Иллюстрация Гали Панченко
«Идеальный муж» Константина Богомолова стал самым обсуждаемым спектаклем сезона. Предметом восхищения, объектом беспощадных инвектив и поводом для ожесточенных полемик. Журнал «Театр.» решил, что в этой ситуации будет правильно предоставить слово человеку со стороны. Павел Гозлинский — писатель, публицист, критик, автор книг о театре романтизма, создатель и руководитель Института репортажа — уже почти не пишет рецензий. «Идеальный муж» Константина Богомолова на фестивале «Да, да, да!» был одним из редких сегодня случаев, когда он счел нужным посвятить спектаклю отдельную статью. Гозлинский чуток к социальному театру, который разоблачает мифы, формирующие национальную идентичность. Богомолов для него — открытие, ведь у поляков сложилось представление, что Россия очень медленно и стеснительно обсуждает свое прошлое и настоящее. Рецензия напечатана в леволиберальной «Gazeta Wyborcza»; как и многие другие польские СМИ, она не спускала глаз с Болотной площади.
Дорогой борщ и московские протесты
— Эта страна — парадокс, — говорит мне Известный Русский Писатель и вливает в рот очередную ложку самого дорогого борща в самом дорогом московском ресторане, где официантские ливреи, мебель и лепнина имитируют обстановку офицерского клуба начала XIX века. Рядом продолжается протест (барьеры, полиция, «дружинники» с повязками на руках, смотрящие за «законностью», — свобода строго регламентирована). Со стихами и песнями они требуют свободы участникам прошлогодних манифестаций на Болотной площади, все еще содержащимся в заключении. «Свобода!» — кричат демократы, социалисты, анархо-синдикалисты и бог знает кто еще.
— Собственно говоря, я должен быть там, — говорит Известный Писатель, после чего добавляет, что все-таки не верит в демократическую эволюцию. Взрыв — да. Со временем. Возможно. Пока после эйфории массовых манифестаций весны и лета 2012 года, пожалуй, гораздо больше разочарований, чем пробуждения надежды. «Радужной угрозы» в большой концентрации пока не замечается. Оппозиционный блогер Навальный сидит, как раз началось его судебное дело. Правительство ограничивает некоммерческие организации. Но, с другой стороны, мой знакомый рассказывает мне, как один из главных активистов через неделю после протестов поехал в Гранд-Каньон отдыхать.
— Представляешь себе Валенсу, который в середине забастовки в Гданьской верфи отправляется в Ястарню?
Дориан Грей в сегодняшней России
В театре тоже — сплошные парадоксы. На почтенных подмостках МХТ под руководством Олега Табакова, стареющей звезды экрана и сцены, открыто поддержавшего кандидатуру Путина, идет спектакль, который называют «самым радикальным за всю историю российского театра». Я никогда бы в это не поверил, глядя на афишу «Идеального мужа» по Оскару Уайльду в постановке Константина Богомолова. Но Богомолов от Уайльда оставил лишь схему: есть высокопоставленный женатый мужчина, его друг, шантажистка. Скандал висит в воздухе.
Только вместо английской знати — российское высшее общество. Муж, бывший мафиози, сегодня один из кремлевских лидеров. Он имеет власть, его жена — олигарх в юбке — монополию. Их единственные дети — чистоган и роскошь. Перефразируя Уайльда, можно сказать, что в их жизни «каждую проблему можно решить при помощи кредитной карточки». Но их супружество — маскарад, вполне в духе богомоловской эстетики. У мужа давние отношения с бывшим киллером, сегодня же первым певцом России (вообще его шансон — это чистая пошлость, но на сцене она — чистый кэмп). Такая связь осуждается, разглашение грозит крахом, нужно действовать.
Параллельно разыгрывается история кремлевского властителя, своего рода Дориана Грeя. Он заключает союз с художником, чтобы тот написал портрет, благодаря которому он получает бессмертие (читай: пожизненную власть). Художнику жалуют награды и апартаменты, но он начинает мешать, и от него приходится избавиться. Поручение исполняет элегантный священник — перевоплотившийся чистильщик Харви Кейтеля из «Криминального чтива». Поп пожирает художника. Буквально.
Есть еще чеховские три сестры, которые уже приехали в Москву, — новые русские, клиентки кафе «Vogue», с поджатыми губами, на шпильках и в шмотках от какой-то Прады. Они толкуют, что хорошо бы всю жизнь работать, работать, работать.
Фарс? Карикатура? Хотел бы я увидеть и у нас столь резкий конфликт умного театра с действительностью. Притом это исполнено с большим мастерством. В самой форме нет ничего нового — Богомолов, не стесняясь, многое берет у того же Варликовского. Мир, будто бы созданный Малгожатой Щесняк, со спальней и ванной комнатой в движущихся аквариумах, тем не менее прекрасно смотрится в архаичной сцене-коробке. И все работает. Не нужно, как у нас, ездить под Варшаву, чтобы посмотреть очередного Варликовского.
Текст тоже подвергнут своеобразной «варликовской» обработке. Однако мы получаем другой эффект: вместо лабиринта смыслов — крепко сбитая комедия.
В этом коллаже нет нестыковок: связь между Уайльдом, Чеховым, Шекспиром, Тарантино, предвыборными роликами и рекламой вполне прозрачна. И вместе с тем это комедия неудобная: таким и должен быть хороший театр. Богомолов постоянно напоминает: все не так, как тебе кажется. Думаешь, что в Кремле разоблачают гей-лобби? Алё, алё — любовь пожилой однополой пары — единственно подлинное чувство в этом обществе, лицемерном сверху донизу. Когда они умирают со словами Ромео и Джульетты на губах, один за другим, их речи пробирают до костей. Пол перестает иметь значение.
Но Богомолов — это Богомолов, и он закрутит еще дальше — на стеклянную гробницу любовников опустится большой российский флаг (если в зале есть официальные лица, то на всякий случай опускают флаг британский).
Церковь в театре
«Смех — самое лучшее лекарство от страха», — говорит Богомолов своим спектаклем. И в интервью для журнала «Сноб» добавляет: «Имитация, игра <…> возвращают театр к его истинному призванию, изначальной карнавальной сути, где все опрокидывается. Русский театр об этом забыл, превратился в храм, филиал церкви, где жрецы — артисты и режиссер, где происходит какое-то священнодействие, а паства приходит, чтобы приобщиться. Именно поэтому здесь все подчинено ритуалам, а нарушение этих правил становится делом Pussy Riot».
Билеты на спектакль Богомолова распроданы до конца года. Спекулянты требуют запредельную сумму. Но процентов двадцать зрителей уходят во время спектакля, хотя отлично знают, на что пришли. Ведь это уже не первый спектакль Богомолова, посвященный развенчанию мифов, на которых строится самосознание современной России. В блистательном «Лир. Комедия» (показанном в Москве в рамках фестиваля «Золотая маска», а в Польше — год назад на Шекспировском фестивале и сейчас на смотре «Да, да, да!», организованном Институтом Адама Мицкевича) Богомолов отважился из Великой Отечественной войны сделать семейный фарс.
Умирающий от рака Лир-Сталин (гениальная Роза Хайруллина с волосами, остриженными под ежик) вновь обретает власть благодаря дочери, которая возвращается на родину во главе гитлеровских войск под руку с мужем — ницшеанским Заратустрой. В этой постановке и впрямь происходит переоценка всех ценностей. Но самое большое негодование вызвал эпизод пыток на Лубянке, впрочем, довольно метафоричный.
Откуда пришло поколение циников
На «Золотой маске» в 2013 году был показан еще один спектакль Богомолова «Год, когда я не родился». Действие происходит в квартире партийного работника, за которой следит дюжина камер наблюдения. Это снова семейная история — и разворачивается она в то же время, когда у нас уже зреет оппозиция и независимые профсоюзы.
Но закат карьеры члена партии с замашками гоголевского чиновника, по Богомолову, — прежде всего история о том, как закалялось поколение циников, которым сегодня принадлежит Россия.
После этой постановки режиссер сказал, что большего МХТ ему не позволит. Стриптиз привлекательной комсомолки на фоне парада по случаю Дня Победы — это на грани дозволенного (сцену, где ее рвало на Вечный огонь у кремлевских стен, удалило руководство). И все же год спустя на этих подмостках Богомолов поставил «Идеального мужа». Так что с чиновниками? Спят? А может, и так неплохо проводят время? Во всяком случае, в последнее время в России принялись за матерную речь. Особым указом мат попал под запрет в публичной сфере. И в том числе в театре.
В Польше, помимо «Да, да, да!», Богомолов работает над спектаклем «Лед» по Сорокину в варшавском Народном театре. Жду не дождусь премьеры.
Перевод Матеуша Масловски