Не так давно в Москве, на базе Театра.doc, проходил фестиваль перформативного театра «Хрупкий», его кураторы Ваня Демидкин и Артём Томилов делали все на свои средства и бесплатно. Мы решили дать слово очевидцам. Кристина Матвиенко собрала отзывы коллег и рассказала о том, каким был задуман и каким получился «Хрупкий».
Фестиваль междисциплинарных практик и перформативного театра сочинили и сделали на площадке Театра.doc петербургские мастера того хрупкого и неконвенционального, что было и есть в русскоязычном театре в 2020-е годы, Артем Томилов и Ваня Демидкин. Неделю они растворяли границы между зрелищем и зрителем, «между условностью театра и безусловностью перформанса», между живущими «там» и «здесь». Разнообразие форматов и техник, показанных на «Хрупком», требует описания и рефлексии – и потому, что это сделано в неангажированной и не зажатой в тисках ограничений манере, и потому, что способ сочинительства в каждом конкретном случае был инспирирован желанием солидарности и встречи. Эти встречи – между случайными людьми из Москвы и других городов мира – произошли и дали внезапный эффект анти-отчуждения, который позволил нам вспомнить самих себя. Мы, критики и кураторы из Москвы и Петербурга, посетили фестиваль в разные дни, не сговариваясь. А дальше сговорились написать о нём коллажным способом.
Елена Ковальская:
«Хрупкий» оказался очень ценным опытом. Это театральный фестиваль, и фестивалей в России тьма. Но этот фестиваль – редкий пример мобилизации и самоорганизации художников и зрителей, причем тех и других по разные стороны границы. Поскольку физически дело происходило на территории России, в Москве, куда приехали люди из разных городов (я увидела знакомых, самарских и питерских) он подтверждает то, что до фестиваля было для меня вопросом веры. В стране есть запрос на собрания, публичный разговор, солидарность, заботу друг о друге. Это естественные потребности для человеческих сообществ. Для общества собираться, вместе, говорить и сообща действовать – это как для человека дышать. Но государство хочет контролировать собрания, санкционировать или пресекать. В России тяжело дышится. На «Хрупком» я вдохнула с облегчением.
На фото – перформанс «Док поток» / © Лада Бельская
Анна Степанова:
«Док поток». Автор и ведущий – Артём Томилов.
В тот день московская метель устроила идеальную среду для «Док потока». Сначала, отряхиваясь от налипшего снега и протирая мокрые лица, мы, разновозрастная, наверное, дюжина, один за другим вваливались в полутемный чёрный доковский зал на Лесной. Потом приходили в себя, рассаживались в кружок на стульях, посматривали друг на друга и на румяные щеки Артёма Томилова. Он тихо говорил с улыбкой сначала что-то умиротворяющее, а потом – про жизненный контекст. Предлагал нам рассказать про свой – вчера-сегодняшний. А для затравки ужасно смешно поведал, как утром в приютившем его московском доме нечаянно сорвал смеситель в ванной и делился тягостными раздумьями про варианты ликвидации ущерба гостеприимным хозяевам. Очень бледный, серьезный Ваня Демидкин сидел напротив Артёма, он тоже описал дом, в котором остановился, и оба они с непередаваемой интонацией настрадавшихся питерцев громко позавидовали ещё расчищенным тогда московским улицам. Затем с разной степенью интересности поговорили и мы. Стало как-то уютно и просто. А потом мы получили задание. Надо было снова одеться и разбрестись в метели на пятнадцатиминутное расстояние от доковского тепла и уюта. Там, в выбранной локации кинуть в общий чат «я на месте», за десять минут на бумажке записать свой поток сознания так, как его понесет в голове, а потом вернуться к Артёму и Ване, чтобы это прочесть. Мы послушно вернулись через положенные сорок минут, снова отряхнулись, вытерлись и прочитали.
Тексты были разные, но кокетливо самодовольным и самолюбовательным оказался только один, про него все быстро забыли, потому что остальные писали по-честному и с волнением. Самых интересных было два. Девушка пошла искать следственный изолятор «Бутырки», заблудилась в снегопаде, решила, что не судьба, но вдруг оказалась у самых его ворот. Там замерзшими пальцами писала, что чувствовала, глядя на эти ворота и стены. И мы в теплом доковском зале начали замерзать от этих её слов. А другой текст, надорвавший мне сердце, написал сам Ваня. Оказалось, он добежал до ЦИМа, там обманул новых охранников на входе – старых-то мы все знали.
Пробрался внутрь, пробежался по этажам, заглянул в зал. И этот рассказ был о том, как в наших зелёных стенах с ещё оставшимися в лестничном пролете афишами поселилась и хозяйничает теперь какая-то хтонь, был почти невыносим. Но прочие истории не были столь драматичны. Странным образом наше смешное мини-сталкерство, сюр на ветру, забивающем снегом глаза, нос и рот, возвращение в тёплый полумрак к доброжелательным, но знакомым примерно как соседи по купе в поезде людям – все это под деликатным дирижерством Артёма и Вани сложило нас в хорошее сообщество, на это перформативное время освободило от социальных ролей, комплексов, меня – так даже и от бремени нескольких десятилетий. Было очень хорошо. И совершенно не одиноко, как все чаще я чувствую себя на шумных, разудало развлекательных премьерах в наших больших театрах с колоннами.
Ильмира Болотян:
«Встреча». Автор и ведущий Артём Томилов
Мне жаль, что я не смогу зафиксировать событие «Встреча» Артёма Томилова на фестивале «Хрупкий» в Театр.doc, как я это делаю обычно (пишу эссе), но зато я могу вам рассказать нечто важное, кажется, ещё никем не описанное. Пишу сразу после. Без спойлеров. Во время «Встречи» вы попадаете в #перформанс, где вам показывают то, что называют «магия театра» (штамп, да), а на деле является магией поля (как его понимал Курт Левин).
Когда несколько незнакомых людей собираются в одном месте, объединенные некоей рамкой (в нашем случае это «театр», «перформанс» и др.), у них не только есть некоторые ожидания, которые довольно легко обмануть, но и свои контексты (назовем это так), которые они приносят с собой в контекст места (Док на Лесной, Москва 2024, Россия), контекст кураторов фестиваля (Ваня Демидкин, Артём Томилов) и контекст автора и ведущего (Артём).
Далее начинается то, что можно назвать созданием условий для конфликта и/или введением в общее поле. То есть ведущему нужно каким-то образом соединить контексты незнакомых между собой людей. Обычно у пространства уже есть своя публика, поэтому сильных конфликтов может и не случиться (и поэтому акция на улице всегда более непредсказуема и агрессивна представления в определённом месте). Однако задача автора – все же конфликт создать.
Как объединить контексты? Сесть в круг, включить обаяние, сыграть не очень уверенного исполнителя (зритель/ницы так включаются быстрее), задать структуру (рассказать публике, что будет происходить) – есть разные способы.
Если получилось, начинаются чудеса. Обычно среди зрителей есть человек, для которого та или иная история имеет особое значение, сильно заряжена. Публике предлагают выбрать тему пьесы – как вы понимаете, сработает та, которая сильнее срезонирует, зацепит. Разве можно выбрать «Благодарность», когда есть «Домашний скот»? Конечно, из шести нейтральных тем был выбран именно «Скот». За него отдали больше всего голосов. Уже на обсуждении после оказалось, что эта тема была не только сильно «заряжена» для девушки, её предложившей, но и включала весьма сильный литературный контекст – платоновский рассказ «Корова», который я сразу считала, но не осознала.
Далее Артём предложил некую механику создания коллективной пьесы из коротких диалогов, открывать которую я здесь не буду, но попрошу у Артёма разрешения использовать на занятиях по драматургии с указанием авторства.
Итог: спонтанно и случайно возникший текст, показывающий, как работает то самое поле (=контекст). А работает оно магически! Вплоть до того, что мимо Дока прошла вдруг знакомая организатора и дала свои комментарии. А я легко узнала книгу, которую читал Артём, и большая часть наших монологов крутилась так или иначе вокруг… коров. Честно, мне даже было немного досадно, что я для своего куска выбрала именно личную историю с коровой (она у меня действительно мощная), но в итоге этот опыт утонул в более-менее похожих историях.
Далее следовало исполнение, где мы все были одновременно участниками и зрителями. Как? Тоже не буду раскрывать механику. Скажу только, что спонтанное соединение монологов, конечно, вряд ли может выстроиться в традиционную сюжетную схему, однако в данном случае сюжет строится по принципу кумуляции (нанизывания), а потому воспринимается если не с интересом, то с любопытством.
Завершающее обсуждение, где можно мы делились впечатлениями, что-то прояснило, а для одной из зрительниц стало эмоциональным пиком, вызвавшим слезы. Это свидетельство того, что рефлексия может и должна быть частью таких событий. Так это, кстати, бывало в Доке.
Удивительно, что не все умеют записывать войсы и проигрывать их. Удивительно, но снова говорили о допустимости мата. К чувствам зрительницы, которую это покоробило, отнеслись бережно. Видимо, создание именно конфликта в планы автора не входило, но это я бы ещё обсудила с ним лично, потому что без конфликта нет драматургии. Что мы тогда создали? Встречу?
На фото – «il grande dolore / большое горе» / © Лада Бельская
Кристина Матвиенко:
«il grande dolore / большое горе». Автор Витя Вилисов
Текст, состоящий из автофикшн-потока Вилисова, живущего уже второй год вне РФ, из цитируемых фрагментов книг социо-политического и культурологического толка и инструкций для зрителей, читал с импровизированной сцены молодой художник Марк в подчеркнуто элегантном костюме. Произнесение текста в непрофессиональном и поэтическом духе было похоже на выступления символистов начала XX века или на «Балаганчик» Мейерхольда. Мне правда показалось, что, стоя перед занавешенным зеркалом и в какой-то момент отдергивая белую шторку, художник Марк незапланированным образом превращал этот перформанс в «Балаганчик», который в момент своего появления тоже отвечал настроению межреволюционной русской действительности и делал проницаемыми границы между реальным и вымышленным.
Реальной была связь, которую чувствовали сидящие на полу зрители с перформером, с отсутствующим автором и, возможно, друг с другом: в какой-то момент нас попросили дотронуться до соседа рукой. Катастрофа и нахождение в воронке превращают акт смотрения театра в трансгрессивный для зрителя опыт. Два часа перформанса ты жил двойной или тройной жизнью, в которой один слой – это слайды или видео с различными, часто удивительными, ритуалами прощания, оплакивания, другой – свидетельство боли человека, простившегося с Петербургом, к которому испытывал буквально эротическое влечение (я тоже), третий – интервенция в сторону тебя, предложение придумать собственный ритуал прощания с любимым городом (а если его разрушат?).
Перформанс «большое горе» стремился к тому, чтобы стать событием – солидаризирующим или позволяющим разделить реальный опыт горевания, тревогу, чувство бессилия с другими, сидящими тут же, на полу. Это намерение манифестировалось и осуществляло себя в монтаже текстов и видео. Я тоже хотела присоединиться к мысли о равной ценности и оплакиваемости всех жизней без исключения. Я к ней и присоединяюсь, когда читаю Джудит Батлер в одиночестве. Но странным образом в театре, находясь в соседстве, телесном и эмоциональном, с другими людьми, которым не хватает опыта совместных действий, думаний и переживаний, я не смогла раствориться в других, не смогла забыть прочитанные книжки и не перестать рационально думать о новых, незнакомых ранее, которые теперь прочту, после этого перформанса. Я не смогла ничего, в том числе, перестать думать, что это театр.
На фото – «Вечер перформативных миниатюр» / © Лада Бельская
Алиса Литвинова:
«Вечер перформативных миниатюр» – коллективная импровизация
Фестиваль «Хрупкий» длился неделю, длился нежно и ненасильствено иммерсивно, длился все время с разной скоростью и плотностью, а потом вдруг закончился. Сгладил это «вдруг» «Вечер перформативных миниатюр» – последнее мероприятие фестиваля.
Каждый желающий мог выступить на нём с малой формой – лимит 7 минут – а зрители, по желанию и по возможности, могли вовлечься в происходящее.
Почти никто не воспользовался возможностью публичных заявлений или радикальных жестов. Общественное театральное пространство утратило свои черты и приблизилось к квартирнику и дружеским посиделкам. Вечер получился уютным, с упором на рефлексию, исследование телесности и разговоры по душам. Единственное исключение, да и то не совсем всерьез — шоу агрессивной продажи штанов, гарантирующих счастье и просветление (в пять раз дороже их рыночной стоимости). Две пары были куплены.
Остальные перформансы занимались познанием себя и/или познанием коммуникации, коллективного опыта, восприятия другого. Художники осмысляли ощущение, которое возникает, когда сегодня оказываешься в безусловно безопасном пространстве среди единомышленников, причем большую часть людей вокруг ты не знаешь. Они приглашали зрителей отрефлексировать эту спонтанную близость с окружающими: полежать среди незнакомцев в тишине, дать послушать свое сердцебиение, поразмышлять вместе о хрупкости, обнять или поцеловать малознакомого человека, пригласить кого-то на медляк или танцевать всем вместе с пакетами на голове.
«Вечер перформативных миниатюр» стал пространством свободы и доверия. Сам «Хрупкий» тоже им стал, но фестиваль курируется Ваней Демидкиным и Артёмом Томиловым, тогда как «Вечер» возник из самоорганизации и ситуативных договоренностей толпы людей. Пробник гражданского общества в маленьком театральном зале на Лесной легко прошел проверку реальностью, даже той, какая сейчас.