19 июня на московской площадке Community Stage впервые вне родных питерских стен сыграют спектакль «Невидимого театра» «Как хорошо мы плохо жили».
«Стены» в данном случае надо понимать буквально: режиссёр спектакля Семён Серзин, поставивший целый ряд «квартирников» в родном для «Невидимого театра» Петербурге и родном для Бориса Рыжего Екатеринбурге, эту работу вынес в пространство двора (художник — София Матвеева) — поэтому, в отличие от остальных, она именуется «дворником». «Придумался двор оттого, что про Бориса Рыжего на какой угодно сцене и его рифмами говорить невозможно, не увязывается это, — рассказал режиссёр журналу ТЕАТР. — И, кроме того, у театра нашего всё-таки вызревает концепция — он может возникать в любых местах, главное — его разглядеть. Вот сейчас готовим премьеру новую — в баре на Севкабеле». В Москве «Как хорошо мы плохо жили» тоже будут играть во дворе.
Первый показ спектакля из стихов и фрагментов дневников Рыжего в сопровождении акустических гитар, тогда обозначавшегося и как «акция», прошёл 7 мая прошлого года — в годовщину смерти поэта, покончившего с собой в возрасте 26 лет.
«И только небо, может быть,
смотрело пристально и нежно
на относящихся небрежно
к прекрасному глаголу — жить!»
(последняя строфа стихотворения Бориса Рыжего «В те баснословные года…»).
Название спектакля — строка из стихотворения Рыжего, которое начинается многослойной цитатой, «В те баснословные года…» (тютчевская строчка, взятая потом в эпиграф Блоком). Сегодня она воспринимается как обобщённая характеристика «времени Рыжего», который погиб в 2001 году и зачастую именуется «поэтом девяностых». Показательно, что та же строка по подсказке Петра Фоменко стала подзаголовком спектакля Юрия Буторина «Рыжий», десятый год с успехом идущего в «Мастерской Фоменко». Однако если московский театр прямо ставил перед собой задачу отрефлексировать противоречивые «баснословные года» (до того, как это стало трендом), то Серзин и «Невидимый театр» настаивают на том, что их спектакль, хоть и посвящён людям того времени, по сути — о сегодняшнем дне, сегодняшних людях и о Борисе Рыжем как живом человеке без фальши. (Очевидно, с этим же связано то, что участники «дворника» — которых по меркам «Невидимого театра» очень много — в программке названы исключительно сокращёнными именами: Вова Карпов, Миша Касапов, Женя Серзин, Алёна Митюшкина, Юля Башорина, Сеня Серзин, Илья Борисов, Лёша Ведерников, Андрей Панин, Ваня Солнцев, Саша Серзина). Как и в случае со спектаклем о Геннадии Шпаликове («Я шагаю по Москве»), премьера которого скоро пройдёт в обеих столицах, Серзин подчёркивает, что ключевым как в герое, так и в подходе к работе для него является честность.
Подробно об этом Семён Серзин рассказал журналу ТЕАТР.: «Мне интересны личности, люди без кожи и с другой температурой тела. И в жизни в связи с театром. Кто-то уже шутит, что я выпустил „серию ЖЗЛ“: Володин, Башлачёв, Летов, Довлатов, Рыжий, Шпаликов. Но я всегда говорил и говорю, что человек — это самое удивительное, и интересное, и трогающее, что может быть. Наверное, оттого так и получается. Все поэты — про себя в основном. Поэтому Рыжий тоже творил свой миф. Но трудности взаимодействия с „мифом Рыжего“ у нас нет.
Он один из немногих, кто чувствовал время здесь и сейчас — не оглядываясь назад. Для меня „про 90-е“ их всего двое — Рыжий и Балабанов. Оттого там, у них, столько правды: они ещё не успели это время отрефлексировать, а выдавали „вживую“. Я не думал о том, есть ли в этом спектакле „поиск героя“. Наверное, героя мы ищем друг среди друга. Но не специально. Большинство участников нашего спектакля в 90-е были подростками, кто-то малым, Рыжий был бы старшим в нашей компании. Это не ностальгия, ностальгии вообще не бывает. Это про нас просто — как ещё объяснить…».