На фото: кадр из фильма “Леди в фургоне”
Зачем театру кино? Что дает театральной постановке киносъемка? И почему из хороших спектаклей так редко получаются хорошие фильмы? Корреспондент Театра. вспоминает о фестивале Британского кино, прошедшем в Москве в конце осени и советует, как наверстать упущенное.
Если для киноманов хедлайнерами программы Бритфеста стали обласканные Каннским и Берлинским фестивалями «Лобстер» и «45», то для театралов наибольший интерес представляли фильмы, снятые нынешними худруками Национального театра (Royal National Theatre) — бывшим и нынешним. И это далеко не единственное, что объединяет две киноленты. «Леди в фургоне» и «Лондон-роуд» вопреки всем законам кино, но согласно старинному театральному канону отличают единство времени, места и действия. Фактически оба «ограничиваются» пределами одной улицы — вербатим-мюзикл о недавнем убийстве пяти проституток («Лондон-роуд») разворачивается на серой и безликой Лондон-роуд в провинциальном Ипсвиче, а абсурдистская комедия про терроризировавшую целый район старушку(“Леди в фургоне«) — в богемном Кемден-тауне, куда в конце 1970-х начала перебираться (да так тут и осталась) художественная элита Лондона. В обоих фильмах играют известные актеры — участники одноименных театральных постановок, оба основаны на реальных событиях, но на этом общее между ними исчерпывается.
Разница между двумя кинопремьерами столь же велика, как между их постановщиками. Если прежний руководитель Национального театра Николас Хайтнер считается традиционалистом с тонким юмором, то его преемник Руфус Норрис, сменивший Хайтнера в марте 2015 года, славится своей любовью к смешению жанров (он успел инициировать и поставить не только документальный мюзикл, но и две современные оперы, написанные по его заказу) и спектаклям на остросоциальные темы. Понятно, что любые ярлыки нехороши и весьма условны, но назначение Норриса в Национальный театр воспринималось многими как «борьба нового против старого». Объявленная молодым худруком политика расширения репертуара только подтвердили опасения консерваторов, что один из их последних оплотов скоро падет под натиском современного искусства. Однако в фильмах «Леди в фургоне» и «Лондон-роуд» борются не столько новое со старым, сколько живое с неживым.
«Леди в фургоне» — это, прежде всего, бенефис старейшины английского актерского цеха Мэгги Смит, и остальным деятелям британского театра и кино, даже экстравагантной Фрэнсис де ла Тур в роли вдовы композитора Воан-Уильямса, остается лишь «подыгрывать» звезде. Правда, звезда при переносе спектакля с театральных подмостков на киноэкран теряет драйв, становится несколько однообразной и зажатой. Но в этом, скорее, вина режиссера, не сумевшего найти адекватный театральному киноязык. Его постановка перестает быть спектаклем, но не становится фильмом: оригинальные кинематографические приемы не найдены, трагикомическое (или, если угодно, экзистенциальное) раздвоение автора — писателя и человека — не работает, весьма остроумный, как всегда у Беннетта, текст не читается, а история навязчивой городской сумасшедшей вызывает, скорее, раздражение, чем умиление. Вопрос, что движет героем, заставляя его идти на поводу у неприятной и неопрятной старухи, пускать ее в собственный двор и по-своему заботиться о ней, одновременно отправляя родную мать в дом престарелых, так и остается открытым. И вместо серьезного разговора о том, как мы пасуем перед бытовым хамством, ссылаемся на бога и обстоятельства, чтобы прикрыть постыдные слабости, и губим свою жизнь из-за ерунды, получается невнятная история про то, как всех жалко.
Тогда как из заведомо несценичного материала о серийном убийстве рождается притча о безразличии, нежелании видеть дальше собственного носа и забвении. Фильм Норриса абсолютно современен, и глубоко традиционен одновременно, ведь английское искусство никогда не боялось криминальных тем, вспомним хотя бы мюзик-холльные скетчи Дэна Лино времен Джека-потрошителя или мюзикл про Суини Тодда, демона-парикмахера с Флит-стрит. Хотя режиссер опирается в своем вербатиме не на коммерческий мюзикл, а скорее на зонг-оперу, изобретенную в двадцатых годах прошлого века Куртом Вайлем и Бертольтом Брехтом. Он берет за основу материалы реального расследования и вкладывает в уста своих героев обрывки фраз и мыслей, которые произносили очевидцы и свидетели, сопровождая их удушающе-ритмичным саундтреком композитора Адама Корка. Это быстро создает нужный режиссеру тревожный эффект, который усугубляют мрачные общие планы унылых домов и снятых крупным планов скучающих лиц. А самыми яркими моментами фильма становятся многонаселенные вокально-танцевальные номера, в которых актеры, будто зомби, упрямо повторяют одни и те же слова, одни и те же движения. Именно они выдают главную мысль Норриса — тотальный цинизм людей, для которых главное, чтобы «о них чего не подумали». Единственное желание этого серого во всех смыслах мира — забыть об убийствах и смерти, сделать вид, что их не было, как не было и проституток на этих улицах. Апофеозом мизантропического фарса становится момент, когда оставшиеся в живых проститутки отрицают сами себя, отвергая свое прошлое и лишаясь всяких перспектив на будущее. Как будто если мир сделает вид, будто их нет, они и вправду перестанут существовать.
Забавно, что «оптимистичный» (если верить аннотации) фильм Норриса смотреть намного сложнее и мучительнее, чем легкомысленную комедию Хайтнера. Но и вопроса, зачем режиссеру понадобилось превращать громкий спектакль в фильм неизвестной пока судьбы, не возникает. Лично для меня «Лондон-роуд» стал главным откровением прошедшего фестиваля нового британского кино — не сомневаюсь, что он проторит дорогу и другим лентам необычных жанров. А пока этого не произошло, советую всем обратить самое пристальное внимание на театральные работы Норриса, благо его версия моралите «Всякий человек» в этом сезоне идет в наших кинотеатрах в рамках проекта TheatreHD.