Родовая травма

В длящейся сегодня дискуссии о величии и упадке репертуарной модели театра важно иметь ориентиры. Не из седой истории, в котором общество было другим и трава зеленее была, а из самого что ни на есть сегодня. Как может существовать репертуарный театр здесь и сейчас, как ему духовно и эстетически небедно существовать, какие формы принимать, как достойно выживать.

В этом смысле театр Алексея Бородина — Российский молодежный — в Москве, по крайней мере, многими и давно признан идеальным воплощением модели стационарного театра. Здесь одновременно существуют множество эстетик, здесь «выращивают» и зрителя, и новое режиссерское поколение, здесь задумываются, как менять формат детского театра, здесь ищут разнообразную, эксклюзивную литературу для театра, не повторяя чужую селекцию названий для репертуара. Но самое важное — это проектное мышление, на которое способен далеко не каждый российский театр: организация масштабных акций, выпадающих из конвейера репертуара, со своими полиграфией, стилем, социальной внедренностью, позиционированием, акциями, идеологией.

Фотография: www.ramt.ru

«Участь Электры» — это большой проект, сравнимый по результатам с такими же грандиозными событиями РАМТа — «Берегом Утопии» или Лабораторией детского театра. Стильный буклет раскрывает суть проекта и угол зрения на спектакль. Справка о Юджине О’Ниле, справка о Гражданской войне в США и истории семьи Клитемнестры и Агамемнона, глубокое интервью Джона Фридмана с Алексеем Бородиным. Перед нами — сложный материал, трилогия, спресованная в трехчастный спектакль, где заложены множественные коннотации: от Троянской войны к драматической истории становления Штатов, от практик психоанализа и психодрамы к аллегорической высокой трагедии Юджина О’Нила (для русского театра предмет не слишком изученный, несмотря на известность фамилии). Рядовой театр таких грузных, амбициозных, пугающих проектов бежит. РАМТ методическо выполняет миссию — словно бы живя в каком-то другом, лучшем мире или в замедленном ритме жизни.

Ценность постановки еще и в том, что на фоне горячо культивируемых антиамериканских настроений в российском обществе на сцене одного из крупнейших театров страны — спектакль, демонстрирующий глубину, серьезность, богатство американской драматургии, в которой удивительным образом преподан урок правильного отношения к современности. Юджин О’Нил показывает, как внутри модели европейского классического сознания, насыщенного античным мифологическим драматизмом и символизмом, живет нынешний человек; как между двумя точками в истории возникает поле напряжения, суть которого — в осознании ответственности за поступки, в отражениях наших проявлений в прошлом и будущем.

Фотография: www.ramt.ru

Изумительно, как уже не молодой Алексей Бородин меняется каждый раз и предстает перед нами часто не таким, каким мы его привыкли узнавать. Приверженец классического, академического театра, режиссер здесь работает как на поле психологии, так и в условной технике. Бородин вместе с О’Нилом очень четко держат грань мелодрамы и трагедии. На сцене убивают, страдают, стенают, мучаются, отравляют — но стих, голос драмы сух и строен, как палитра Эль Греко. У актеров — предельно экономная игра, не орут, не бегают, не гримасничают, буря эмоций играется в спокойствии — пепельный цвет декорации готов притушить, загасить жирную страстность, если бы она проявилась. Отдельной строки заслуживают смерти в спектакле: здесь умирающий, погибающий (а их тут немало) легкой рукой небрежно размазывает по лицу ярко-белую краску в знак того, что в эту секунду стал частью мира мертвых, отошел в небытие. Спокойно, достойно, чинно. В духе высокой драмы.

Не только Бородин меняется. Неожиданно приверженец академического стиля, старой школы Станислав Бенедиктов делает декорацию не просто сверхмобильной и сверхтехнологичной, но и концептуальной, смыслообразующей. В желтом свете Луны бликуют металлическим блеском, как лезвия, горизонтальные и вертикальные грани большого дома. Дом как некий геометрический кристалл кружится, распадается на куски. Стены давят и крушат обитателей, конфигурируются, нападают, отступают. Мы наблюдаем целый роботизированный танец декорации, которая бесконечно может трансформироваться, меняя объемы.

Неоклассические колонны американского особняка напоминают дорический стиль; гроб с телом погибшего солдата, покрытый американским флагом, походит на античный саркофаг, а букет траурных цветов — словно контур на древнегреческих вазах. Но все это — и гробница, и стены, и цветы, и флаг американский — черного, нет, даже пепельного цвета. Кажется, дунешь — и разлетится дом призраков, мир вечного траура, который к лицу Электре.

Фотография: www.ramt.ru

В американской семье повторяется коллизия Атридов. Муж возвращается с войны, жена с любовником убивают мужа. В душе Винни (Мария Рыщенкова) созревают ненависть и мстительное чувство к матери. Она подговаривает брата Орина (Евгений Редько) убить мать (Янина Соколовская). Но если античного зрителя интересует драматическая коллизия, — как долг матери, взывающий убивать, конфликтует с долгом отца, взывающим убивать, и они оба конфликтуют с долгом рода, взывающем о мести, — то американского драматурга интересуют только последствия. Опустошение, «обезлюдивание», самоликвидация рода, чья родовитость построена только на долге мести. Нация, нацеленная на постоянный поиск врага, попросту вымирает.

У Бенедиктова и Бородина это идея заложена в сценографии. Крутящийся на сцене дом внезапно то там, то тут обнаруживает огромные семейные портреты, которые смотрят на нас и на правах «покойной» мудрости намекают «отмстить за подлое убийство». Хор античных эриний тут уподоблен семье, роду, насылающему проклятия на свою же голову. История человечества началась с преступления — братоубийства, и на каждом, по О’Нилу, лежит это проклятие, эта родовая травма — мстить и далее быть объектом мести. Заколдованный круг, цель которого — самоуничтожение. Зараза сама себя иссушает.

В художественной структуре спектакля есть немаловажный объект — луна, висящая и на постере, и в декорации Бенедиктова. Бородин сравнивает ее с планетой Меланхолией у Триера — безжизненный, желто-мертвенный глаз, которой смотрит на тебя и не следит за тобой. Пристально вперился в тебя как в оголтелую пустоту. Луна, природа, вселенная безучастно взирают на мытарства человечества. Вечно-тупой, несострадательный взгляд природы, ожидающей, пока люди домстятся до самоистребления, чтобы включить защитный механизм самоочистки от скверны.

Фотография: www.ramt.ru

Ни у Бородина, ни у О’Нила, к счастью, нет и не может быть философии охранительства или филистерской морали: мол, не идите на преступление, некому и незачем мстить. Здесь разговор глубже, космогоничнее. Да, зло порождает зло. Но и молчание или христианское всепрощение автоматически добра не создают.

Алексей Бородин в этой истории, если угодно фаталист. Кому быть на виселице, тот не утонет. И траур, конечно, Электре к лицу, потому как на роду написано: убьешь и разочаруешься. У человека онтологический путь познания: надо выполнить, что должно — и ты не вправе изменить судьбу, но ты в праве поменять свое к ней отношение. Вопрос — что формируется в твоем мозгу после. Как, личностно вложившись, выбраться из объятия проклятой судьбы, родовой травмы.

В буклете к спектакля есть удивительный факт. Недосовершенное самим Юджином самоубийство в юности отражается в совершившемся самоубийстве сына. Тот, что «не довел до конца» отец, отразилось на сыне и довершилось; отец словно бы безответственно «передоверил» свою месть, свои нерешенные проблемы — следующему поколению. Так рок реализует себя в пространстве XX века — в таких кошмарных, леденящих подробностях.

О чем еще следует сказать? В спектакле изумительный свет Андрея Изотова и качественная музыка Натали Плэже, которая собрала здесь всю палитру нервной музыки прошедшего века: от drum ’n’ bass’а до вязких рифов минимализма.

Наконец, самое важное: Мария Рыщенкова в главной роли Винни — прорыв молодой актрисы. До сих пор мы видели Рыщенкову в детских спектаклях и там она была заметна и точна всякий раз. Но видны усилия Бородина по формированию, воспитанию труппы. Актриса так выросла, так окрепла, что стала настоящей трагической героиней, статной, громкого звучания, с бесстрашной, с горькой улыбкой проходящей сквозь трехчастную композицию. Ее перекошенное горечью обиды и мести лицо стало маской боли в этом спектакле. Трагедия персонифицировалась.

«Участь Электры» (по трилогии «Траур Электре к лицу» Юджина О’Нила), реж. Алексей Бородин, РАМТ. Ближайший спектакль: 18 января.

Комментарии
Предыдущая статья
Памяти Натальи Крымовой и Анатолия Эфроса. 11.01.2013
Следующая статья
Александру Соколянскому 11.01.2013
материалы по теме
Новости
В Москве открыли памятник Михаилу Ульянову
Сегодня, 27 марта, в московском парке «Михайловский сад» прошло открытие памятника актёру Михаилу Ульянову.
Новости
Петербургский театр КУКФО покажет Шекспира «в петрушках»
Сегодня и завтра, 27 и 28 марта, в петербургском театре «Кукольный формат» (КУКФО) пройдёт премьера спектакля Бориса Константинова «Ромео и Джульетта» (12+) по одноимённой пьесе Шекспира.