный – стали взаимопроникаемы, но двадцать лет назад было совсем по-другому. Надеюсь, что и мы в том числе задали этот импульс объединения, с которого все началось, который оказался таким плодотворным.
Во время поисков новых поэтических имен мы поняли, сколько же талантливых людей существует, которых ты никогда не узнаешь, если не захочешь узнать! Поэтический мир не на поверхности – этот материк надо было открыть. Первый же поэтический вечер показал востребованность нового направления. Зритель пришел, и вскоре у нас возникло огромное количество поклонников. За два десятилетия другое поколение выросло, пришли новые люди, и если интерес к «Кругу чтения» не иссякает, значит, есть в этом потребность. И в театре тоже: в МХТ приходят новые актеры и вливаются в этот поток.
«С точки зрения цехового аристократизма – это, может быть, фи…»
При формировании программы литературных вечеров я опираюсь только на личный интерес. Да, я очень хорошо ориентируюсь в современных поэтических течениях. В коалициях, в их неприятии и даже отрицании друг друга. Как в любом обществе, есть это и в поэтическом. Но моя принципиальная позиция – собирать в одной программе абсолютно разных авторов. Делать поэтический винегрет, который, может быть, с точки зрения какого-то цехового аристократизма – фу. Или фи. Как могут быть рядом тот и другой поэт? Я сейчас не буду называть фамилии, чтобы никого не обижать, но с точки зрения «коалиций» они рядом быть не могут. Но они есть в нашем пространстве «Круга чтения». Они рядом в сознании людей, в интернете, и главное – они рядом во времени. Есть огромный интерес широкой публики вот именно к этому автору, и как бы нам ни казалось, что его можно не замечать, но нельзя не замечать того, что попадает в людей. Соединение несоединимого высекает искру, становится очевидным невероятное многообразие нашего мира, многообразие выбора, многообразие вкусов. Конечно, отбор есть, и отбор серьезный, я никогда не буду работать с автором, который мне категорически не нравится. Но, повторюсь, контекст, его неочевидность и внутренняя сшибка – очень важная для меня тема. И то же самое в манере исполнения стихов, в умении это делать. Здесь тоже есть свобода и широкий выбор.
«Могут ли все артисты читать стихи? Нет, все не могут».
Есть определенная моя вера в то, как это надо делать. И я пытаюсь объяснить, научить, но, по сути, это только моя вера. А кто-то рядом скажет: нет, так читать не надо, надо читать по-другому, а где тут игра? А кто-то скажет: а зачем артисты играют? Столько мнений по поводу «актерского чтения», что я отношусь к этому спокойно, но свое мнение у меня есть, поэтому я все равно пытаюсь с актерами договариваться о том, как надо.
Семь лет назад у нас возник новый формат – «Ночь поэзии», – объединивший практически всю труппу, все мхатовские поколения. Начинают, как правило, корифеи, читают стихи своих любимых поэтов, преимущественно классику, потом идет поток современной поэзии в исполнении среднего поколения артистов и молодежи, а под утро, когда над Москвой встает солнце, студенты Школы-студии МХАТ читают и поют то, что им близко и интересно, зачастую – нечто совершенно новое, неизвестное.
Так вот, когда возникает более широкий формат, такой, как «Ночь поэзии», и я зову всех артистов, кто хочет участвовать, и в том числе актеров старшего поколения, то понятно, что у них абсолютно свой стиль чтения, своя вера, и я совершенно не собираюсь взрослого артиста переучивать. И мне даже нравится такой широкий диапазон в манере чтения. Но, учитывая его, я выстраиваю программу определенным образом — мы начнем с одной манеры, приходим к другой, а в результате все закончится совсем иной нотой, которую и предугадать невозможно! Тем интересней. Я очень люблю этот сравнительный анализ. Обычно мы проводили «Ночь поэзии» в самом начале июня, в пушкинские дни. Но в связи с пандемией мы не смогли это сделать в июне – собрались осенью. Не часто, но бывают у нас такие вечера, когда мы зовем в гости поэтов. В «Ночи поэзии» они никогда не участвовали, а в этот раз были. Пришли Андрей Родионов, Всеволод Емелин, Дмитрий Данилов, Оксана Васякина и совсем юношество – молодежная поэтическая студия при Центре Вознесенского с программой «Мы находимся здесь». Меня совершенно потрясло, какие это ребята: неприспособленные, абсолютно нетеатральные, закрытые, со своим сложным внутренним миром. И им трудно было выйти на большую сцену Московского Художественного театра и себя представить, а зрители просто, мне кажется, смотрели и думали: «Господи! Что же такое поэзия? Что это за бацилла, которая попадает в человека и не дает ему жить спокойно?» Поэзия – контрапункт пошлости, вот что видишь, глядя на этих молодых ребят. Мне было очень важно, чтобы они пришли.
«Душа человека – она такая, она же не ногами ходит»
Чтение поэтами своих стихов – особое явление. У Марины Цветаевой есть замечательное определение: «Дело поэта: вскрыв – скрыть. Голос для него – броня, личина. Вне покрова голоса – он гол. Поэт всегда заметает следы». А артист, присваивая себе текст, напротив, идет по следу поэта, вскрывает смыслы, и тут все дело в точном попадании в эти смыслы и чувство меры. Очевидно, что ты берешь конкретный текст, потому что совпадаешь с ним. Но дальше, при работе над стихом, возникает тройная связь: автор, текст и ты, и успех дела зависит от твоего умения услышать автора и договориться с ним. Мы очень много говорим об этом с артистами.
В ряду тех, чье чтение кажется мне безупречным, я бы назвала Дмитрия Николаевича Журавлева, я ходила на его концерты. Это классика – абсолютно возвышенное, полетное существование в тексте. Сергей Юрский – особое явление для нашего поколения. Лучшее чтение «Евгения Онегина». И, конечно, Олег Даль. То, как он читал Лермонтова, я слышала уже в записи, на пластинке. «Наедине с тобою, брат, хотел бы я побыть» — это было потрясением, так просто и так невероятно глубоко звучала эта строка. Замечательно читают стихи Вениамин Смехов, Алиса Фрейндлих. И я никогда не забуду интервью Алисы Бруновны, где она рассказывает о блокаде: в голод, замерзая, закутавшись, лежали они в квартире и кто-то в семье начинал читать стихи, и голод отступал, и есть не хотелось. Да, это душа человека – она такая, она же не ногами ходит.
Поэзия для меня – в первую очередь музыкальное произведение. Если я делаю из поэтического произведения спектакль, я занимаюсь ритмами, слышу очень много звуков, слышу музыку стиха. Очень важна чистота жанра: я, текст, зритель. Не люблю, когда стихи разыгрываются как какие-то представления и сценки… Конечно, можно организовать пространство, можно увлечь исполнителей общей идеей, и мне нравится делать такие коллективные вещи, но чистота жанра для меня очень важна. Именно в подаче стихотворного текста.
Я вижу строку, я настаиваю на строке, и, даже если современные поэты – сейчас это целая тенденция! – отрицают работу с рифмой и настаивают на потоке белого стиха, я все равно слышу ритм. Вижу смены ритмов и эту красоту и понимаю, как это сделать, если не дробить, не ударять каждое слово. Если идти строкой, идти этим потоком вниз и вверх, как по ступенькам. Музыка, только музыка. И никогда по-другому я даже не пытаюсь входить в поэзию, не рассматриваю текст помимо поэтический формы. Это самое главное. И еще важный момент. Я нередко говорю актерам: посмотри на фотографию поэта, посмотри на его лицо и ты поймешь, что читать так, как ты это делаешь, нельзя. По лицу, как правило, видно, что перед нами за текст. В современной поэзии в свое время для меня стала открытием Нина Искренко, она меня просто потрясла… И так и осталась очень отдельным человеком, очень мощным в поэзии. Посмотрите на ее портреты. Это лицо, где абсолютно отсутствует такое особое женское выражение – в смысле пострадать и рассказать про то, что я реально чувствую. Мне ужасно нравится этот запрет, вообще характерный для современной поэзии, где никто не адекватен своим страданиям. Где страдания переводятся в какую-то совершенно другую форму: иронии, юмора, даже цинизма. Поэзия не про страдания – и это для меня краеугольный камень в ее понимании.
Полностью текст будет опубликован в сборнике статей по материалам конференции “Поэтический театр в России в ХХ-ХХI века”, которую проведет Центр Вознесенского 30-31 марта 2021 года.