Сегодня и завтра, 20 и 21 декабря, на Симоновской сцене Театра имени Вахтангова пройдёт премьера спектакля Павла Сафонова «Самоубийца» по пьесе Николая Эрдмана.
«Самоубийца» Эрдмана (1928) — одна из самых известных среди запрещённых советской цензурой пьес. В 1924 драматург написал «Мандат» — дебютная пьеса молодого автора была поставлена Мейерхольдом, спектакль имел огромный успех. «Самоубийцу» репетировали и Мейерхольд, и Станиславский, но ни одну из постановок не увидели зрители. Сам Эрдман в 1933 году был арестован и на три года отправлен в ссылку. До конца жизни (1970) он не написал больше ни одной пьесы, хотя создал множество сценариев для фильмов и мультфильмов и сотрудничал с театрами. В числе «малых жанров» были и тексты для Вахтанговского театра — Эрдман стал автором сценария легендарной «Принцессы Турандот», писал интермедии для неё, а также для «Льва Гурыча Синичкина», «Мадемуазель Нитуш» и «Двух веронцев». «Самоубийца» впервые был поставлен в 1969 году в Швеции, а в СССР — лишь в 1982-м (знаменитый спектакль Валентина Плучека в московском Театре Сатиры).
«Самоубийца» — экзистенциальная комедия о том, как «иждивенец» Подсекальников собирается покончить с собой в пылу ссоры с женой «из-за ливерной колбасы» и внезапно становится «героем» для множества людей, которые предлагают ему варианты предсмертных записок с выгодными им обвинениями. В ожидании смерти Подсекальников задаётся «последними вопросами», произнося остроумно-философские монологи, и обнаруживает в себе непреодолимое желание жить хотя бы «шёпотом». Называя «Самоубийцу» фантасмагорией, режиссёр грядущей премьеры в Вахтанговском Павел Сафонов рассказывает: «В пьесе меня привлекала её тема — столкновение личности, человеческой индивидуальности с социумом. Как в этих обстоятельствах человеку себя сохранить? Это главный вопрос, который мучит каждого: „На что стоит тратить жизнь, во что верить?“. В финале пьесы есть ответ: надо жить не ради лозунгов, а быть свободным, жить просто и ясно. Это особенно важно понимать сегодня, когда так много безумия».
В спектакле Сафонова главную роль играет Юрий Цокуров — молодой артист лирико-комедийной природы, участник всех трёх ныне идущих в Вахтанговском спектаклей Юрия Бутусова, бессменный Николай Ростов в «Войне и мире» Римаса Туминаса. «В нём есть удивительное сочетание детскости, свежести и светлого трагизма», — формулирует Сафонов. Любопытно, что, по словам режиссёра, о пьесе Эрдмана ему незадолго до пандемии рассказал театральный художник Мариюс Яцовскис (в неточной транслитерации обычно называемый Мариусом). Яцовскис много работал в созданном Туминасом Вильнюсском Малом театре (VMT), где в 2014 году «Самоубийцу» поставила Габриэле Туминайте, также выбрав на главную роль не характерного, а лирического актёра Даумантаса Цюниса (Мышкин в «Идиоте» Някрошюса). Этот спектакль привозили и в Россию, а за год до вильнюсской премьеры о желании поставить «Самоубийцу» говорил Римас Туминас, тогда возглавлявший Вахтанговский и VMT.
Главную женскую роль — жену Подсекальникова Марию Лукьяновну — в вахтанговском «Самоубийце» сыграет Екатерина Крамзина, «очень глубокая, смешная и серьёзная актриса», по определению Сафонова. За прошедший год к Серафиме в бутусовском «Беге» и Кити в хореографической «Анне Карениной» Анжелики Холиной у Крамзиной прибавилось несколько новых больших ролей. В частности, она сыграла Татьяну Ларину (в «Евгении Онегине» Туминаса актриса со дня премьеры играла Странницу с домрой) и Марью Болконскую в «Войне и мире» — за эту работу Крамзина номинирована на «Золотую Маску — 2023».
Подробно о том, как в премьере «мир Феллини» соединяется с абсурдом жизни, а Подсекальников принципиально отличается от остальных, нашей редакции рассказал Юрий Цокуров: «Я, конечно, читал раньше пьесу Эрдмана, видел спектакли по „Самоубийце“, и в Щукинском институте мы ставили отрывок на самостоятельном показе (не очень удачный)… Но в этой работе мы как раз тем и занимались, что избавлялись от первого представления о Подсекальникове и о пьесе. Нелепый человек, „колбаса“ — весь этот первый план несчастного, запуганного неумехи мы снимали и очищали (Паша это сразу предложил, а я пришёл постепенно, вчитываясь). Пытались найти Подсекальникова — „человека, который прорывается“, продирается, в котором пробудилась энергия. Уже в первой сцене он ведь не колбасы хочет, а проснулся и понял, что жить так дальше нельзя. И вот на эту энергию, на желание Подсекальникова что-то изменить, как-то встряхнуть мир и, в первую очередь, сделать что-то с собой, все вокруг и слетаются к нему, чувствуя: вот жизнь, движение, что-то происходит.
„Самоубийца“ — совершенно особая вещь: начало двадцатого века, немного площадной, плакатный, репризный текст — и это не минусы, а плюсы. В нём есть и социально-политическое, и трагическое, но всё это мы пытались перевести во что-то игровое, партнёрское, жанровое — и, как мне кажется, это очень Эрдману подходит. Вообще это сложная и с виду, быть может, „бытовая“ пьеса, но, я думаю, в театре возможно всё, а самое сложное и есть самое интересное. Вот у Шекспира — нереально, невозможно написанное объяснение Ричарда III в любви леди Анне или буря в „Короле Лире“. И как раз в театре, в этом условном месте, где нужно из ничего создать всё, можно преодолеть быт. Сколько в „Трёх мушкетёрах“ примет эпохи, шпаг и лошадей, но есть спектакль в театре „Около“. Или у нас идёт „Война и мир“ — а уж чем роман не „бытовой“ со всеми балами, костюмами, украшениями, гостями, столичной или сельской жизнью… Вопрос — как это поставить. Вот и мы хотим найти небытовой, человеческий, философский план — одновременно понятный и сложный. Придумать все эти „тарелочки“ из пьесы и всё склеить: чтобы звучал текст Эрдмана (гениальный), и чтобы эта история была игровая, а не текстовая, и чтобы было весело, и чтобы была суть… И чтобы это было про человека.
Паша предложил условное пространство: это отчасти искусственный, хрупкий, „бумажный“ или „картонный“ мир, но в то же время он решён как гротескный, яркий, цирковой (и действие происходит на белом круге маленькой цирковой арены). С гротеском очень помогла Женя Панфилова, художник по костюмам. Такая эстетика отразилась и на гриме, и, конечно, на стиле актёрской игры: наверное, можно провести параллель с итальянскими комедиями — по энергии, по темпу. И мы хотели, чтобы Подсекальников был противовесом всему остальному миру. Я не делаю себе грим, в начале у меня почти простой костюм — потом тоже наряжают в гротескный, но всё равно существование чище — проще, реалистичней, внятней и конкретней, чем у остальных персонажей. Они все — как персонажи из фильма Феллини, а Подсекальников смотрит на них как будто „с чистого листа“.
Мне кажется, неправильно играть Подсекальникова как „человека, которого разжаловали“, который сидит дома, не работает и так далее. Это просто неинтересно (думаю, не это закладывал и Эрдман). Подсекальников — это любой человек. Потому что каждый в своей жизни — больше ли, меньше ли — находится в контакте с обществом, с миром, с системой (политической, социальной), просто с окружающими людьми. А этот мир не очень считается с какими-то маленькими, простыми потребностями и желаниями обычного человека. Так было и в СССР, и в девяностые, и сейчас… Глобальные перемены не принимают человека в расчёт. Он остаётся один на один со смертью, с войной, с революциями. Не так давно, после распада СССР, например, сколько людей были вынуждены менять место жительства, место работы, вообще своё место в мире. Но это про любого человека, и даже не в период глобальных перемен, а всегда — насколько он слаб, мал, беззащитен, хрупок. И всё равно надо искать в себе силы, находить для себя причины жить, заниматься тем, чем хочется, любить того, кого хочется.
В самом конце пьесы после слов финального монолога Подсекальникова „В чьей я смерти повинен, пусть он выйдет сюда“ цитируется предсмертная записка Феди Питунина: „Подсекальников прав. Действительно жить не стоит“, — драматургический ход, переворачивающий всё с ног на голову. Но Подсекальников — в последнем своём монологе — как бы выходит на свободу и что-то понимает. Думаю, поэтому на него тут же и возлагается ответственность — как на человека, который всё-таки что-то сказал миру, что-то себе позволил, кем-то стал. Грубо говоря, это ещё одна проверка на прочность — ну не буквально же он виноват в смерти Питунина. Это абсурд жизни и мира, отсутствие правды и коммуникации. Поэтому в спектакле мы пытаемся решить финал так: всё равно надо жить и дальше — несмотря даже на это».
Помимо Павла Сафонова и Евгении Панфиловой, над премьерой работают автор сценографии Денис Сазонов, художник по свету Руслан Майоров, художник-гримёр Ольга Калявина и автор музыкального оформления Вадим Маевский. Партнёрами Юрия Цокурова и Екатерины Крамзиной станут артисты разных поколений (в том числе стажёры Вахтанговского): Ольга Тумайкина и Светлана Йозефий, Василий Симонов, Александра Стрельцина, Карен Овеян и Василий Цыганцов, Олег Макаров, Евгений Косырев, Юрий Красков, Дмитрий Соломыкин, Артём Пархоменко, Анна Антонова и Ася Домская, Мария Шастина, Виталий Иванов.