«Рок. Дневник Анны Франк» был заявлен как «спектакль-концерт». На сцене, помимо Виктории Исаковой, – целая команда музыкантов «АукцЫона» и других групп. Соединение этого всего (театр – концерт – дневник Франк) сперва, пожалуй, казалось неожиданным, но за неполные полтора часа действия стало ясно: оно не только правомерно, но даже и закономерно. Жгучая откровенность, конечно, роднит рок-музыку и дневниковые записи, но интереснее оказалось вот что: внешне разрозненное и там, и там объединяется в целое благодаря личности, голосу (в прямом или переносном смысле). В итоге – высказывание, а то и вопль, полный жажды ответа, но впрямую его никогда не получающий.
Композиция – обратная перемотка жизни – от пронзительного крика под громкую музыку (последняя запись полна надежд: дела на фронте идут прекрасно, русские уже прошли пол-Европы) вспять, к первым страницам. Виктория Исакова выходит в «посмертной маске» – гримасе гротескного грима: выбеленное лицо, угольный контур глаз, красная кривизна нарисованного рта, – и смывает этот «верхний слой» прямо на сцене. Остаётся живой человек со своим собственным лицом – какое есть, какое действительно есть.
Жёлтые звёзды с кривым Jude на экранах, конечно, появятся, но поразят отнюдь не размышления о «евреях и христианах», а подзабытое: в начале дневника – то есть в конце спектакля – Анна говорит: мы тут, в Амстердаме, изгнанники, мы же немцы… хотя Гитлер нас уже лишил гражданства. Исходная точка – отдельность, ещё не ставящая знак равенства с «еврейством», а значит, универсальная по сути. И в этом смысле очень актуальная сегодня.
От рок-концерта, помимо музыки, в работе Семёна Серзина и Виктории Исаковой, и пространство: прожектора нетеатрального света в лица зрителям, которые становятся вполне себе общностью, подзабытым в театре единством, и боковые экраны, на которых крупный план – концертный, необходимый не столько для условной красоты целого, сколько для того, что имеет в виду Земфира, говоря, что зритель-слушатель на галёрке должен видеть её меняющуюся эмоцию. И, конечно, энергия высказывания (тут вспоминаешь бутусовские спектакли из тех, что как раз сравнивают с рок-концертами): самые сильные и актёрски точные моменты – публицистические высказывания-монологи с авансцены. Не задушевный диалог с залом, когда актриса садится на ступеньки и смотрит с глаза, а выходы-вызовы к самому краю, когда сегодняшний нерв пульсирует в висках. Кажется, что у всех – в зале и на сцене. Именно тут и возникает театральная составляющая происходящего – из рифмы отчётливых здесь «тогда» и «сейчас» на первый план выходит нынешнее: вопрос, например, свободы обретает конкретность, осязаемость. Кстати говоря, и финальные «Красно-жёлтые дни», которые поют девочки из детского хора Большого театра, в то время как на видео – чёрно-белое «далёкое прошлое», – настолько же иллюстрация связи времён, насколько и напоминание (думаю) о Кирилле Серебренникове (между прочим, режиссёр Семён Серзин участвовал в «Лете» как актёр).
Подростковый максимализм Анны для создателей – карт-бланш на собственное бескомпромиссное высказывание, не требующее специальных обоснований. Субъективность автора – залог и право на субъективность сегодняшних художников, их свободы, которая похожа на фрагмент из дневника: какое счастье – просто смотреть в окно, – говорит Анна в начале «заточения». Но как этого мало, – не выдерживает она спустя месяцы. Выбор фрагментов, кстати, тоже одна из «подростковых свобод» создателей – гремучая смесь проницательности и категоричности, целомудрия и бесстыдства автора, проживающего свой переходный возраст и смеющего откровенно говорить обо всём: от устройства женского тела до национальной идентификации. Но самое интересное – интерпретация: всё, что при чтении «глазами» кажется (или может показаться) наивным, сентиментальным и так далее, вдруг звучит здесь как нечто остроумное, ироничное и самоироничное, смелое – и нетривиальное. И, судя по всему, эта акция в основе своей и является декларацией права на свободу высказывания – причём едва ли не в первую очередь высказывания тривиального. Оно порой обретает и уникальность, и безусловную ценность – если только суметь исполнить его талантливо и честно.
