В Театре.doc играют «Акын-оперу». Делают это не актеры, а настоящие таджикские гастарбайтеры – уборщица, помощник маляра, плиточник. Но это у нас Покиза, Абдул и Аджам выполняют черную работу, а вообще-то они акыны из гор Памира, насмешливой судьбой заброшенные в Москву.
Три странных человека, говорящих по-русски с акцентом, просто сидят на сцене и рассказывают о себе, в промежутках играя на народных инструментах и исполняя песни на неведомом нам языке.
Абдул играл спектакль с перевязанной головой. Как он рассказал в начале своим тихим и ласковым, словно бы извиняющимся за что-то голосом, несколько дней назад на него напали у метро. Выбили четыре зуба, а на лоб пришлось наложить шесть швов. Думаете, он будет ругаться на русских националистов и жаловаться на свою участь? Как бы не так. Просто с милой улыбкой, которая так и не сойдет с его уст почти ни на минуту, объяснит – совсем расслабился, надо бы быть осторожней.
А потом все трое возьмутся за инструменты. Покиза запоет нежно и восторженно, и на экране появятся титры:
Эй, озорная жестокая пери,
Доколе ты будешь меня обжигать?
Как эта песня соотносится с работой на стройке? Что общего у гастарбайтера с влюбленным из древнего Памира? Пусть это покажется пафосным, но, наверно, состояние души. Песня о безответной любви оборачивается плачем по безответной жизни, не дающей покоя ни на минуту, все время обманывающей и гонящей вперед к новым лишениям. К тем, кто даст работу и не заплатит, к милиционерам, которые заберут друга, у которого остались все твои деньги. На стройку, где прямо рядом с тобой обрушится лифт и разобьются насмерть 8 человек.
Покиза, женщина лет 45 с блестящими бронзовыми зубами, одетая в свитер со стразами, стала уборщицей, а была актрисой. Училась в институте искусств, пока не началась гражданская война, играла в районном театре. Работала в ансамбле, объездив с гастролями полмира. Теперь моет полы в налоговой инспекции, вставая каждый день в пол-пятого утра.
Удивительно, как эти люди сохраняют себя, как ни на что не жалуются, все принимая как данность и все беды встречая как бы не всерьез. Все отчаяние они выплескивают в музыку:
О прекрасном мечтал, и остался ни с чем,
С родины пришлось в чужбину идти,
Плачу по родным, теперь они с кем?
Три гастарбайтера вдруг становятся похожи на средневековых странников-музыкантов, изгнанных из родного дома и не знающих приюта на чужой земле. Зарабатывающий для семьи Абдул видел родного сына, теперь подростка, всего один раз – 7 лет назад, и с тех пор так и не был в своей деревне…
На таджиков и кавказцев многие даже в «просвещенной» среде смотрят снисходительно, как на человеческий мусор. Некоторые из моих друзей, когда заходит речь о мигрантах, возмущенно заявляют, что пора уже как-то разбираться с этими неотесанными беспредельщиками. Возможно, спектакль Дока заставит их изменить свои воззрения: Покиза, Аджам и Абдул честнее, светлей и талантливее многих коренных москвичей.
«Реформатор на все времена». Алена Солнцева о Михаиле Угарове.