Основатель одной из самых успешных частных компаний России «Независимый театральный проект» размышляет о мнимых и подлинных отличиях частных театров от государственных и утверждает, что принципиальная разница между ними состоит исключительно в уровне ответственности и несопоставимых степенях риска для их руководителей.
Прочитал статью об антрепризе во втором номере «Театра.» — и захотелось отозваться. Не об антрепризном житье-бытье — в публикации все, в общем, точно схвачено взглядом со стороны — предвзятым, но незамыленным. Захотелось высказаться о театре государственном и тоже со своей колокольни …
Резонны будут восклицания директоров гостеатров: «Ему легко говорить, побыл бы он на нашем месте! Попробуй вытяни воз со зданием, которое, как правило, сыплется на глазах и перманентно нуждается в ремонте, и труппой, как минимум на 30 процентов состоящей из балласта».
Заранее принимаю и оправдываю подобную реакцию. Объявлять тендер из-за каждого «мяу», вынужденно фальсифицировать эти тендеры (а другого выхода нет — не будут же профессиональные люди в здравом уме шить костюмы к исторической пьесе в Пупырловке, а не в Москве только потому, что там дешевле!), писать миллионы отчетных бумаг — все это называется необходимыми механизмами контроля. Они действительно нужны, кто спорит: финансирующий орган должен знать, на что потрачены деньги. Но существующие схемы настолько нелепы и карикатурны, что достойны обсуждения в «ПрожектореПерисХилтон».
И все-таки выскажусь. Именно потому, что:
• не получаю дотаций, и каждый новый спектакль для меня — это огромный риск;
• живу без своего театрального помещения, и каждая репетиция и каждый выпуск — это головная боль, связанная с поиском площадки;
• не располагаю постоянной труппой, а посему не могу вывесить приказ об обязательной явке на репетицию в 11 утра…
Оговорюсь сразу: я не сторонник антрепризы в том виде, в каком она существует в массе своей на сегодняшний день. Даже само слово «антреприза» стараюсь не употреблять — заменяю его где могу словосочетанием «частный театр». Отсматривая очередное действо с участием пары «фэйсов» и двух покосившихся стульев на фоне не совсем свежей занавески, сижу, сжавшись от стыда. Подобное «искусство» — такое же порождение своего времени, как пресловутые кооперативы, легализовавшие джинсовую фарцу. Во времена «перестройки» был дан зеленый свет предпринимательству, и новоиспеченные театральные дельцы стали открыто, не прячась, как во времена застоя, выдавать старый филармонический чес за независимое искусство, называя его антрепризой, в результате чего само это слово стало синонимом слова «халтура». Предлагаю сразу вынести за скобки такой вот, с позволения сказать, театр. Мы знаем, что он есть (причем не только в России), знаем, что он был (представьте себе качество спектакля, в котором едет играть Нина Заречная в вагоне третьего класса), но мы на него «пилюем», как говорил наш «замечательный сатирик Аркадий Райкин».
Мне-то как раз хочется вспомнить другую антрепризу, — ту, которая пытается равняться на мощные традиции русского антрепренерства. Не будем забывать, что С. Н. Дягилев родился не во Франции, а в России, а имена антрепренеров (читай — продюсеров) Л. Н. Самсонова, М. М. Бородая, Ф. А. Корша, Н. Н. Синельникова, А. А. Бренко, С. И. Зимина вписаны в историю русского театра не самой последней строкой. Да главный театр страны — Московский Художественный — родился как частный: на деньги меценатов и купца К. С. Алексеева.
«Есть ли такая антреприза сейчас?» — спросите вы. Да, есть. Пару лет назад, отказавшись от участия со своим спектаклем в конкурсной программе антрепризного фестиваля «Амурская осень» (как-то не очень хотелось соревноваться с «Шашнями старого козла»), я попал в жюри этого фестиваля. Ехал в Благовещенск как на Голгофу, предвкушая «незабываемые» впечатления. И представьте себе — в программе оказались достойные спектакли, сделанные с очень серьезным отношением к делу: «Я была счастлива» (по письмам жены Достоевского с потрясающей актерской работой Екатерины Васильевой), «Самое дорогое — бесплатно» (удачный спектакль Юрия Еремина по пьесе Юкио Мисимы)… На странице 83 помещена фотография декорации еще одного спектакля. Скорее всего вы подумали, что это спектакль какого-то академического театра. И не угадали! Это декорация к постановке «Театр по правилам и без» (пьеса Майкла Фрейна «Noise off», продюсерский театр «Независимый театральный проект»). Да, двухэтажный английский дом. Да, монтируется долго. Да, ездит на гастроли, развеивая миф о непременной «дешевизне» антрепризного спектакля.
И напротив, сколько можно найти спектаклей государственных театров (не только в провинции, но и в столицах), в которых актеры выходят на сцену в непотребных костюмах и играют в бедной и ветхой сценографии. (Я уж не говорю о самих театрах — о «женском» МХАТе, в который просто неприятно входить, или гиперпровинциальном Театре им. Ермоловой, стоящем в двух шагах от Красной площади.) Убогость оформления антрепризного действа его создатели оправдывают «производственной необходимостью» колесить по городам и весям (сакраментальное «декорации должны умещаться в купе!»), спектакля репертуарного театра — нехваткой государственного финансирования. Но сути-то дела это не меняет.
Так что же такое российский антрепризный театр, каким он может и должен быть, и в чем его непримиримые противоречия с театром государственным? Вот несколько расхожих предубеждений, которые хочется сразу же развеять, прежде чем продолжить параллели и сравнения.
***
Предубеждение первое и основное: в антрепризу актеры идут исключительно ради заработка. Это, разумеется, так. Но, во-первых, деньги играют не последнюю роль и для артистов гостеатров: уж сколько живу, столько слышу отголоски внутритеатральных баталий с вечным риторическим вопросом: «Как прожить на такую зарплату?». Замечу a propos, что в МХТ, «Ленкоме», «Современнике» или Театре им. Вахтангова билеты на спектакли могут стоить порой дороже, чем в антрепризе.
Во-вторых, к участию в спектаклях назависимого театра часто привлекаются «звезды» (настоящие или дутые — другой вопрос), а им, как правило, есть где заработать, если речь просто о голом заработке. Они могут «левой ногой» провести корпоратив. Или сняться в кино, с которым театр — это аксиоматично — не может конкурировать (стоимость съемочного дня априори выше стоимости театрального вечера). А фраза «Я не могу в этот день играть, у меня съемки» может довести до инфаркта как частного продюсера, так и режиссера стационарного театра. Поэтому, когда Гоша Куценко, Петр Красилов или Дмитрий Марьянов отказываются от ролей в кино ради выпуска антрепризного спектакля, это ошарашивает, поддерживает и обнадеживает.
Тезис второй: на антрепризный спектакль зритель ходит как в зоопарк, исключительно поглазеть на звезд, и только за счет известных лиц антреприза и выживает. Такие тексты я слышал много раз и от вполне уважаемых театральных людей. Неужели они думают, что в государственный театр массовый зритель ходит на драматурга или режиссера? Воспоминания о походах к Эфросу, Любимову, Товстоногову, на новую пьесу Розова или Арбузова вызывают ностальгические вздохи (кстати, к Эфросу шел театральный обыватель или на «Мюллера» — тоже вопрос). Но и сегодня в «Современник», МХТ или «Ленком» массовый зритель идет на Марину Неелову, Валентина Гафта, Олега Табакова, Инну Чурикову. И угадайте с трех раз — с какой целью Иван Ургант приглашен в Театр им. Пушкина на главную роль в «Бешеных деньгах»? При этом частному театру любовь к «именам» простительна (у него нет за спиной государственной кормушки), а вот когда гостеатр приглашает сторонних «звезд» на разовые спектакли к всеобщему недовольству постоянной труппы, это уже вызывает вопросы. Когда в «Ленкоме» режиссер грозится снять свое имя с афиши из-за намерения руководства ввести на главную роль более медийного исполнителя, хочется воззвать: «Господа, уж вы-то можете себе позволить иногда не думать о кассе!»
Замечу в скобках, что думать о «кассе» вообще-то всегда не вредно.
Вопрос — как думать! В репертуаре любого самого аншлагового государственного театра есть постановки, посещаемость у которых хромает. И не всегда потому что это плохие спектакли, — просто их медийная привлекательность не очень велика. Например, «Хорошенькая» на Другой сцене «Современника». Пришел и попал в полупустой зал, а спектакль, на мой взгляд, очень достойный. То есть касса плохо продает хороший спектакль. Почему? «А не продается!» — со знанием дела говорят штатные распространители. Это двести-то мест? Да всего-то два раза в месяц? В таком случае, господа, что вы делаете в штате государственного театра? Чтобы продать спектакль с Нееловой или Хаматовой, большого ума не надо. Профнепригодность — и этот «диагноз» не обсуждается.
Тезис третий: репертуар антрепризных театров оставляет желать лучшего. Это правда, если только игнорировать тот факт, что в нашей компании еще десять лет назад была поставлена пьеса Шоу «Миллионерша», долгое время шли психологическая драма П. У. Энквиста «Ханна»; если не принимать во внимание, что первым спектаклем «Театрального товарищества 814» Олега Меньшикова было «Горе от ума», а вторым — трудная и не всем понятная пьеса Максима Курочкина «Кухня»; если забыть, что Владимир Мирзоев именно в антрепризе поставил две пьесы не самого простого автора Гарольда Пинтера; если закрыть глаза на то, что одним из первых антрепризных спектаклей новой России были «Игроки ХХI» по гоголевским «Игрокам», а пионер антрепризного движения Леонид Трушкин начинал свой театр с «Вишневого сада» и «Гамлета». При этом телеканал «Культура» как от чумы открещивается от любого частного театра. «Антрепризу мы не освещаем», — говорят представители канала, поджав губы.
Конечно, нельзя отрицать, что в погоне за быстрым кассовым успехом антрепренеры часто хватаются за низкосортные бульварные пьески. Но ведь и государственный театр от них не отстает, радуя зрителя своими «Мужчинами по выходным». При этом я утверждаю и готов доказать, что пьесы Мережко, Коляды, Галина, входящие в репертуар весьма уважаемых московских театров и позиционирующиеся как «современная русская драматургия», ничуть не лучше ни в драматургическом, ни в каком-либо другом смысле хита коммерческого театра «Ужин с дураком» французского драматурга Ф. Вебера, мастерски исполняющегося в антрепризном Театре Антона Чехова.
Огромным ударом было для меня в свое время вынужденное закрытие нашего спектакля «Жестокие танцы» (по классическому роману Маккоя «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?»). Мы выпустили одну из самых сложных и масштабных наших постановок, которую многие до сих пор считают лучшим спектаклем «Независимого театрального проекта». Тема танцевального марафона, жизни на износ ради славы и денег казалась мне актуальной. Но сегодняшняя публика не захотела смотреть депрессивный спектакль с убийством в финале, каким бы шоу он ни был. Я переживал закрытие спектакля и все эти годы искренне верил, что, будь он в афише репертуарного театра, его бы держали изо всех сил. Видимо, ошибался.
Пропустив премьерные показы чеховского «Иванова» в Художественном театре, я наконец собрался идти, наслушавщись разных — и отрицательных, и восторженных — мнений. Посмотреть «Иванова» мне не удалось — снят с репертуара. Официальная версия — исполнитель главной роли и режиссер не сошлись характерами. Неофициальная — из-за плохой посещаемости. Если это так, то лично для меня, человека со стороны, это нонсенс! Для чего же тогда нужна поддержка государства? Во имя чего билеты на спектакль того же МХТ «№ 13» стоят бешеные деньги? Разве не для того, чтобы поддерживать в репертуаре МХТ им. Чехова чеховские названия?
Тезис последний, самый забавный. Стационарный театр — это семья, дом. Антреприза — временное место заработка: собрались люди, поиграли, заработали, разбежались. Прелести и трудности жизни в постоянной театральной труппе — тема для отдельной дискуссии. Но готов доказать, что в ситуации независимого театра понятие «команда» одно из самых основных. Когда под пусть временной, но крышей, собираются профессионалы различных школ, убеждений и взглядов на театр, нахождение общего языка и сверка групп крови важна, как никогда. При этом атмосфера в таких театральных сообществах гораздо чище и здоровее: никто никого не подсиживает, минимум интриг, каждый знает свое место и т. д.
***
Итак, основные тезисы о непримиримости полярных и параллельных театральных миров (государственного и частного театров) на поверку оказываются хрупкими и подтверждают одно — антагонизм между ними кажущийся, вольно или невольно сфабрикованный. Принципиальная разница между ними есть, но состоит она отнюдь не в подходе к репертуару или формированию труппы. Она в уровне ответственности и несравнимых степенях риска. В отличие от государственного независимый театр не может «списать» провальный спектакль по пьесе «друга театра» и отделаться легким испугом. Испуг в коммерческом театре, если он не финансируется из спонсорских закромов, имеет конкретное материальное выражение, которое может просто его обанкротить.
Я уверен, что рано или поздно мы начнем рассматривать частный и государственный театр как единое пространство, и чем скорее мы начнем это делать, тем лучше. Не потому что это нужно частному театру — отнюдь нет! Это в общих интересах, и необходимо хотя бы в интересах интеграции в европейский театр, который в основном независимый, частный. Он существует, возможно, обособленными слоями, но в едином пироге (надеюсь, все понимают, что концептуальный «Театр дю Солей» Арианы Мнушкиной, как и парижский бульварный театр «Жимназ», — частные театры и оба могут номинироваться на национальную театральную премию «Мольер»). И в этом едином театральном пространстве окажется, что и тут, и там есть свои положительные и отрицательные стороны. А деятели государственного театра, до смерти напуганные намерениями чиновников совершить наконец театральную реформу, возможно, поймут, что не так страшен черт, как его малюют.
Мы все сегодня охвачены стремлением сохранить русский репертуарный театр. «Мы» — это не описка. Я искренне считаю, что сохранять его нужно изо всех сил. Потому что это немногое положительное, что осталось в наследство от советской эпохи. Это наше ноу-хау, которому завидовал весь мир. Но необходимость сохранения русского репертуарного театра — такая же аксиома, как и то, что в сегодняшнем своем состоянии он трещит по швам и нуждается в капитальной модернизации.
Этой модернизации мы боимся, как огня. С одной стороны, оно понятно. Нас пугают действия государства(83-йзакон — это бред, который придумали люди, не имеющие к театру ни малейшего отношения). С другой стороны, мы привыкли жить в мире сложившихся моделей. Представить себе, что театр может быть репертуарным без постоянной труппы, просто какое-то богохульство! И даже страшно вообразить, как репертуарный театр может существовать без своего помещения! А я утверждаю — может, и утверждаю не голословно. «Независимый театральный проект» — частный репертуарный театр без собственного помещения, постоянной труппы и дотаций. Сводим и разводим занятость артистов, арендуем залы и играем по 12-15спектаклей на большой сцене (это только Москва). И ничего, как-то живем, хотя ничто не достается нам за «красивые глаза». Никаких поблажек, никаких скидок. И это не жалоба — боже упаси! Это условия существования — мы сами выбрали свой путь. Если бы я хотел работать в государственном театре, поверьте, я бы давно в нем работал.
Нам панически доказывают, что без поддержки государства придет конец великому русскому репертуарному театру. Конечно, театр нужно поддерживать. Но по-другому — не потакая иждивенческим привычкам его работников. Мы не можем ориентироваться на слова уважаемого Сергея Яшина, смысл которых: нельзя никого увольнять, хоть они и не работают, мы и так им мало платим! Театр многофункционален — он может быть трибуной, воспитателем, развлечением. Но функцию богадельни я ему приписывать отказываюсь.
Сейчас уже все понимают, что шансов оставить все как было нет.
Неизбежность реформы очевидна, и наивно надеяться, что беременность на восьмом месяце вдруг возьмет и рассосется. Вопрос лишь в том — как будут делать реформу. Есть опасность опять начать изобретать велосипед всеми немыслимыми способами. Всегда приятно стремиться к самобытности, осознавать исключительность русского пути. Вот тут-то как раз, я уверен, нужно обуздать национальные амбиции. Рядом опытная Европа, в которой все уже придумано: и схемы государственного финансирования культуры (одна помешанная на культуре Франция чего стоит!), и механизмы контроля, и схемы минимизирования повальной безработицы.
Финансирование театра государством, на мой взгляд, будет происходить по схеме Госкино, то есть финансироваться будут не театры, а театральные проекты. И тогда на дотационные деньги в частном театре начнут ставиться спектакли, которые без финансовой поддержки государства невозможны. А я ответственно заявляю, что редкий спектакль, идущий в стационарном театре, я лично не мог бы сейчас спродюсировать в частных условиях, без стационара.
Слава Богу, я не одинок! Пока мы все шумно дебатируем и стенаем, наш беспокойный бунтарь и аксакал Юрий Петрович Любимов первым решился на эксперимент — его театр станет автономным. И пусть всем молодым и колеблющимся будет стыдно!