ТЕАТР. продолжает рецензировать спектакли 20-го фестиваля NET. Наш корреспондент – о «Гимне любви» Марты Гурницкой.
В одном из романов лауреата Русского Букера Владимира Шарова центральным образом и действующим лицом был хор, состоящий из нескольких маргинальных (а затем наделенных всей мыслимой полнотой власти) социальных групп. Смыслом существования этого хора была массовая акция покаяния, исповедь и молитва о прощении в предчувствии Второго пришествия. Польский спектакль-перформанс «Гимн любви», показанный на фестивале NET, парадоксально может быть определён почти буквально этим описанием (есть даже и структурные, композиционные сходства).
Впрочем, как справедливо замечали выходящие со спектакля зрители, трудно вообразить подобную постановку в нашем театре. Неудобная, жесткая, ироничная и беспощадная правда, коллективное бессознательное, проартикулированное как беззастенчиво высказанная «истина в последней инстанции», конечно, оскорбляет чувства верующих в непогрешимость собственного великого народа. «Гимн любви», по идее, оскорбляет те же чувства поляков, и потому в какой-то момент в спектакле возникают монологи-упреки – о том, что такие высказывания театру не нужны, они очерняют светлый образ героического многострадального народа. Часть текстов, звучащих в спектакле, показалась бы тривиальной, если бы не была написана по-настоящему остроумно, а потому свежо и, конечно, болезненно.
В «Гимне любви» нет ничего, кроме стоящего в зрительном зале дирижера, она же режиссер Марта Гурницкая (управляет не только пением, звуком и дыханием, но и пластическим рисунком спектакля), двадцати пяти участников, которые воплощают все слои современного польского общества (здесь не только мужчины и женщины разных возрастов и социальных срезов, но дети, старики, люди с ограниченными возможностями), нескольких очаровательных мягких игрушек, «произносящих» весьма циничные тексты – критикующие происходящее на сцене: скрипки, которые всего лишь реквизит для финала, которым станет молитва. Молитва, дающая слабую надежду на то, что безликое единство иногда может все-таки быть благом. Кажется, это единственная не фронтальная мизансцена спектакля.
Хоровое пение (а в случае «Гимна любви» не только пение, но шепот, крик, хрип, шипение и лай), как и ритмичное синхронное движение, – универсальный образ массы людей, чья индивидуальность столь же проявляется, сколь и растворяется в коллективе. Темы коллективного – памяти и вины, ответственности и травмы – выходят на первый план. Этот мотив польского театра знаком московскому зрителю, но за годы, прошедшие со встреч с постановками Варликовского, Люпы, Яжины и других, ракурс поменялся: теперь «коллективная ответственность» как необходимость каждому внести лепту в оплату общего долга в массовом сознании обернулась (так это формулирует Гурницкая) утверждением, что уроки извлечены, счета оплачены, сегодняшний народ дал ответ за «тех, других» и больше не хочет к этому возвращаться.
Но дело даже не в том, как режиссер и автор либретто Марта Гурницкая препарирует самые разные музыкальные композиции, предназначенные для массового исполнения – от национальных духоподъемных песен до церковных гимнов, от собственно гимна Польши до лирических фольклорных песен и колыбельных, – а в том, что все мелодии собираются в некую мозаику-предупреждение. Саморазоблачительные и провокативные тексты неотличимы от «освященных веками» призывов к героическим битвам – всякая попытка стать «одним из», спрятаться за чужой спиной легко обращает даже безобидное с виду в агрессивный вопль разъяренной толпы, в лай, в «распни его». В одной из главных польских пьес последних десятилетий, «Одноклассниках» Тадеуша Слободзянека, в частности, исследовался этот известный феномен разделения вины: когда все сообща побивали кого-то камнями и сжигали заживо тысячи недавних соседей, никто в отдельности не чувствовал себя виноватым – «я только…», «он первый начал», «мы просто исполняли приказ»…
Словом, «пока мы едины, мы непобедимы». И это самое страшное.