Институт прикладного театроведения. Откуда взялся «Римини Протокол»

В программках любого театрального фестиваля в разделе «Биография» все чаще можно наткнуться
на строчку «Институт прикладного театроведения, университет в Гиссене». Известный своим университетом, на естественном факультете которого учился Георг Бюхнер, город Гиссен находится в пятидесяти километрах от Франкфурта-на-Майне. Институт прикладного театроведения входит в корпорацию «Гиссенская театральная академия», ею руководит Хайнер Геббельс. Академия включает в себя Высшую театральную школу Франкфурта-на-Майне, факультет драматургии в Университете Гёте и еще несколько учебных заведений. Студенты, как водится, знакомы, встречаются на совместных мероприятиях и дружат. И надо сказать, студенты Гиссена отличаются от всех остальных — они существуют немножко отдельно, и это объяснимо. Репутация школы такова, что сегодня каждый третий значимый немецкий художник, занимающийся перформансом, окончил школу в Гиссене. Участники групп «Римини Протокол» и She She Pop, режиссер Рене Полеш — это только самые известные выпускники гиссенской школы, прославившиеся и за пределами Германии. Про саму школу пишут магистерские диссертации, в прошлом году появился сборник статей профессоров и выпускников Института прикладного театроведения, выпущенный к его тридцатилетнему юбилею.

Институт был основан в 1982-м на базе Университета в Гиссене литературоведом Анджеем Виртом. Вместе с Виртом концепцию института формировал Ханс-Тис Леман. Приглашенными профессорамив институте в разное время были Хайнер Мюллер, Роберт Уилсон, Марина Абрамович, Жером Бель, Ксавье Леруа и Раби Мруе. Идеей Вирта с самого начала была возможность объединения теоретической искусствоведческой работы и практики. Анджей Вирт, специалист по Брехту, ввел практические занятия по учебным пьесам Брехта, где эта диалектическая составляющая доведена до максимума. Учебные пьесы — это несколько текстов, созданных Бертольдом Брехтом в соавторстве с Куртом Вайлем, Гансом Эйслером и Паулем Хиндемитом. Их основным обучающим принципом было то, что они не созданы для пассивного восприятия зрителя или читателя — в них непременно нужно быть участником. Теория как практика и практика как теория — этот брехтовский постулат есть одно из главных отличий Института прикладного театроведения от классической европейской школы театроведения, происходящей из филологии. Хайнер Геббельс так пишет об институте: «Теория и практика не противоречат друг другу, и здесь не должно быть никакого разделения труда. Теория необязательно происходит только из зрительского опыта, мы со студентами пытаемся сами прийти к теории через живой объект исследования, через театр. <…> Я вижу риск в последовательном обучении студентов — от традиции к лаборатории, главным образом потому, что у студентов и в дальнейшем сохраняется сопротивление к развитию эстетически нового театрального языка» ((Heiner Goebbels, «Das Hören und Sehen organi- sieren: Die Ange- wandte Theater- wissenschaft», Ästhetik der Abwesenheit. Texte zum Theater; Theater der Zeit, 2012)). Концепция института строилась на этом принципе, и так студенты начали поиск нового театра на рубеже 80–90-х. Театра, который один из основателей института Ханс-Тис Леман через десять лет назовет постдраматическим. Для студентов и профессоров института не существует границ между разными видами искусств, участие в процессе важнее пассивного восприятия спектакля, а опыт важнее впечатления.

В прошлом семестре в их программе даже значился курс «Позиционирование ИПР», где новички и студенты старших курсов обсуждали место своего института в контексте современного театрального искусства. Да, за эту амбициозность и высокомерие выпускников Гиссена частенько недолюбливают и критикуют. Но по прошествии времени эта авангардная и экспериментальная школа стала такой же элитарной институцией, как и любая театральная академия.

С появлением новой магистерской программы «Хореография и перформанс» помимо суперзвезд — теоретиков театра и танца в институте появились философы, художники и теоретики современного искусства. Вслед за Виртом в 90-е главой института стала Хельга Финтер, монстр театроведения, специалист по барокко и итальянскому футуризму. А с двухтысячных институтом руководит Хайнер Геббельс, композитор, режиссер и театровед, человек, который сам воплощает идею междисциплинарности. Наряду с семинарами, которые проводятся местными преподавателями, каждый семестр в институте преподают два приглашенных профессора. Это могут быть художники, режиссеры, хореографы или даже дизайнеры и архитекторы. Институт предлагает три программы: бакалавриат и магистратура по специальности «Прикладное театроведение» и «Хореография и перформанс». Будущим студентам нужно сначала подать портфолио с двумя-тремя предложениями проектов. Это может быть все что угодно: инсталляция, перформанс, спектакль. Если комиссия отбирает портфолио, далее следует экзамен (это чаще всего эссе на тему спектакля, который студенты смотрят на месте), а затем собеседование. Каждый абитуриент магистратуры обязательно должен иметь бэкграунд в исполнительских искусствах, но набирают студентов, конечно, не за энциклопедические знания. В итоге каждый год на три отделения института набирается около шестидесяти человек.

Для отделения хореографии знание английского языка — обязательное условие, почти все занятия проходят на английском, а главный профессор отделения, философ и теоретик перформанса Бояна Кунст — преподаватель Люблянского университета. Отделение прикладного театроведения — полностью немецкоязычная программа. Из-за высоких требований к владению языком в школе почти нет иностранцев, кроме, разумеется, приглашенных профессоров.

Благодаря опыту Гиссена и теперь уже Болонской системе образования практические занятия включены в программу во всех театральных теоретических курсах. Понимание теории (и не только театральной) как практики стало методологией для многих немецких театральных и теоретических школ. Школа в Гиссене во многом реформировала весь театральный процесс в Германии. Основанный как сугубо экспериментальный, Институт прикладного театроведения чествует новый театр, альтернативный буржуазному, зацикленному на самом себе и бесконечно цитирующему самое себя.

Оппоненты упрекают Гиссенскую школу в дилетантизме выпускников: они не теоретики, не практики и вообще неизвестно кто. Недавно Герхардт Штадельмаер, театральный критик из Frankfurter Allgemeine Zeitung назвал Институт прикладного театроведения местом, где «куется бедствие немецкого театра». Статья в декабрьском Spiegel называлась «Дилетанты из Гиссена». Автор упрекал выпускников школы в отсутствии каких-либо навыков, в неумении ставить задачи и работать с пространством. Приводя цитату из доклада группы She She Pop к тридцатилетию института о положительном влиянии опыта работы в коллективе, при которой студенты постоянно находятся и внутри процесса, и вне его, Штадельмаер иронизирует, называя такую концепцию «саморефлексия как программа» — студент здесь сам себе режиссер, драматург, художник.

Противники такой «многостаночности» осуждают эту программу, заявляя, что вы не найдете нового Кристофа Шлингензифа среди выпускников этого заведения. Но, может быть, сейчас как раз и пришло время не великих одиночек, а великих коллективов? И существование некоторых таких коллективов — выпускников Гиссена — доказывает эффективность всего предприятия.

Ольга Федянина. Немецкое театральное образование и немецкий театр: дальнее родство

Комментарии
Предыдущая статья
Немецкое театральное образование и немецкий театр: дальнее родство 02.09.2013
Следующая статья
Общество Рафаэля: дети и звуки 02.09.2013
материалы по теме
Архив
«Московские процессы»: за и против
В самом начале марта известный швейцарский режиссер Мило Рау и International Institute of Political murder представили в Москве свой проект «Московские процессы». В основу этого спектакля-диспута легли три громких процесса нулевых годов — суд над кураторами выставки «Осторожно, религия!» (2003), суд над устроителями выставки «Запретное искусство»…
Архив
«Никаких тут правил нет. Никаких»
В тот момент, когда состоялся наш разговорс известным театроведом и ректором Школы-студии МХАТ, было ничего не известно о его скорой добровольной отставке. Поэтому интервью получилось не итоговое, а наоборот — полное надежд.