Дмитрий Крымов выпустил ещё один спектакль в Литве, в драматическом театре Клайпеды. Его посмотрела Евгения Шерменева.
Предполагаю, что многих из тех, кто будет читать это эссе, последние два года мучают бессонницы и ночные кошмары. Многим не дают покоя удары ракет, взрывы бомб и жертвы… У художников, покинувших Россию после весны 2022 года, не получается делать свою работу, не затрагивая продолжающуюся катастрофу. Дмитрий Крымов выпустил уже третий спектакль в двух странах Балтии, и этот новый спектакль стал страшным напоминанием о том, что происходит рядом. Война в этом спектакле присутствует откровенно и неприкрыто. Вся структура «Реквиема» напоминает сны, прерывистые, путаные ночные кошмары, перемешивающиеся с воспоминаниями из детства. Когда хочется зажмурить глаза и закрыть уши, чтобы не видеть, не переживать снова и снова один и тот же ужас, но, как во сне, это невозможно.
Отправной точкой для создания спектакля стали два небольших текста из «Кафки на пляже» Мураками. Загадочная история о том, как небольшой класс вместе с учительницей пошел на прогулку в горы, и внезапно все дети упали и стали как будто мертвые. Расследование этого происшествия, которое ведет американский офицер, его разговор с японской учительницей, напоминание о том, что все это происходило в 1944 году в префектуре Хиросимы, где (мы-то знаем) ровно через год свершится самая большая катастрофа середины ХХ века – сброс атомной бомбы, не приводит следователя к определенному результату, и нас «выбрасывает» в следующий эпизод, прекрасный и кошмарный одновременно.
Посередине сцены выстраивается аквариум в форме огромного стакана, в котором поселяется живое существо – юная прекрасная девушка в лёгком летнем платье. Рядом ходит задумчивый молодой человек, и она обращается к нему со словами Офелии, обращенными к Гамлету: предлагает вернуть ему его подарки. Он отказывается, тогда она подробно перечисляет ему подробности, связанные с каждой игрушкой, которую выбрасывает из своего стакана-аквариума. Вот плюшевый кролик к Пасхе, вот деревянный Пиноккио и резиновый утёнок для плавания, одновременно в стакан начинает поступать вода, вот она поднимается до колен, девушка просит Гамлета выключить воду, но тот занят переживаниями о гибели своего королевства. Бесконечное мечтательное бормотание Офелии о возможностях, которые открываются им двоим, если они будут вместе, поженятся и заведут детей, превращается в речь взахлеб – она уже не удерживается на поверхности, все чаще уходя под воду, все громче взывая к Гамлету с просьбой остановить поток воды, но Гамлет продолжает переживать свои личные проблемы, разочарование в семейных ценностях и ужас от осознания того, во что превратилась его страна. Офелия захлебывается и медленно опускается на дно стакана. Она утонула. Выходят рабочие, их много, они сочувствуют принцу, разбирают аквариум и уносят мёртвую девушку. Гамлет попадает в руки Следователя, который неожиданно возникает – вместе со своим столом, на котором сложены улики: черепа каких-то давно погибших и сгнивших людей, которых должен был знать Гамлет, а если нет, то вот – мокрая кукла в платье Офелии – уж её ты наверняка знаешь и знаешь, кто и как её погубил…
Ситуацию меняет вышедший на сцену сотрудник постановочной части театра, тут сбой матрицы, мы словно вырваны из условного мира литературных текстов и выброшены в реальный, не менее пугающий: рабочий вслух читает письмо режиссёра, который написал просьбу добавить в пьесу ещё одну абсолютно необходимую сцену, пусть с минимальными затратами на производство: сцена сна-воспоминаний из детства, где маленький мальчик сидит на высоком берегу, а из воды ему машет рукой его любимая бабушка (в спектакле мальчик – кукла, вода – синий целлофан, а «плавают» в нём две настоящие бабушки, так как две актрисы высказали желание участвовать в этой сцене). Бабушки живы, не тонут и прекрасно плавают. Они машут и машут друг другу, в этой почти идиллической сцене, которая сменяется самой жесткой и невыносимой в этом спектакле историей про парашютиста.
Сперва вместо парашютиста мы видим того же сотрудника театра, который командует перестановками. Парашютист появляется позже, неловко сваливаясь с колосников, запутываясь в ветках огромного дерева, стропы повисают, болтаются ноги. Сотрудник театра орёт на парашютиста, перемежая литовскую речь русским матом, требуя, чтоб тот немедленно исчез со сцены, так как ему нужно было бы появиться иначе. А потом начинает говорить по телефону, переходя на русский язык уже полностью, продолжая бродить по сцене, высвечивая себе путь узким лучом света фонарика. Разговор заходит о том, что здесь он неожиданно нашел склад игрушек, и он планирует привезти всё это своей жене. Тут есть «Нинтендо» и какие-то другие игрушки, и коробки с разными нужными вещами, и даже стиральная машина. Он говорит, что забирает всё: как-нибудь дотащит, и что они теперь могут нарожать ещё детей, у которых будут новые игрушки.
Меняется свет. Снова кабинет следователя, всё покрыто пеплом противного желтого цвета. В окне – та же гора, только уже поблекшая. Тот же стол, уже с неработающим радиопередатчиком, следователь постарел и устал. Он тоже словно присыпан пеплом. Он читает письмо от своей подопечной учительницы, в котором она пытается дорассказать ту самую удивительную историю похода с учениками в горы. Учительница появляется на сцене – седая, сухая старуха. И они со следователем читают ее письмо, перехватывая фразы друг у друга: о странном, необъяснимом происшествии в горах, которому предшествовал сон (сон во сне!) учительницы, полный сексуальной страсти. Сон с мечтами забеременеть от ушедшего на войну мужа (который больше не вернется), с неожиданным сбоем женского цикла, который настиг учительницу в горах, во время прогулки с детьми, вынуждая прятаться, пачкаться в собственной крови и кричать на детей, заметивших её «позор». От её крика дети впали в состояние, похожее на сон, говорит она: глаза их были открыты, они дышали, но стали мягкие, как игрушки, не реагировали на её движения и попытки помочь.
Всё и все исчезают со сцены – на ней теперь зелёная поляна, виды леса, в котором рядом с куклами – маленькими японскими школьниками, разложенными на искусственной траве, пританцовывают огромные игрушки – Пиноккио, утенок, кролик и другие – гигантские, нависающие над маленькими игрушечными детьми, как в страшном сне. От которого хочется не спать больше никогда.
Похоже, этот спектакль – реквием по мечте. Мечте о жизни на Родине, по общению со своими зрителями, среди которых были представители такого разного, многонационального, разноидейного, но объединенного общей культурой общества. Этой мечты больше нет. Можно сыграть Реквием.