Фотография: театр «Школа драматического искусства».
Мастерская Дмитрия Крымова выпустила спектакль «Русский блюз. Поход за грибами».
Белое чистое пространство Школы Драматического Искусства, кажется, как у Булгакова, отделенным от реальности уютными кремовыми шторами. Тут свой мир, нежный, ироничный, шутовской, не имеющий ничего общего с действительностью за окном. Совместный с крымовцами поход за грибами воспринимается как прогулка в хорошей компании, лекарство от осенней хандры и депрессии.
Поначалу ничто в этом не разубеждает. Крымовцы, как всегда, милы, обаятельны и талантливо валяют дурака. Вот компания бывших однокашников собирается в традиционный поход за грибами (октябрь, лицей, «прекрасен наш союз» и т.д.). Готовятся серьезно: палки, ножи, пакеты, бутерброды… Проверка амуниции в первой сцене превращается в скульптурную пантомиму, которую комментирует «голос за кадром». Это ноу-хау пришло режиссеру в голову после посещения какого-то музея с аудиогидом. Здесь всем зрителям перед спектаклем тоже выдают наушники, а сидящий в стеклянной будке ведущий (Александр Ануров), комментирует происходящее на сцене — рассказывает анекдоты, случаи из жизни, сообщает ненужные факты и исторические сведения.
Ему вторит голос Левитана — он читает оду грибам в Подрезково, сыгравшим стратегическую роль во время битвы под Москвой. «Маслята! Опята! Подберезовики! Подосиновики!», — эти названия звучат торжественно, как список освобожденных деревень или членов Политбюро. Стихи Есенина сквозь радиопомехи соседствуют с рецептами жареных рыжиков, в то время как на сцене артисты исполняют воинственный танец грибников среди огромных, похожих на фабричные трубы, картонных берез.
Голос диктора объединяет разрозненные сцены, связанные порой весьма условно, какой-нибудь баночкой маринованных опят, которую герои дарят друг другу. Столкновение визуального и аудиоряда высекает дополнительную порцию зрительского смеха. Веселья тут вообще много. Чего стоит сцена протечки унитаза, где импозантный молодой человек в белом костюме, играющий роль Говна, исполняет знойное танго с двумя сантехниками. Или эпизод с примеркой свадебного платья, которое выбирает невеста моряка. Для неформальной вечеринки на корабле ушлая портниха (потрясающая Мария Смольникова) предлагает ей ультрамодную модель «Рус-алка» в виде белых шароваров: в одну штанину засовываешь ноги, в другую — руку и вуа-ля… по сцене скачет трогательная в своей нелепости невеста. Но что-то уже подсказывает, что никакой свадьбы не будет.
Беспечная радость и метафизический морок ходят здесь рука об руку. Другой вид «тихой охоты», зимняя рыбалка, заканчивается смертью рыбака под ладожским льдом. А экипаж подводников, что в начале гордо шествовал на свою картонную лодку под номером ЩА-207, ближе к концу всплывет наверх в виде белых бумажных силуэтов.
Свой поход за грибами Дмитрий Крымов сравнивает с путешествием за Синей птицей. Как и герои Метерлинка, его участники спускаются на дно морское и попадают в царство мертвых. Хотя, в отличие от Тильтиль и Митиль, обратно возвращаются с полными корзинами. Но эти корзины полны сурового жизненного опыта: методичный подсчет добычи похож скорее на перечень несчастий, «взаимных болей, бед и обид».
Свободная, ассоциативная и такая легкая поначалу театральная игра неожиданно приводит к трагическому финалу. Уютный мир картонных домиков (художница Мария Трегубова, как и её учитель, особенно любит этот универсальный податливый материал) пылает бутафорским пламенем, подожженный вылезшим из унитаза персонажем в белом.
Как когда-то африканские рабы на плантациях пели о своей нелегкой доле и нечаянно сотворили новый музыкальный стиль, так Дмитрий Крымов с актерами в «Русском блюзе» пытаются нащупать культурный код нашей бестолковой, смешной и абсурдной жизни. И кажется, им это удается. Нет ничего более русского, чем ритуальный поход за грибами, где важен не результат, а процесс. Это то, что объединяет людей всех социальных слоев, простых работяг и интеллектуалов. Но в любом походе за грибами, помимо азартной охоты за дарами природы, присутствует тоскливая обреченность, пустота осеннего умирающего леса. И вот эта затихающая минорная нота, пожалуй, и есть камертон русского блюза.