На прошлой неделе в Москву на гастроли приехал Норильский Заполярный театр драмы им. Вл. Маяковского — в рамках «Больших гастролей» он сыграл четыре спектакля, один из которых — детский. И этот детский спектакль — «Рикки-Тикки-Тави» Тимура Файрузова — оказался, по-моему, не только театральной удачей, но и сочетанием трудно сочетаемых явлений. В чём, думаю, и есть залог той самой удачи.
Определить жанр «Рикки-Тикки-Тави» непросто: синтетическая постановка вбирает в себя музыкальные, танцевальные и даже цирковые элементы с мюзикловой жадностью. В принципе, к мюзиклу часовое действие и оказывается ближе всего, хотя непрямые аллюзии тут возникают, скажем, и со спектаклями Финци Паски. Оправдание такому повороту найдено безупречное: «Рикки-Тикки-Тави» начинается с выхода нескольких рассказчиков (они же барабанщики, а впоследствии и многое другое), которые сообщают, что описываемые события происходили — давно, или недавно, или прямо сейчас происходят — в Индии. Экзотическая страна, до которой «пешком идти очень долго, а на самолёте лететь всего шесть часов», подарила миру кинематограф Болливуда — о последнем сказочники-сторителлеры умолчат, но именно в этой стилистике Файрузов и решит свой спектакль.
Диктуемая «болливудским стилем» обязательность песен, танцев и пластического «дубля» к каждой фразе здесь подаётся не без иронии. Например, ближе к финалу, когда герои спектакля решат, что Рикки погиб, его мнимо бездыханное тело понесут на спущенные из-под колосников наподобие качелей воздушные полотна — широкие тканевые ленты, на которых выполняют трюки циркачи, акробаты, а в данном случае (конечно, в меру не цирковых всё же навыков) — участники норильского «Рикки-Тикки-Тави». Уложат-подвесят «мангуста» над сценой — а перед этим скажут, что, раз Рикки умер, «мы должны все вместе исполнить песню в честь его смерти».
Разумеется, на этом спектакле не скучно: в «индийском кино» играют смешные сценки, танцуют нижний брейк, киношно «подзвучивают» движения перкуссионными инструментами, кувыркаются в воздухе, перепрыгивают через катящиеся расписные бочонки и ложатся под огромную «катушку» (вроде той, что была в ижевском «Короле Лире» Шерешевского) с графическим изображением объятия двух змей. Номера, не повторяясь, сменяют друг друга, в придуманном художниками Фемистоклом и Ольгой Атмадзасами буйстве красок, где всевозможные «цветы и птицы томятся по облакам». «В довершенье чуда» — то есть развития языка «индийского кино» — герои сказки разговаривают на вымышленно-пародийной абракадабре, которую, как и песни, звучащие якобы из пёстрого магнитофона-кассетника, переводят «закадровые» голоса — артисты, стоящие у микрофонов на арьерсцене. Детям, судя по всему, смешно, а взрослым, не забывшим проникновенный дубляж индийских мелодрам из сравнительно недавнего телепрошлого, до боли знакомо — и потому смешно вдвойне.
Конечно, все эти открытые приёмы позволяют превратить происходящее в игру — в обоих смыслах. Но при этом артисты — которым, казалось бы, за глаза хватает задачи выполнить сложный пластический и музыкальный рисунок, — относятся к ней с почти студенческим азартом и такой же серьёзностью. К драматической части ролей все они подходят с редкой добросовестностью, так что шутливый спектакль не превращается в сыгранный спустя рукава капустник. И в итоге «Рикки-Тикки-Тави» избегает сразу нескольких естественных для детского спектакля опасностей, которые можно описать в духе сказочной царской загадки «явись не голая и не одетая, не пешком и не в повозке…»: визуально он не впадает ни в избыточность, ни в скупость средств, актёрски — ни в «тюзовскую» преувеличенность, ни в «драматическую» подробность, а в сумме — не замыкается в рамки какой-либо «возрастной планки» (закономерная проблема, когда до или после какого-то возраста происходящее либо уже не интересно, либо ещё не понятно). Собственно, последнее и оказывается самым впечатляющим. Так что можно сказать, вслед за спектаклем не без иронии соединяя несоединимое… да здравствует норильский Болливуд!