Иллюстрация Александра Житомирского
Изящно придуманный спектакль по пьесе Ольги Михайловой — первый театральный опыт Владимира Мирзоева в камерном пространстве «Театра.doc». Пространство продиктовало режиссеру свои условия. Приметы мирзоевской эстетики есть и в этом, крайне лаконичном по средствам опусе, но они — скорее сознательное нарушение предложенной зрителям конвенции, чем ее опора. Перед нами продиктованная пьесой форма интеллектуальной ловушки, в которой главное не пластика мизансцен, а смысл, интонация и скорость сказанного. Но время от времени логика мысли взрывается фирменными для Мирзоева аттракционами, выявляющими сдвиг реальности и человеческого сознания.
Драматург Ольга Михайлова, одна из создателей фестиваля «Любимовка», написала «Столыпина» для Пензенского театра драмы, которому нужен был текст про историческую знаменитость, имевшую отношение к здешним краям. Пензенская губерния стала в пьесе местом рождения крестьянки Марьи Крюковой, безуспешно защищая которую, пензенский адвокат Яншин в 1910 году просил в письмах помощи у двух российских светил — тогдашнего премьер-министра Петра Столыпина и писателя Льва Толстого. В финале оба светила посещают Пензу, чтобы лично встретиться с подсудимой, но слишком поздно — она повесилась, адвокат с горя запил, а сами они, забыв о причине визита, продолжают свои баталии в местном ресторане. Монтаж документального материала (писем Столыпина и Толстого) и фикшн дал то странное, блуждающее ощущение от истории, которое так складно легло на ирреальную природу режиссуры Мирзоева. В «Столыпине» есть признаки «хорошо сделанной пьесы», при ином раскладе она стала бы поводом для зрительского хита, но сейчас не об этом речь.
В пьесе «История одного преступления, или Три смерти», как в оригинале называется текст Ольги Михайловой, большое поверяется малым, главное — второстепенным. Жизнь и судьба крестьянки Икс — политикой и софистикой, которой с увлечением предаются великие русские интеллигенты. Мерцающая оппозиция «интеллигенция — народ» становится едва ли не генеральной линией пьесы; за ней особенно увлекательно следить в свете событий последних лет. А история с крестьянкой, убившей своего свекра-насильника, неровной ниткой прошивает этот метасюжет. Безвестный пензенский адвокат оказывается виновником и свидетелем знаменательного диалога между реформатором Столыпиным (Армен Хачатрян) и Львом Толстым (Захар Хунгуреев). Взявшийся защищать 38-летнюю красавицу Крюкову (Анна Осипова) Яншин оказывается в тупике: подсудимая признает себя виновной и хочет, чтобы ее скорее казнили, предпочитая молчать об истинных мотивах преступления. Адвокат пишет письма Столыпину и Толстому, провоцируя обоих на запальчивую дискуссию о частной собственности, суде, роли государства в жизни человека, супружестве и насилии. По всем пунктам у Толстого и Столыпина одни разногласия; единственное, в чем они до обидного схожи, так это в том, что до дела пензенской крестьянки руки у них доходят в последнюю очередь.
Зачин в пьесе и спектакле отдан скромному и самолюбивому Яншину (Евгений Буслаков), который, пререкаясь со своей вредной Федосьей (Ольга Лапшина), с горечью рассказывает, как попал в переплет. Яншин тут, пожалуй, единственный, кто проходит путь от идеализма и веры в светлый ум и совесть графа Толстого и силу Столыпина до потери и идеалов, и веры, и обыкновенного человеческого спокойствия. Крестьянка Крюкова повесилась в камере на ремешке, взятом ею из дома свекра во время так называемого следственного эксперимента. Граф с премьер-министром пообедали в пензенском ресторане и, пожалев самоубийцу, отдались во власть любимого спора о частной собственности и карательной роли государства. Остались бутылка и верная, хоть и темная Федосья. В финале спектакля она поет народную песню и опутывает своего несчастного барина, господ рангом повыше — Толстого со Столыпиным, пытливого столыпинского помощника (Константин Богданов) и Марью Крюкову странным, пугающим обрядом, персонифицируя ту темную силу, о которую разобьются в прах и столыпинские реформы, и христианский идеализм Толстого.
Если в пьесе действие словно передвигается из одной комнаты в другую, то в спектакле оно плотно и параллельно смонтировано. В тексте сначала перед нами бедная приемная Яншина, мечущегося между горестными воспоминаниями о случае с Крюковой и встречами с ней как бы сегодняшней, еще живой; потом — Столыпин в своем кабинете разговаривает с помощником о делах государственной важности, о собственной безопасности и наплевательском отношении к ней и, между прочим, пишет ответ на очередное письмо-«провокацию» Толстого. На сцене, оцепленной по периметру деревянными перилами — как бывает в суде, Столыпин с интересом наблюдает, как Толстой пишет ему письмо и спорит, не дожидаясь, пока тот поставит финальную подпись. А покорно ожидающий ответа на свою просьбу Яншин становится невольным свидетелем беседы. Смешение временных пластов становится механизмом, вскрывающим подлинную природу любого интеллектуального диспута, в котором физическое отсутствие партнера не означает тем не менее его отсутствия.
Реплики Толстого и Столыпина наполовину взяты из эпистолярного наследия. Но помещены они в ситуацию интеллигентской склоки «о судьбах народа», затмившей реальную судьбу одной такой представительницы «народа». Сыгранный Захаром Тунгуреевым Толстой — хитроватый босой хиппи в трениках, без труда садящийся в позу лотоса, — безусловно, травестированный образ графа, любившего ходить в народ. Исполинских размеров Столыпин Армена Хачатряна — харизматичный и, в общем, трагический персонаж, проживающий свои последние годы в ожидании покушения. Помощник Столыпина (точная и мягкая работа Константина Богданова) — еще одно живое, современное лицо в череде исторических. Эти трое ведут спор, энергично и верно распределяя силу удара и временного отступления. И баланс между частным случаем крестьянки Крюковой, невольно влюбившей в себя адвоката, и захватывающей материей спора о принципиальных для строительства грамотного государства вещах то и дело склоняется в пользу последнего.
Проявлена в мирзоевском спектакле и фрейдистская подоплека любой власти: во время следственного эксперимента Столыпин преображается в ненавистного Марье свекра и ложится с ней в последний, роковой раз. Метаморфозы, которые происходят здесь со всем и всеми (убийца — она же жертва, защитник — он же обвинитель, порядок — он же хаос), обозначают шаткую природу отношений, понятий и систем, характерных как для начала прошлого века, когда происходит действие пьесы, так и для сегодняшнего дня. При желании в «Столыпине» может найти опору и либерал, и социалист, и поклонник колонок Дмитрия Ольшанского (автор популярного фб-профайла, сын Ольги Михайловой), и все они вступят друг с другом в изнуряющий спор. Но Мирзоев с его любовью к превращениям делает месседж неявным, разновекторным. История, которая тяготеет, казалось бы, к однозначному выводу, размывается в изменчивой природе его режиссуры. И это в итоге примиряет одних с горькой судьбой крестьянки, не защищенной ни правосудием, ни даже Толстым со Столыпиным, а других — с безвременной смертью реформ, которым так и не суждено было закрепиться на плодородной российской почве.