Премьера «Похищение» попала в афишу Театра.doc из ежегодного конкурса документальных проектов. Автор и исполнитель – актёр Константин Кожевников. Не так давно он ничего не знал о doc.
Лет пять назад в его родном городе Верещагине в Пермской области была похищена девочка. Он лично знал соучастников: диджея Юрия Титова, с которым работал когда-то давно, и Валерия Верещагина, однокашника младших братьев.
Если в двух словах, то сынок градоначальника надавил на двух молодых ребят, чтобы те помогли ему украсть маленькую Дашу, дочь бизнесмена Старикова. Два дня спустя их накрыла милиция. Главный ещё мотает срок, а вот Верещагин и Титов уже на свободе. Так Кожевникову выпал шанс поговорить с обоими.
Театр от первого лица – или, если угодно, свидетельский театр, как предпочитает Михаил Угаров. Тот самый случай, когда говорят: «Это не театр!», а возразить вроде нечем. Актёр не переживает, не представляет, строго говоря, он и не актёр вовсе. Он выступает от себя самого. В той или иной авторской композиции.
На фестивалях России и мира, на московских экспериментальных площадках вроде Театра.doc и «Практики» – всё больше спектаклей такого формата.
Команда спектакля считает «Похищение» стэндап-детективом. Впрочем, любой подобный проект, если угодно, расследование (где свидетель, там и следствие). Но вспомним пилотную серию «Шерлока» BBC! Она тем и взяла, что великий сыщик и его напарник искали не столько убийцу, сколько ответы на собственные вопросы.
Надо отдать должное драматургу Екатерине Бондаренко, работавшей с этой историей: поначалу не покидает стойкое чувство, будто актёр ещё даже не начал, а только разогревается. Он взахлёб говорит о том, как придумал этот проект, как ездил в Верещагино изучать материал – но совсем не спешит переходить к сути. В Верещагино у него что ни день – то прокол. Бывший приятель-диджей бежит от разговора. Протоколы допросов в долгом ящике, и наш герой уже не то чтобы верит в успех предприятия. Кажется, он так и не узнает больше того, что напечатали газеты.
– И снова о том, как я поставил (или не поставил) свой спектакль! – дразнятся скептики. И ведь это действительно не редкость: артисты из немецкой группы She She Pop приводят в «Завещании» протокол репетиций с престарелыми отцами, Волкострелов в «Доме ветеранов сцены» – протокол своих встреч с обитателями дома. Без «кухни» эти проекты немыслимы, более того – «кухня» составляет их суть. Ведь, приступив, автор ещё не знает, что он ищет на самом деле. Лишь окончив работу, он поймёт, чего ради она затевалась: то, что увлекает его в начале, он знает только понаслышке, но, погружаясь в предмет, видит уже иную цель. Об этой перемене, естественной для любого художника, режиссёры свидетельского театра говорят на публике.
След вывел Константина Кожевникова не туда – и автор на сцене свидетельствует с оглядкой на пройденный путь, превращая собственное расследование в сюжет своего рассказа. Работа над спектаклем – это движение к реальности. А разве документальный театр ставит иную цель, кроме как с нею встретиться?
Случай свёл Кожевникова с отцом Даши Стариковой – разговорить его было легче, чем похитителей. От беседы осталось несколько страшных страниц-воспоминаний, и актёр добросовестно их зачитывал.
Но даже без них спектакль терял бы немного. Ведь вместо детектива получилась театральная автобиография. Почти «Человек.doc». Отступления и подробности из жизни исполнителя перестали под конец казаться случайными. Незавидные рольки в детском театре, домашняя суета, наконец, страх неудачи – зачем ввязался? – все эти личные детали не разбавляют рассказа, в них, напротив, самая соль. Почему я снова здесь, в городе детства? Стоит ли мне заканчивать работу? Что стало бы со школьной любовью, сложись всё иначе? Будь я на месте старых товарищей, пошёл бы на преступление?
Избегая чужих секретов, скажу: на последний вопрос Кожевников отвечает не самым лестным для себя образом. Но лучше это услышать лично от него.
Вы спросите, чего тут особенного? А вспомните фокусника. Ап! – и его часы у вас в кармане. Кожевников между делом просит зрителей раскрыть паспорта на последней странице. Вот – взгляните-ка – метка той фабрики, мимо которой он идёт на встречу со злополучным диджеем-киднэппером. Гознак, Пермь. Ловкость рук и в самом деле никакого мошенничества.
Гляньте паспорт, это и вас касается. Художественная реальность «свидетельского театра» много шире любой другой, она безгранична. Google выдаёт на запрос фамилий преступников кучу новостных ссылок. Хоть бери билет – и в Пермь.
Один политик средней руки говорит, что «Аватар» никогда не заменит театра. Вдох-выдох. Можете не волноваться – не заменит.
А если я всё-таки спрошу: что театр предложит в эпоху 3D, цифрового кино и всемирной сети? Где его место в новом мире? Эксперименты по скрещиванию театра с лазерным шоу и всякими мультимедиа – смелая, но безуспешная попытка, которая толкает меня как раз к обратному выводу: в новой сверхтехнологичной вселенной спектакли играть нелепо. Однако даже в ней незаменим театр, который жертвует зрелищем и даже искусством притворства для главного своего преимущества. Оно – в переживании непосредственных контактов. С человеком, с историей, с пространством. Добыча нефти, ветераны сцены, синдром Дауна – стараниями искусства все это узнают как жизнь, а не только как инфоповод. Вот и выходит, что если прежде театр был обманом, то сегодня он реальней, чем наша цифровая реальность.