Cегодня в Казани спектакли на татарском языке можно посмотреть в пяти театрах. Во всех работает служба перевода на русский язык, а в одном из них — камаловском — татарские спектакли можно смотреть еще и в переводе на английский. Театр. разбирается, какой способ синхронного перевода предпочитают зрители и всегда ли он необходим.
С наушниками
Про зрителей татарского Камаловского театра в Казани говорят, что над каждой шуткой в спектакле они смеются два раза. Якобы первыми это делают те, кто понимает татарский язык. А после — те, кто смотрит спектакль в наушниках с синхронным (и все же нередко запаздывающим) переводом. Особенно актуальной эта шутка была в конце 60‑х годов ХХ века: в сезоне 1968/1969 Камаловский театр стал первым татарским театром на территории СССР, практикующим синхронный перевод постановок на главный язык страны — русский.
В конце 1960‑х, чтобы получить перед спектаклем наушники и радиодатчик, нужно было оставить в залог паспорт или сумму денег, эквивалентную цене чашечки кофе в театральном буфете. Сейчас такое правило тоже действует. Но с 1986 года наушники выдают уже без радиодатчика: труппа переехала в новое, специально для Камаловского театра построенное здание, где все зрительские кресла оснащены устройством для работы аудиосистемы. В наши дни можно пользоваться собственными наушниками. И даже выбирать перевод: на подлокотнике каждого кресла есть два гнезда, верхнее — для трансляции спектакля на русском языке, нижнее — для трансляции на английском (эта услуга появилась в Камаловском в 1999 году).
На каждом спектакле сегодня работают два переводчика — русскоязычный и англоязычный. Никто не знает заранее, сколько зрителей будет их слушать. Обычно расклад такой: на спектакли Большой сцены (811 зрительских мест) берут от 40 до 200 наушников, Малой сцены (162 места) — от 15 до 50.
В татарском языке, если сравнивать его с английским, слова чаще всего длиннее, а если сравнивать с русским, то короче. По этой причине каждый из переводчиков Камаловского театра особенно тщательно работает над ритмом текстов и скоростью своей речи: страшно не совпасть со сценической реальностью.
Востребованность перевода напрямую зависит от названий в афише. Она повышается, когда в ней появляются спектакли, интересные не только татароязычной аудитории: «Однажды летним днем» Йона Фоссе, «Дон Жуан» Мольера (оба в постановке Фарида Бикчантаева), «Пять вечеров» Александра Володина (режиссер Айдар Заббаров). И гарантирована на многолетних хитах репертуара: музыкальной драме Карима Тинчурина и Салиха Сайдашева «Голубая шаль» (премьера 2011 года), комедиях Туфана Миннуллина «Зятья Гэргэри» и «Свет моих очей» (постановки 1995 года).
Из зрительских отзывов: «Ходили вчера на „Дон Жуана“, первое отделение смотрели без перевода, а после антракта побежали за наушниками. Если вы не знаете татарский или знаете его плохо, обязательно берите перевод на русский. Мольер на татарском — это очень сложно!».
Случайным образом все переводчики в Камаловском театре — женщины, однако далеко не случайно все они обладательницы грудных голосов, четкой дикции и спокойных интонаций.
«Голос переводчика должен быть «живым», — считает Фарида Ахмедшина, выпускница факультета иностранных языков Елабужского педагогического университета. В Камаловском театре она работает третий сезон, самостоятельно перевела на английский язык больше половины спектаклей репертуара. «Если машинально читать перевод, который уже знаешь наизусть, голос будет монотонным, и он усыпит зрителей. А если переводить максимально осознанно, „включившись“ в спектакль, замечая и мгновенно реагируя на актерские импровизации, слушать тебя будет нескучно».
«Недопустимо устраивать „театр у микрофона“ и играть голосом. Переводчик должен понимать, что спектакль играет не он из своей студии за стеклом, а актеры на сцене», — уточняет эту мысль главный режиссер Фарид Бикчантаев.
Но сама идея смотреть спектакли с наушниками нравится далеко не всем.
Из зрительских отзывов: «Как ни крути, но голос переводчика, который звучит одновременно с голосами актеров, раздражает, что ли. Хочется что‑то отключить и оставить что‑то одно. Но это могут сделать или полиглоты, или те, кто хорошо знает пьесу. Если соберетесь на „Дон Жуана“, прочитайте пьесу заранее (если не читали) в переводе Федорова. А потом просто наслаждайтесь игрой замечательных Искандера Хайруллина и Радика Бариева».
И еще из зрительских отзывов: «Почему в театре Камала не сделают табло для „бегущей строки“ с титрами? Как в Казанском оперном? Читать перевод намного удобнее, чем слушать голос переводчика. Я и сериалы с субтитрами смотрю, на языке оригинала. С титрами убиваешь двух зайцев: учишь иностранный язык и смотришь постановку такой, какой ее задумали носители языка для носителей языка».
Без наушников
Три года назад в репертуаре Камаловского появилась постановка, которая игралась без участия переводчиков-синхронистов. Речь о спектакле-путешествии «Будить сердца людей…», перед началом которого либретто на русском и английском языках выдавали распечатанным на листах бумаги всем желающим. За час с небольшим зрители с актером-экскурсоводом успевали обойти почти все закулисье и даже спуститься в подвал; в каждой из одиннадцати неочевидных для публики локаций разыгрывались сценки из истории татарского театра.
Первый для татарской сцены спектакль-путешествие придумали режиссер Фарид Бикчантаев и критик Нияз Игламов, сценарий для него написал драматург Рузаль Мухаметшин, а поставили режиссер Ильгиз Зайниев и художник Сергей Скоморохов. Одна из лучших в этом спектакле сцен — в помещении, где раньше был кабинет главного режиссера Марселя Салимжанова. Там зрителям демонстрировали документальный эпизод про то, как Салимжанова — еще не великого и всем известного, а молодого, начинающего театральную карьеру — совершенно не воспринимали всерьез аксакалы камаловской сцены. Мучительную для режиссера ситуацию изменил выдающийся актер Халиль Абжалилов. Оставшись с молодым режиссером наедине, он заявил: «Я вот что придумал. На следующую репетицию я опоздаю, а ты сделай страшное лицо и начни на меня кричать. Ну, например: «Как вам не стыдно?! А еще народный артист Советского Союза! Что это вы себе позволяете?!».
Известно, что Салимжанов долго не соглашался кричать на Абжалилова. Но потом все же устроил эту «показательную порку». Артистов как подменили: все стали с уважением и опасливым вниманием относиться к молодому режиссеру.
В этом эпизоде изумительно играла капризную примадонну Фатиму Ильскую Фирая Акберова, безупречным в образе благородного интеллектуала Халиля Абжалилова был Айдар Хафизов. Это ученики Салимжанова, актеры его школы. Казалось, никакого перевода зрителям и не требуется: все удивительным образом понималось даже без либретто. Но через какое‑то время в театре приняли решение заменить либретто на наушники с мобильной системой синхронного перевода. И «Будить сердца людей…» стал таким же «понятным» спектаклем, как все другие в репертуаре.
Из зрительских отзывов: «По поводу спектакля-бродилки в Камаловском театре: ходил с друзьями (разными!) два раза, в первый раз вообще отлично было! Еще в первый раз мне очень понравился актер-экскурсовод Ришат Ахмадуллин, он часто говорил нашей группе: „Дусларым-матурларым!“. Я понимаю татарский, знаю, что эту фразу можно перевести так: „Мои друзья, красавчики!“. Или: „О, мои красивые друзья!“. Во второй раз случайно услышал, как переводит эту фразу профессиональный переводчик: „Друзья!“. Просто „друзья“. Смысл, конечно, верный, но не полный».
Либретто лучше синхронного перевода, потому что не нарушает музыку татарского языка. Людям, его не знающим, оно дает емкое представление о происходящем в эпизоде и позволяет считывать эту реальность, не отвлекаясь на дополнительные подсказки. Понимающие татарский язык, конечно, в более выигрышном положении. Но на первых показах спектакля они оценили листочки с либретто: в отличие от наушников с синхронным переводом, они бесшумные и никому не мешают. А наушники мешают, случается порой, что рядом с вами не очень хорошо слышащий и/или неловкий зритель, настроивший свой перевод на максимальную громкость и/или надевший наушники не точно на уши, а кривовато. В итоге ощущение, что кто‑то в зале включил и слушает трескучее радио.
Может показаться, что удачный опыт не голосового, а текстового перевода в спектакле «Будить сердца людей…» должен был подтолкнуть камаловцев к идее переводить все другие постановки театра субтитрами на электронном табло или планшетах. Такие возможности действительно обсуждались. И были решительно отвергнуты. Победило мнение, что «сухие титры убьют живую ткань спектакля»: будут отвлекать от картинки на сцене, не смогут передать нюансы актерской игры и импровизации.
Из зрительских отзывов: «Мой парень — немец, он неплохо знает русский язык и пока еще ни слова — на татарском. Спектакли в нашем любимом в Казани Камаловском театре он смотрит в переводе на английский (я — без перевода). А после „Голубой шали“, на которую мы уже четыре раза ходили, стал учить татарский. Мы оба — филологи; наверное, учить языки, интересоваться ими — это у нас профессиональное. Мне очень нравится пример, который приводил в одной из своих статей знаменитый переводчик и филолог Михаил Гаспаров. Он спрашивал, почему Рим победил Грецию, хотя греческая культура была выше? И приводил ответ одного историка: потому что римляне не гнушались учиться греческому языку, а греки латинскому — гнушались. Поэтому при переговорах римляне понимали греков без переводчика, а греки римлян только с переводчиком».
Без перевода
С идеей Гаспарова не согласен комиссар московского Театра.doc Всеволод Лисовский. Два года назад он начал ставить в Казани, в творческой лаборатории «Угол», спектакль на татарском языке и с татарским языком. И объяснял: «Мне интересно исследовать механизм непонимания. Что меня связывает с татарским языком? Меня связывает с татарским языком то, что я его не знаю. Я вообще иностранных языков не знаю. И вот какая коммуникация в этом случае возможна? Конечно, можно приложить массу усилий и через какое‑то время на каком‑то примитивном уровне начать понимать татарский. Но все равно это будет инструментальное использование языка. И это не решает проблемы: кроме татарского существует еще масса незнакомых мне языков, и просто физически жизни не хватит, чтобы овладеть ими всеми. Язык можно использовать как инструмент. А можно рассматривать его как отдельный феномен. Как самоценный объект. Вот, собственно говоря, интересно мне, как же это может быть — когда коммуникация с языком, условно говоря, будет происходить, минуя сознание».
По замыслу Лисовского, в его новом казанском спектакле на сцене должны находиться «красивые татарские девушки» и либо он сам, либо кто‑то другой из приезжих, которые татарского языка тоже не знают («Дима Ренанский, например!»). Девушки будут говорить на татарском языке специальный текст, а приезжий гость, ничего не понимая, смотреть на девушек. При этом на госте установят специальную аппаратуру (что‑то типа детектора лжи), которая будет замерять некоторые биометрические показатели. И зрители смогут наблюдать, как организм подопытного человека реагирует на незнакомый язык. Кстати, желающим предоставят синхронный перевод этого спектакля на русский язык.
Лисовский придумал, что текст девушек-актрис будет состоять из стихов татарских поэтов и из документальной прозы, написанной в технике «вербатим» («Грубо говоря, откровения уровня „Пошла в магазин, а там яйца подорожали“ будут сочетаться с поэтическими отрывками»). Всего — двадцать фрагментов. Их порядок (каждый раз новый) актрисы будут узнавать от Лисовского за минуту перед началом спектакля.
В процессе репетиций Лисовский понял, что этот спектакль-эксперимент можно делать не только с татарским — любым другим языком. Более того: можно, условно говоря, сажать человека перед аквариумом и следить за его биометрическими показателями — как он реагирует на неслышимый язык рыб. «Мне важно понять, как человек реагирует на непонимание. Изучить энергию непонимания», — говорил Лисовский.
Премьера этого спектакля, так получается, постоянно откладывается. Сначала что‑то не ладилось с аппаратурой, потом — с рабочим графиком людей в постановочной команде. Теперь и вовсе говорят, что на неопределенное время об этом спектакле стоит забыть.
Но такое не забывается.
Или это уже дает о себе знать та самая «энергия непонимания».