Спектакли Миндаугаса Карбаускиса часто напоминают шкатулку с двойным, а то и тройным дном. Не стала исключением и премьерная «Школа жён» Мольера, в вольном, а местами и фривольном переводе Дмитрия Быкова.
На первый взгляд перед нами забавная байка о незадавшейся женитьбе старого хрыча на молоденькой воспитаннице, элегантно и со вкусом разыгранная актёрами. Премьерствует здесь, конечно, Анатолий Лобоцкий – его Арнольф подобен королю-солнце, вокруг которого вращаются прочие персонажи. Он и несёт себя с истинно королевским величием: уморительно смешна уже первая сцена, когда на наклонном помосте (аскетичная и выразительная сценография Зиновия Марголина) появляется торжественно бредущая процессия в стильных серых костюмах во главе с Арнольфом в таком же сером. Торопиться некуда, всё под контролем, воспитанница Агнеса (Наталья Палагушкина) засажена под замок и вяжет колпаки, до свадьбы буквально пара дней. Невеста, конечно, не семи пядей во лбу, зато скромная, работящая и благонравная. Но всё идёт прахом: как чёрт из табакерки, появляется юный Орас – заморский «принц» в подтяжках и лихо заломленной кепке (костюмы Марии Даниловой вообще чудо как хороши). Дальше всё по пословице: Арнольф его в дверь, а он в окно. Юмора ситуации добавляет то, что младший из соперников о соперничестве не подозревает, а старший никак не может за ним угнаться и всё время оказывается на шаг позади.
Карбаускис вообще мастер монтажа, прекрасно умеющий организовывать сценическое время. Вот и здесь он то замедляет действие, то пускает его вскачь, многократно усиливая комический эффект и не позволяя зрителю расслабиться ни на секунду. В результате получается искромётная комедия с простыми и понятными идеями. Нельзя полюбить из-под палки (даже если она в руках у твоего благодетеля). Будь проще, и девушки к тебе потянутся.
Вот только у этой комедии совсем невесёлый финал. Люди в серых костюмах воздают хвалу Господу. Детали, отличавшие их по ходу спектакля – светлый воротничок, красные каблуки, кепка – скрыты. Единой серой массой появлялись они на сцене, и так же прощаются с нами. Во главе – всё тот же Арнольф. В руках – всё та же палка.
Конечно, режиссёр Карбаускис не ставил намеренно актуальную историю об абьюзе, поиске идентичности и морали, которая не тождественна духовным скрепам. Просто в отличие от старомодного Арнольфа он тонко чувствует пульс времени, и за покровом старого фарса вдруг проступают бездны.
Вот до омерзения добродетельный главный герой. Он покупает девушку, помещает её под замок, лишает её общения, развлечений, духовного и интеллектуального развития, да ещё требует, чтоб она его любила и была ему благодарна. Вот папаша девушки, который семнадцать лет назад сбежал, но не забыл про дочку и заочно посватал её (правда, забыл спросить, чего хочет она). Вот пылко влюбленный Орас, считающий свою невесту дурой, раздувающийся от самодовольства: ведь он не лишил её невинности, а мог бы; при этом он покорно соглашается взять в жены другую – раз папа велит. А вот друг Арнольфа – известный либерал Кризальд, призывающий не обращать внимание на «предательство и гадство» женщин, а оборотиться на себя, ведь у достойного мужа и жена достойная (с чего бы?).
Помилуйте, мы что, в вечном городе Калинове? За луч света – Агнесу – становится тревожно. Если она чему-то и может научиться в этой школе жен, так это сбегать от немилого и протестовать, когда пытаются принудить.
Собственно, вот эта метаморфоза, происходящая с героиней Натальи Палагушкиной и есть самое интересное. Агнеса – единственная по ходу спектакля меняется. Заторможенное создание, послушно стучащее спицами, полюбив, вдруг преображается. Откуда-то берётся пылкость и настойчивость при прощании с Орасом и решительность при объяснении с опекуном. Вот это преображение, вечная победа живого над мёртвым, закостенелым, и становится смысловым ядром спектакля. В который раз мы убеждаемся, что формальная схоластическая логика, поклонником которой является Арнольф, ничего общего не имеет с логикой жизни.
А ведь у возомнившего себя если не богом, то подобием его Арнольфа был шанс. В тот самый момент, когда он признается себе, что влюблён (Анатолий Лобоцкий за пару минут проживает всю гамму эмоций – от ярости до смятения и обратно), он становится очень человечным и уязвимым. Словно моллюск вдруг высовывается из раковины. Но нет, чуда не происходит.
Оставаться в плену привычных представлений, обвинять окружающих, цепляться изо всех сил за ускользающую власть проще. И это так понятно, так по-человечески. Во всяком случае, режиссер Карбаускис всегда выступает адвокатом своих героев, а не судьёй или обвинителем. Он лишь деликатно напоминает, что свобода, прежде всего, внутри. А потом уже снаружи.