Первый показ спектакля в Парижской опере прошёл 25 ноября, а прямую трансляцию в российских кинотеатрах можно будет увидеть 17 декабря.
Новый спектакль Барри Коски — интенданта и главного режиссёра берлинской Komische Oper, чья постановка оффенбаховской оперетты «Орфей в аду» стала одним из наиболее интересных событий прошедшего Зальцбургского фестиваля, — в характерной для режиссёра манере соединяет парадоксальное прочтение классического материала, внимание к визуальной составляющей спектакля и контекст сегодняшнего дня как важную отправную точку в работе, а также ироничный взгляд, временами граничащий с чёрным юмором. Кроме того, одной из наиболее выразительных сцен оперы Бородина в версии Коски стали «Половецкие пляски», которые стали в спектакле пляской смерти — элементы фантасмагоричного данс-макабра и буквально Пляски смерти, в том числе с масками, Коски вносит в свои работы далеко не в первый раз.
«Мне было очень важно сконцентрировать оперу вокруг двух вещей, — рассказал после премьеры Коски rfi.fr. — Во-первых, вокруг очень странных отношений между Игорем и Ярославной, которые почти всю оперу проводят отдельно друг от друга, и поют почти всегда отдельно. Она мечтает, страдает, беспокоится за мужа, борется за него. На всех репетициях я говорил: «Ярославна — это Пенелопа. Она ждёт своего Одиссея. Он вернётся, но больше никогда не будет прежним». Его, в свою очередь, мучит чувство вины и стыд. Ведь князь Игорь в опере — антигерой. Эта опера — о проигрыше и потере. Князь Игорь — неудачник, он всё потерял. И вторая вещь, которая была мне очень интересна, мы её видим в большинстве русских опер, особенно у Чайковского и Мусоргского — это коллективная мечта русского народа и психологический перенос на кого-то собственных чаяний. Этот постоянный поиск лидера, мессии. Правда, это не чисто русская особенность. В России она очень сильно проявлена, но она свойственная людям и в других странах. Людям свойственны коллективная мечта и психологический перенос. Это было важно для меня, и мне кажется, это универсальная вещь.
Я видел три разные постановки «Князя Игоря». Например, мой коллега Дима Черняков проделал прекрасную работу в Нью-Йорке и Амстердаме. И когда дело подходит к концу, то становится понятно, насколько раздроблен последний акт. После того, как заканчивается последний монолог, хор поёт целых пятнадцать минут. И всё, что они говорят, — это «слава нашему князю», «слава нашему князю». Народ страстно хочет верить, что найдётся человек, который его спасёт. Эта мессианская идея живёт уже не первую тысячу лет. Мы ждём мессию — то Христа, то Сталина, то Гитлера, то Трампа, то Макрона. И всё это время мы верим, что один-единственный мужчина (гораздо реже — что женщина) придёт и найдёт решение нашим проблемам. И мне захотелось показать в конце оперы, что такого лидера, которого люди пытаются сделать из Игоря, просто нет. А есть только безлюдная обочина автотрассы.
В нашей постановке хан пытает своих пленников. Здесь нет государя, который с улыбкой восседает на подушках и наслаждается танцами. Здесь есть галлюцинации и кошмары заключённых. Мы не знаем, чьи это галлюцинации — князя Игоря, его сына Владимира или других заключённых. Это природные силы, мертвецы, дети, жертвы войны… Им самим не понятно, игра ли это или галлюцинация. В ХХI веке я не мог просто выпустить на сцену очаровательных рабынь. Сама музыка Бородина содержит в себе такое естественное, природное начало, и на неё хорошо ложатся эти галлюцинации, рождённые под пыткой. Некоторые маски напоминают Японию, но есть среди них есть странные дервиши и шаманы. Мы изменяли традиционные маски, так что нельзя с точностью сказать, что вот эта пришла из той культуры, а эта — из этой. Их объединяет то, что они все — колдовские маски смерти, приспособленные для ритуала воскрешения мёртвых. Эта музыка напрямую ведет нас к «Весне священной» Стравинского. Это первобытные природные силы России. Я думаю, что Стравинский знал эту музыку, и что она была с ним, когда он писал «Весну».
Мне кажется, что конец оперы, когда люди не знают, куда они идут и за кем, очень похож именно на наше время. Сейчас у нас самое большое число мигрантов за всю историю человечества. Это люди, лишённые крыши над головой. Это ужасно. И мне кажется, «Князь Игорь» — об этом тоже. Как, впрочем, все великие и масштабные русские оперы — «Град Китеж», «Хованщина», «Мазепа», «Борис Годунов». Моя задача состояла не только в том, чтобы показать красоту русской оперы, но и чтобы сказать «Это не исключительно русских, это и о нас». Как и Вагнер — не только о немцах и для немцев«.
В парижской постановке занят звёздный состав российских исполнителей — в заглавной роли Ильдар Абдразаков, в роли Ярославны — Елена Стихина, остальные партии исполняют Павел Чернох, Дмитрий Ульянов, Дмитрий Иващенко, Анита Рачвелишвили, Адам Палка, Андрей Попов, Василий Ефимов, Марина Халлер, Ирина Копылова. Музыкальный руководитель постановки и дирижёр — Филипп Жордан. Художник-постановщик — Руфус Дидвишус.
Прямая трансляция спектакля из Парижа, которую организуют «Каро.Арт» и OperaHD, будет показана в Москве, Санкт-Петербурге и Ростове-на-Дону. Показы киноверсии спектакля в записи выйдут в прокат в тех же городах начиная с 25 января. Ознакомиться с расписанием можно на сайте проекта OperaHD.