Я написал сценарий — «Как поживаете?». Сценарий этот принципиален. До его написания я поставил себе и ответил на ряд вопросов.
Первый вопрос — Почему заграничная фильма, в общем, бьет нашу и в художестве?
Ответ — Потому, что заграничная фильма нашла и использует специальные, из самого киноискусства вытекающие, незаменимые ничем средства выразительности. (Поезд в «Нашем гостеприимстве», превращение Чаплина в курицу в «Золотой горячке», тень проходящего поезда в «Парижанке» и т. п.)
Второй вопрос — Почему надо быть за хронику против игровой фильмы?
Ответ — Потому, что хроника орудует действительными вещами и фактами.
Третий вопрос — Почему нельзя выдержать час хроники?
Ответ — Потому, что наша хроника — случайный набор кадров и событий. Хроника должна быть организована и организовывать сама. Такую хронику выдержать. Такая хроника — газета. Без такой хроники нельзя жить. Прекращать ее — не умнее, чем предлагать закрывать «Известия» или «Правду».
Четвертый вопрос — Почему слепит «Парижанка»?
Ответ — Потому, что, организуя простенькие фактики, она достигает величайшей эмоциональной насыщенности.
Сценарий «Как поживаете?» должен был быть ответом на эти вопросы языком кино. Я хотел, чтоб этот сценарий ставило Совкино, ставила Москва («национальная гордость великоросса», желание корректировать работу во всех ее течениях).
Прежде чем прочесть сценарий, я проверил его у специалистов «можно ли поставить?» Один из наших лучших режиссеров и знаток техники кино, Л. В. Кулешов, подсчитал и ответил:
— И можно, и нужно, и стоит недорого.
Не желая расставаться со свежим сценарием, я сам прочел его литературному заву и отделу Совкино, в составе т.т. Бляхина, Сольского, Шкловского и секретаря отдела. Чтение шло под сплошную радость и смех.
После чтения.
Бляхин: — Великолепная вещь! Обязательно надо поставить! Конечно, есть неприемлемые места, но их, конечно, переделаете.
Шкловский: — Тысячи сценариев прочел, а такого не видел. Воздухом потянуло. Форточку открыли.
Сольский и секретарь — Тоже.
Блестящее отношение соответствовало блестящей скорости.
Через два дня я читал сценарий Правлению Совкино. Слушали — т.т. Шведчиков, Трайнин, Ефремов, секретарь, из слушавших ранее — т.т. Бляхин и Кулешов.
Слушали с унынием. Тов. Ефремов сбежал (здоровье?) в начале второй части.
После — прения. Привожу квинтэссенцию мнений по личной записи на полях сценария; к сожалению, не велась стенографическая запись этого гордого, побуждающего к новой работе, зрелища.
Тов. Трайнин: — Я знаю два типа сценариев: один говорит о космосе вообще, другой — о человеке в этом космосе. Прочитанный сценарий не подходит ни под один из этих типов. Говорить о нем сразу трудно, но то, что он не выдержан идеологически, это ясно.
Тов. Шведчиков: — Искусство есть отражение быта. Этот сценарий не отражает быт. Он не нужен нам. Ориентируйтесь на «Закройщика из Торжка». Это эксперимент, а мы должны самоокупаться.
Тов. Ефремов (вернулся уже в начале речи Трайнина): — Никогда еще такой чепухи не слышал!
Тов. секретарь оглядел правление, тоже взял слово и тоже сказал:
— Сценарий непонятен массам!
Тов. Кулешов (выслушав обсуждение): — О чем же с ними говорить? Видите? После их речей у меня две недели голова будет болеть!
Сценарий не принят Совкино. Товарищи! Объясните мне, что все это значит? Дело не в сценарии. Тем более не в моем. Я могу написать плохо, могу хорошо. Меня можно принимать, можно браковать. По таким поводам громко кричать нечего.
Но:
1. Как может так разойтись мнение людей, специально поставленных Совкино для выбора сценариев, с мнением тех, кто этих людей назначил, назначил именно за то, что эти люди знают, что такое сценарий, и обязаны знать лучше правления?
2. Если мнения все-таки поделились, то почему решающее слово в художественных вопросах за администрацией?
3. Почему после таких решений ведающие художеством смиряются и становятся в положение персонажа детской сказки:
«Раскрывает рыбка рот,
А не слышно, что поет».
4. Почему у бухгалтера в культуре и искусстве решающий голос, а у делателя культуры и искусства даже нет совещательного в их бухгалтерии?
5. Значит ли слово «самоокупаемость», что сценарии должны писать кассиры? А какой же писатель пойдет после подобных встреч?
6. Если киноэксперименты не будет проводить монополист — Совкино, то куда девать киноизобретателя? Сколько денег за эту киноизобретательность вы переплачиваете в конечном итоге заграницам?
7. Если такая система (общая) предохраняет от сценарной макулатуры, то почему сценарии показываемых картин убоги, сценарное творчество ограничивается утилизацией покойников, и каждое обследование, каждого кинопредприятия, обнаруживает залежи принятых и ни на что не годных сценариев?
Одно утешение работникам кино.
«Правления уходят — искусство остается».
Цитируется по: Маяковский В. Караул!. [Статья] // Новый Леф. 1927. No 2. С. 23–25