© Екатерина Краева / ЦИМ
В начале нового года корреспондент ТЕАТРА. делится впечатлениями об одной из главных пьес года прошлого – о «Солнечной линии» Ивана Вырыпаева в постановке Виктора Рыжакова.
—Ты слепа, Барбара, ты абсолютно слепа и ты…
— А ты глухой, Вернер, ты абсолютно глухой, хотя ты и…
— За***сь! Пять часов утра, за***сь! Беседа глухого со слепой в пять часов утра. ** твою мать, Барбара!
Честно говоря, вместо того, чтобы писать рецензию на «Солнечную линию» в Центре имени Мейерхольда, хочется просто цитировать пьесу, целиком. Во-первых, это очень смешно. Иван Вырыпаев написал идеальную комедию. Архетипическую «сцену из супружеской жизни» он довел до полного абсурда. Мужчина и женщина ссорятся ночь напролет, предмет их спора давно забыт, погребен под лавиной взаимных упреков и обид, и к какому «положительному результату» хотят прийти супруги, тоже не ясно. Никаких житейских подробностей кроме даты скорого погашения кредита мы из их разговора не узнаем. Кажется, что он вообще происходит не на кухне дома, который вот-вот начнут делить при разводе, а в каком-то абстрактном, абсолютно небытовом пространстве. Вроде психоделического «леса», куда попадают фрустрированные герои, как только закрывают глаза.
Собственно, сам текст Вырыпаева — виртуозная словесная игра, исключающая какой бы то ни было натурализм или «правду чувств». Его герои с именами сериальных персонажей изъясняются шаблонными фразами из мыльных опер. А контрастная прослойка из родной обсценной лексики только усиливает комический эффект отстранения. Используя готовые жанровые конструкции, драматург создает из них почти музыкальное произведение — с четкой структурой, ритмом, повторами, развитием тем и мотивов. Этот обезличенный, искусственный способ говорения свидетельствуют о проблемах с коммуникацией не только в конкретной семье, но в современном обществе вообще, на всех его уровнях — от бесконечного холивара в интернете до международных политических конфликтов.
Сам Вырыпаев утверждает, что его пьеса — наглядное пособие, демонстрирующее механизмы, препятствующие диалогу: «От банальных — когда мы не слышим друг друга и перебиваем, до максимальных — когда мы воспринимаем реальность по-разному». Виктор Рыжаков, лучший постановщик и первооткрыватель вырыпаевских текстов со времен «Кислорода», переносит его на сцену максимально адекватно — именно как схему, матрицу семейных отношений. Вместе с художником Николаем Симоновым он создает условное кибер-пространство, где герои существуют как компьютерные функции. В одежде песочного цвета, почти сливаясь с задником-экраном, они несколько раз повторяют одну и ту же программу действий, чтобы между эпизодами снова «зависнуть» в исходной мизансцене. Впрочем, такая механичность не выглядит навязчивой. Вскоре экран опрокидывается в горизонтальную плоскость и превращается в ринг для боев без правил: от словесных перебранок муж и жена переходят к настоящей рукопашной и мочат друг друга, как в заправском боевике.
Перед актерами, великолепной Юлией Пересильд и молодым Андреем Бурковским из МХТ имени Чехова, стоит непростая задача — держать острую форму, не рвать на груди рубаху, но при этом вырабатывать атомную энергию. У Пересильд больше опыта и у нее лучше получается «держать покер-лицо» и при этом быть разнообразной и непредсказуемой в каждом эпизоде. Бурковский пока играет вторую скрипку, ему еще предстоит уточнять свои реакции и интонации, которые порой скатываются к чистому комизму и снимают заложенное в тексте напряжение. Но сохраняя скетчевую манеру игры, актерам удается донести и человеческое содержание пьесы — рассказать про вечное необъяснимое притяжение и отталкивание инь и ян, любовь и ненависть, страсть и вражду. Про невозможность контакта и понимания между самыми близкими людьми, которые на деле оказываются далеки друг от друга, как разбегающиеся галактики. Про тотальное одиночество и принципиальную невозможность перейти пресловутую «солнечную линию» и встать на сторону другого. Единственным выходом из этого тупика, по Вырыпаеву, оказывается «выход из себя», преодоление границ собственной индивидуальности. Только надев игровую маску и притворившись двоюродным дядей Зигмундом (sic!), Вернеру удается произнести те самые слова, что много лет ждала от него жена.
Этот прием часто используют в своей работе психологи, и для пар, запутавшихся в отношениях, спектакль тоже может стать определенного рода терапией. Но Вырыпаев не был бы Вырыпаевым, если б ограничился ролью семейного доктора. В частном супружеском конфликте он видит отражение кризиса европейской цивилизации вообще, её апологии индивидуализма. Он предлагает расстаться со своим гипертрофированным «я», эгоцентризмом и самолюбием, ибо выиграет эту войну только тот, кто добровольно согласится её проиграть. Правда, в этот раз миссионерский пафос драматурга замаскирован под буржуазный продукт тщательнее, чем обычно. Но имеющий уши, да услышит.