На «Золотой Маске» пермский Театр-Театр показал «Антигону» в постановке Романа Феодори, номинированную в категории «мюзикл». Однако композитор Ольга Шайдуллина и либреттистка Женя Беркович создали оригинальное по жанру произведение – «оперу для драматических артистов», которая предвосхитила многие сегодняшние события.
«Граждане! На территории города Фивы закончилась гражданская война. Не снимайте маски и противогазы, соблюдайте социальную дистанцию, скоро мы вернемся к нормальной жизни». Такое объявление слышали зрители, входя в зал РАМТа, где играли пермскую «Антигону». По иронии судьбы, это был первый вечер, когда «маски и противогазы» в Москве были официально отменены и вроде бы мы вернулись к нормальной «доковидной» жизни. Но в остальном «опера для драматических артистов», написанная в 2019 году и поставленная сразу после первого локдауна, оказалась пугающе пророческой, говорящей – кричащей – в том числе, и о том, что «нормальной жизни» уже не будет, что война оставляет шрамы, которые не затягиваются веками.
Интересно, что и «Свадьба Фигаро» Воронежского театра оперы и балета в постановке Михаила Бычкова, вошедшая в оперную программу «Золотой Маски», начиналась с подобной сцены: солдаты возвращались с фронта и постепенно очищали город от мешков с песком. Но у Романа Феодори эта тема «пост-апокалипсиса» не просто заявлена как внешняя сюжетная рамка, а последовательно проведена через всю постановку.
В начале спектакля сцена завалена камнями, мусором, обломками. Декорации Даниила Ахмедова в этот раз лаконичны и не услаждают глаз никакими красотами и чудесами. Большая необжитая зала, которую постепенно освобождают от щитов на окнах, развернута углом, что создает ощущение неустойчивости, напряжения. Над дверями надписи «выход» порой меняются на «выхода нет». Это ловушка, капкан, мышеловка.
Жители разбирают завалы, тяжело дыша в противогазах. Эти хрипы, стоны и кашель вписаны в сложную, мультижанровую – где намешано много всего, от рэпа до оратории – музыкальную партитуру Ольги Шайдуллиной, полную тревоги, экспрессии, диссонансов и резких, дисгармоничных звуков. Воздух пропитан запахом гари и трупов, которые по приказу нового царя Креонта брошены у городских ворот – в устрашение и назидание. Креонт не тиран и не деспот – просто эффективный менеджер, которому выпало наводить порядок в этом растерзанном семейными распрями городе. Не очень вникая, кто прав, а кто виноват, он назначает одного из братьев, павших в борьбе за отцовский престол, героем и защитником, другого – злодеем и предателем, и под страхом смертной казни запрещает его хоронить. Но их сестра Антигона решается нарушить указ и предать тело брата земле, как велит обычай. Решается, понимая, что сама идет на смерть, на муку и позор, потому что 80% соотечественников явно не на её стороне и проклинают тех, кто, по их мнению, развязал эту войну: «ведь только начали жить, зарабатывать как люди…»
Центральный дуэт Креонта (Альберт Макаров) и Антигоны (Эва Мильграм) просто изумителен. Он – умный и осторожный политтехнолог, к каждому знает подход: народу – популистская риторика, слугам – приказы и угрозы, с безумной женой Эвридикой, которая бродит по дому с мотками пряжи и все вяжет шарфики мертвым племянникам, он нежен и терпелив, как с больным ребенком, хотя спокойствие дается ему все с большим трудом. Одну из сестер, робкую Исмену (Анна Огорельцева), он осаживает простым окриком – знает, что та сопротивляться не будет. Только к строптивой Антигоне найти подход никак не удается, хотя для Креонта она тут самый близкий по духу человек. Ни уговоры, ни угрозы, ни обещания не действуют. Тонкая и звонкая, стойкая, как оловянный солдатик, она по-подростковому упряма и верна себе, своим убеждениям. Там, где у политика Креонта «все сложно и неоднозначно», у неё все ясно и просто: «Я думала – это брат», – и его нужно похоронить, несмотря на государственные интересы, на его моральный облик, и на то, что «он бы не стал жертвовать собою ради тебя». В пылу полемики, переходящей в исповедь, Креонт срывается на истеричный крик, захлебывается словами, а голос Антигоны остается светлым и чистым, как камертон, как заповедь «не убий». Об этот нравственный императив разбиваются все внешние доводы. У Креонта своя правда – закон и порядок, у Антигоны – моральный, можно сказать, христианский долг, так как действие из античности перенесено в условный современный мир. И две эти правды не могут ужиться друг с другом. Антигона не хочет сойти с ума в атмосфере лжи и страха, как её тетя, и выбирает смерть.
Текст Жени Беркович очень точен и полифоничен: взвешенные, протокольные речи Креонта: «Мы ситуацию держим под самым жестоким контролем. <….> Приоритет для меня – это благо страны и народа», противопоставлены простым, наивным, похожим на детские считалочки, репликам Антигоны – «Тише, девочка, не плачь, заберет меня палач». Причем у зрителя тут два параллельных канала восприятия: рваная, хаотичная речь персонажей и идущие параллельно титры с торжественным, величавым гекзаметром. Трагедия записанная и трагедия, проживаемая здесь и сейчас, как выясняется, «две большие разницы».
Иногда титры работают и в обратном сторону – на стилистическое снижение. Например, в финале известие о гибели Антигоны, её жениха Гемона и его матери Эвридики, которое закадровый голос читает гекзаметром, сопровождается тремя справками судмедэкспертизы о причинах смерти. На одном конце этой вольтовой дуги «колотая рана» и «асфиксия», а на другой – отчаяние и трагическая невозможность жить и дышать воздухом, отравленным страхом и ложью.
В последней, самой страшной сцене – сцене похорон, руки Креонта ужасно трясутся, но он превозмогает себя и унимает дрожь. А голос нежной белокурой Исмены постепенно крепнет, пока она не превращается в валькирию, поющую о «новом сияющем мире порядка, закона и права».
Вот уже много десятилетий дискутируется вопрос, что настоящая трагедия в наши дни невозможна: на ее место пришли мелкие психологические драмы или же постдрама распадающихся смыслов. Но вот же перед нами – трагедия в чистом виде, причем, сыгранная на невероятно высоком градусе, когда тебя прошибает 220 вольт уже с самого начала. И хорошо, что спектакль идет всего 1 час 20 мин – выдержать дольше было бы трудно. Я смотрела видеоверсию «Антигоны» на платформе ОККО пару месяцев назад (и там она доступна до сих пор): и уже тогда она казалась очень сильным и по художественному уровню, и по смелости решений, и по гражданской позиции высказыванием. Но сегодня она не просто стала сверхактуальной, в ней обнаружился эпический объем, способный вобрать боль, охватившую всех нас, боль, для которой другие жанры слишком тесны. И в этом смысле она действует чуть ли не терапевтически, позволяя символически прожить те невербализованные, хаотичные, блокируемые эмоции, которые обрушиваются на нас при чтении новостей. Этот спектакль трудно смотреть, но удивительным образом после него легче дышать, как будто мы на самом деле сняли маски и противогазы.