Ещё не кончился январь, а оперная программа «Золотой маски» уже на четверть позади. Большой театр в декабре сыграл антикварную постановку «Ариоданта» Генделя, родившуюся в Лондоне 1990-х и сохранившую свое обаяние. В январе в Москву приехал редкий гость – Воронежский театр оперы и балета с моцартовской «Свадьбой Фигаро». Наконец, свою версию «Любви к трём апельсинам» сыграл Пермский театр оперы и балета, получивший в этом году рекордное число номинаций. О нём – корреспондент журнала ТЕАТР.
Выражение «своя версия» в данном случае не дежурный оборот. Опера снабжена новым кратким содержанием, авторами которого являются режиссёр (он же и автор оформления) Филипп Григорьян и драматург Илья Кухаренко. Сам текст остался почти без изменений: ну, поют «сотрудница» вместо «племянница», «уволить» вместо «повесить», так кто в эпоху постдраматического театра обращает внимание на такие мелочи. На кону стоит гораздо большее.
Режиссёр честно признаётся, что в опере Прокофьева его интересовала только музыка. «Когда начинаешь разбираться с сюжетом, выясняется, что концы с концами совсем не сходятся… Нам потребовалось счистить весь толстый слой традиционной буффонады и найти в сюжете тех, кому можно сопереживать не понарошку, а взаправду». Это цитаты из двух разных высказываний Филиппа Григорьяна, но безусловно одна и та же мысль: нужны новые формы. Какие? Читаем на сайте Пермской оперы: «Действие происходит в вымышленном государстве в середине прошлого века, в одном закрытом научно-исследовательском институте. Его возглавляет Король Треф. Принц – его детище, лабораторный проект. Принцесса Клариче – замдиректора института. Труффальдино – инженер-технолог, капитан команды КВН».
А вот в этот момент хочется сказать: стоп игра. КВН был в основном достоянием вузов, и уж вряд ли собственную команду имел закрытый институт. Это на самом деле пустяк. Тот факт, что Труффальдино играет в КВН, почти никак не отыгран на сцене. Но дьявол обычно кроется в деталях, и когда таких несостыковок становится слишком много, карточный домик рушится.
Кстати, а как поживают Фата Моргана и маг Челий? Да лучше всех! Они больше не соперники, а семейная чета, два старых учёных, некогда совершивших важное открытие. Челий кроет Моргану на чём свет стоит, проиграв в карты? Ученые тоже не святые, бывает. Да и не они играют в карты, а совершенно другие люди. Прислушиваться к тексту вообще не стоит. Там будут стража и министры, например, к которым обращается Король Треф (вы, конечно, догадались, что он никакой не король). А это пришла делегация на секретный завод, неужели не понятно?
Большая часть второго действия проходит в искусственно созданной реальности. Принц, которого в первом действии собрали по кусочкам и запустили в эксплуатацию, остаётся в той же декорации лаборатории, только на заднем плане время от времени открывается занавес и фигуры в костюмах а ля «Федра» Экстер или «Принцесса Турандот» Нивинского (автор всех костюмов – Влада Помиркованая) повторяют мизансцены главной площадки, слегка видоизменяя их. Только дублирующие пары одеты не в цветные, а в чёрно-белые костюмы, что, вероятно, указывает на то, что мы видим их в кинескопе старого телевизора.
В виртуальной реальности возможно всё, поэтому Маг Челий, к примеру, превращается в Кухарочку и поёт её реплики. Не суть важно, что Кухарочка угрожает героям, а маг Челий помогает. Силы добра испытывают твёрдость характера героя (кажется, это где-то было у Чернякова, и не раз, ну да ладно). Может, наоборот, не быть чего-то важного. Нет апельсинов – только весьма условное изображение всё в той же глубине сцены. Виртуальность всё спишет.
Постепенно спектакль подходит к той точке, ради которой всё и затевалось: Принц влюбляется не в абстрактную принцессу, а в одну из лаборанток, до того уже чересчур настойчиво внедрявшуюся во все мизансцены. Читай: предпочитает реальность виртуальности. Что ж, вывод вполне в духе Прокофьева, не витавшего в облаках. Хотя с Прокофьевым мы, кажется, в этой постановке давно попрощались.
Но у композитора остались союзники – его любимые Чудаки. Им была предписана невнятная роль сотрудников НИИ. Они, как того и хотел композитор, сопереживали героям даже в тех ситуациях, когда тем приходилось туго в прокрустовом ложе режиссёрской концепции. Неожиданно тихий и лиричный оркестр, которым дирижировал Артём Абашев, и артисты мужского хора с великолепной дикцией (браво хормейстеру Евгению Воробьёву!) совершили в этот вечер несколько маленьких чудес. Не шумная, а скорее задумчивая интерпретация партитуры приглашает к гораздо более интересному прочтению сказки, чем случилось в реальности.
И тут видно существенное противоречие, хорошо знакомое продвинутой оперной публике. Сегодня действительно возможно всё, и права режиссёра практически ничем не ограничены. Но если театр будет и дальше идти по этому пути, мы скоро вместо просмотра спектаклей будем читать всё более изощрённые режиссёрские экспликации, а о поступках и эмоциях героев узнавать только из пояснительных титров.