В новосибирском «Первом театре» состоялась российская премьера пьесы Лидии Головановой «Плотник». Один из главных хитов последней «Любимовки» поставили Ангелина Мигранова и Родион Сабиров. О премьере – Ника Пархомовская.
«Плотник» стал одной из сенсаций богатого на театральные открытия 2021 года. Не сказать, чтобы имя Лидии Головановой было совсем незнакомо режиссерам и ридерам – ее «Дыры» в 2020 году уже попадали в шорт-лист «Любимовки». Но все же именно «Плотник» с его уникальным действенным минимализмом, физической наполненностью и разнообразными интеллектуальными коннотациями вывел молодого петербургского драматурга, ученицу Натальи Скороход, в первый ряд отечественных авторов, от которых ждут что ни день, то нового текста. Отчего же простая история про девушку, которая собственными руками ремонтирует шалаш, возведенный когда-то ее дедом, произвела такой эффект на читателей и зрителей (сначала пьесу в рамках «Первой читки» поставил Ринат Ташимов, затем, уже на «Любимовке», Наташа Боренко)? Вряд ли тому «виной» откровенный феминизм авторки – сегодня им уже никого не удивишь, особенно в современной российской драматургии, где уже несколько лет особенно громко звучат именно женские голоса. Вероятно, дело в оригинальной форме пьесы, которая представляет собой монолог, состоящий из коротких, тщательно подобранных фраз, описывающих исключительно действия героини. При этом кто-то сравнивает его с потоком сознания, кто-то с инструкцией, а кто-то – с молитвой, находя в обычном с виду тексте глубокие религиозные подтексты.
Поставившие «Плотника» в «Первом театре» режиссеры Ангелина Мигранова и Родион Сабиров, неоднократно номинировавшиеся на «Золотую маску» за свои казанские проекты, решили текст Головановой в привычном для себя жанре перформанса. И, надо признать, пьеса этому совершенно не сопротивляется, наоборот, раскрывается с новой стороны и играет какими-то совсем другими гранями. Если в интерпретации Ташимова это была борьба женского и мужского (роль героини исполняли сразу и режиссер, и актриса «Театра на Литейном»), спокойного и истеричного, медленного и быстрого, а у Боренко – внятный феминистский манифест, то в Новосибирске «Плотник» превратился в коллективную медитацию. Посреди сцены раскинулся бассейн, в него на протяжении спектакля откуда-то сверху капают капли воды, под мерный звук которых немедленно хочется заснуть. На задник сначала проецируется текст и название главок («Очищение», «Каркас», «Пол», «Дверь», «Окна», «Стены», «Крыша» и снова «Очищение»), а затем успокаивающее видео с водной рябью. Между водой и задником, у края бассейна, сидят три девушки в одинаковых джинсах, светло-бежевых толстовках и белых кроссовках – актрисы Елизавета Маслобоева, Юлия Шабайкина и Карина Мулева, которые по очереди, иногда перебивая, иногда дополняя друг друга, произносят волшебный головановский текст. Света то совсем нет, то он высвечивает на заднике какую-то мысль или ту фразу, что говорится сейчас.
Это «сейчас» – одновременно суть и форма спектакля, его альфа и омега, этика и эстетика. Сколько бы мы ни говорили про процессуальность в современном искусстве, сколько бы ни твердили про включение зрителя, сколько бы ни рассуждали про то, что театр происходит «здесь и сейчас», добиться истинной, стопроцентной жизни на сцене удается крайне редко. От новосибирского же «Плотника» есть ощущение, что он рождается прямо на наших глазах, хотя и понятно, что бассейн кто-то заранее наполнил водой, а актрисы произносят все-таки не вполне свой, написанный кем-то текст. Однако разделение монолога на три разных голоса, повторы и сбивки, создание определенного ритма и потом короткое выпадение из него, – все это создает «эффект тотального присутствия» даже у тех, кто просто спокойно сидит в удобном кресле и смотрит спектакль. Сопричастность тут рождается не через интерактив или формальное вовлечение, но через физиологию, непроизвольное подключение, создание общности. Рассудочный, выверенный, интеллектуальный текст пьесы режиссеры решают через тело и его язык. По сути, это одна большая, протяженностью в час, перформативная практика для всех, кто принимает участие в действии, неважно находится он_а в зале или на сцене.
В результате действительно происходит то самое пресловутое «очищение», или катарсис, который, казалось бы, давно отменен за ненадобностью теоретиками постдраматического театра. На обсуждении актрисы и зрители благодарят друг друга за необыкновенный опыт и рассказывают про то, о чем для них этот спектакль (для всех про разное: для кого-то про детство, для кого-то про радость физического труда, для кого-то, наоборот, про бездействие, для кого-то про боль, для кого-то про воспоминания). Но самое главное, что он оказывается не просто театральным актом, а своеобразной психотерапией, медленным погружением в себя и собственное подсознание, успокоением и обнулением. В ситуации постоянного стресса, когда наша психика уже не справляется с обрушившимся на нее перегрузками, «Плотник» Миграновой-Сабирова работает как лекарство: убаюкивает, возвращает в тело, дарит блаженное ощущение правильности всего происходящего – не в сиюминутном смысле, но в категориях вечности. Потому что про что бы ни писала драматург и ни ставили режиссеры, спектакль оказывается прежде всего про нас самих и то, что нам больше всего необходимо в данный момент. «Знаешь, я никогда раньше не замечала, что они так похожи, слова “плотник” и “плоть”», – в какой-то момент произносит героиня, и вслед за ней можем сказать и мы.