Фото предоставлено Чеховским фестивалем.
На Международном Чеховском фестивале показали спектакль Филиппа Жанти “Внутренние пейзажи”. Корреспонденту Театра. он показался хрестоматией творчества знаменитого француза.
Филипп Жанти из тех редких художников, которые охотно пускают других в свой внутренний мир. Он не стесняется показаться нелепым, вычурным или легкомысленным, не боится прослыть чудаком или циником. Он просто расширяет (в случае с Жанти это не метафора и не иносказание, а реальность) свое подсознание до размеров сцены, впуская туда весь театральный зал. Жанти играет, но не заигрывает, и чем дальше, тем больше он напоминает маленького ребенка, для которого нет ничего важнее собственных игрушек. Игрушек любимых, тщательно отобранных и заботливо складываемых в творческую копилку после каждого нового спектакля.
Привезенные на Чеховский фестиваль-2017 «Внутренние пейзажи» — не просто глубоко личный и, как следствие, откровенный спектакль Жанти, это хрестоматия по его творчеству, полная когда ироничных, а когда серьезных самоцитат и отсылок к славному прошлому автора. Тех, кто помнит его плохо и знает мало, не могут не впечатлить:
• сводящие с ума героев мужского пола женские груди — накладные, искусственные, но гигантских раблезианских размеров.
• широко раздвинутые надувные женские ноги — не ножки, а ножищи, способные подмять под себя не одного любителя дамских прелестей.
• сюрреалистические создания с торчащими из хоботов человеческими головами, время от времени разражающиеся странными речами.
• веселая гендерная фантасмагория, трансформирующаяся в остроумный кордебалет, когда выясняется, что в фривольных розовых платьицах отплясывают мужчины, а в серьезных белых костюмах по сцене расхаживают барышни.
Размножающиеся почкованием нелепые фламинго; феерические цветы, больше похожие на сбрендивших морских звезд; пружинящий пол, на котором так странно смотрятся прыжки и кульбиты; бесконечные игры с полиэтиленом, в который то и дело закутываются, сводя с ума главного героя, его девушки — все это внове для неофитов, но прекрасно знакомо старожилам Чеховского и поклонникам Жанти. Буйство его фантазии происходит у нас на глазах, когда герой (и, кажется, альтер-эго режиссера, хотя с Жанти никогда нельзя сказать наверняка) долго и неловко выбирается из сооруженной им же самим клетки, а заканчивается с финальными аплодисментами и появлением над сценой белоснежного вопросительного знака.
Между освобождением и сомнением — целая жизнь. Меньше чем за два часа сценического времени герой успевает погрузиться в отчаяние, попасть в диковинные края (читай: глубины своего подсознания), придумать себе иллюзорную реальность и со всей высоты шмякнуться на землю. Маленький подвижный француз не унывает и не отчаивается, даже когда жизнь заставляет его кувыркаться по сцене как мячик. Он поднимается на небо по несуществующей лестнице, барахтается в море обволакивающей лиловой ткани, пытается выбраться из облака полиэтилена и сопротивляется, когда на него напяливают белое женское платье с плиссированной юбкой.
Но подобно тому, как странный, поначалу приводящий в священный ужас, наряд в итоге приходится ему по душе, так и остальные злоключения оказываются вполне живительными. Вволю поскитавшись по диковинным заморским далям и потыкавшись в искусственные вагины, он совершенно неожиданно обретает любовь. К счастью, с возрастом Жанти не стал сентиментален, поэтому обретение любви тоже подвергается сомнению и насмешке. Запутавшись в девушках, которые, в свою очередь, путаются в шлейфах и полиэтилене, бедолага так утомляется, что оказывается в корзине воздушного шара. Он воспаряет в небо обновленный и сосредоточенный, но поверить, что жизнь его не изменится после такого странствия, невозможно. Ведь внутренние пейзажи — самые яркие. Увидев их однажды, человек уже ни за что не променяет яркий вымысел на скуку повседневности. Спектакль Жанти, может, и не самый бодрый по темпу (временами он провисает и обрастает ненужными деталями), но зато вполне жизнеутверждающий. Режиссер как будто говорит: «Будь как Магритт, а остальное приложится». В том смысле, что не надо бояться собственных странностей, надо, наоборот, ставить на них и только на них. Иначе внутренний пейзаж превратится в выжженную пустыню, и ты станешь скучен не только окружающим, но и сам себе.