На сцену выдвигается мясорубка: в «Наблюдателях» Михаила Плутахина из предметов составили посмертную маску эпохи

На фото - сцена из спектакля "Наблюдатели". Фото предоставлено пресс-службой Театра Предмета

Журнал ТЕАТР. – о спектакле Театра Предмета и Музея истории ГУЛАГа, в котором нет ни слов, ни фотографий, а актеров заменяют вещи.

Вечер. Музей истории ГУЛАГа. Жду начала спектакля в книжном магазине, листаю альбом с портретами арестованных людей. Пора идти. Прямо из книжного нас заводят в камерный зал человек на тридцать, где лавки расположены тесным амфитеатром. На маленькой сцене столы, уставленные разными подлинными предметами, найденными на территории бывшего ГУЛАГа.

Сами создатели спектакля обозначили его как «сценическое исследование в жанре предметного театра». Да, «Наблюдатели» — спектакль именно предметного театра. Здесь вещь предстает частью материального мира, существует относительно самостоятельно, как необходимый спутник человеческой жизни. В сущности, вещи не несут в себе ни добра, ни зла, но, становясь действующими лицами постановки, приобретают особое сверхзначение.

Часто вещь переживает своего хозяина, оставаясь знаком его индивидуального предпочтения, вкуса, материальным свидетельством его неочевидных принципов. Вещь — то, что можно выбрать. Но узники ГУЛАГа возможности ка-кого-либо выбора были почти лишены. «Бывшая вещь» – модель ушедшей культуры, которую нельзя видоизменить, но можно интерпретировать. Помимо культурной ценности за каждой вещью, задействованной в спектакле, так или иначе стоит человеческая жизнь. Здесь эту мысль всегда надо держать в голове. Вещи ГУЛАГа уже анонимны, их принадлежность к человеку выражается лишь в набитых цифрах личного номера заключенного или обычной инвентаризации, что, в сущности, для того периода нашей истории — одно и то же.

Перед нами бывшие вещи. Кружки, чайник, консервные банки, мясорубки, горелки, молоток, каркас фонаря, керосинка, лопата, дырявые вёдра, пузырьки и склянки, ножницы по металлу. А есть еще сложно опознаваемые артефакты, перешедшие в нефункциональное бытие. Бывшие вещи. Следы бывших людей.

В спектакле благодаря зрительской индивидуальной интерпретации вещи обрастают нескончаемым шлейфом образов, метафор, значений. Так кружка становится обвиняемым, а молоток палачом. Да, молоток не в силах справиться с пружиной, но вот лязгнули ножницы по металлу — и пружина побеждена. На все есть свое орудие уничтожения.

В начале спектакля перед нами набор предметов, расставленный в случайном порядке. Но вот за столами появляются люди, одетые в рабочие комбинезоны, с предметами они работают в перчатках, осторожно передвигая каждый по миллиметру. Предметы звучат. Скрип, скрежет, дребезжание. Местами тихий шорох вещей сменяют звуковые картины в живом исполнении ансамбля «Комонь». Певцы сидят на первом ряду, рядом со зрителями. Они поют музыку без слов: только интонирование, только напевы.

Но происходит смена картины, передвижения предметов становятся резкими, ритмичными, грубыми, и предметы распределяются в четко выстроенные группы. Некоторые вещи просто убирают со стола в ящики у стены на заднем плане. Люди помогают вещам проявить себя, когда двигают их, поднимают, переставляют, укладывают на бок, компонуя и подсвечивая точечным фонариком возникающие композиции. Живых актеров тут полагается не замечать. Но в зависимости от освещения и используемых предметов, люди представляются то чередой теней их владельцев, то охранниками на зоне.

Независимо от того, читали вы рассказы Варлама Шаламова или нет (а именно эта фамилия всплывает в сознании, когда наблюдаешь за происходящим), сюжеты спектакля ясны и понятны. Арест, допрос, каторжные работы, обыск.

Мы погружаемся в мир мучительного лагерного существования. Вот разве что начало рабочего дня, сопровождаемое напевами арестантов, дает паузу на эмоциональный отдых. Работа. Работа. Работа. Но вдруг — темнота. Сцена допроса. Удары молотка пугают тишину. И снова пауза. На авансцену выдвигается мясорубка. Из горла ее вылетает перо. Одно-единственное, свободное и легкое среди груды этого ржавого железа. И, следя за его парением, всё во-круг замирает. Перо исчезло. И снова перекомпоновка. Свет холодного луча фонаря медленно ощупывает каждый предмет в полной темноте.

Один из главных героев спектакля — свет. Холодный, тускло-теплый, точечный, рассеянный, направленный, всеохватывающий. Он и есть проекция внимательных глаз наблюдателя, он – солнце, восходящее и заходящее, прожектор охранной вышки, источник множества метафор. Предметы под светом отбрасывают тени, и те ведут в спектакле особое осмысленное существование. Из их взаимодействия рождаются отдельные темные сны. Вот в ряд стоят железные сосуды, а рядом с ними нечто ржавое, возможно бывший каркас фонаря. Вещи запускают на стене свой театр теней, где они за решеткой.
На сцене аккуратно выставляются в ряд стеклянные склянки, бутылочки. Неожиданно хрупкие. Одну за другой их укладывают в ряд. Это расстрел. На этот раз тень на стене ажурная, эфемерная, напоминающая северное сияние. А следом взрыв: вздымаются облака перьев напоминанием о вечной зиме, о несчетном количество погибших на островах архипелага ГУЛАГа — да сразу обо всем этом ужасе и историческом позоре страны.

Режиссер Михаил Плутахин выстроил композицию спектакля через трансформацию значений несколько раз вводимых в действие предметов. Так матрешка в спектакле появляется трижды. Впервые ее выставляют, чтобы просто показать принцип ее работы: фигурки складываются друг в друга под теплым светом от крошечной до огромной. Довольно безобидное развлечение. Потом матрешка появится на сцене пляшущей – под пристальным глазом фонаря. Когда самая маленькая станет весело приплясывать под звуки рожка, на нее со стуком обрушится матрешка большего размера, накроет, словно сожрет. Теперь пляшет она. И так до последней, главной. Режиссер разворачивает метафору братоубийственного времени через игру с одним предметом. В финале возникнет натюрморт из груды бывших вещей: ветоши, требухи, засыпанных свежей землей — могильник без надписей, увенчанный фигурой огромной, пожравшей всех матрешки.

В спектакле не произносят ни одного слова. Через недосказанность проступает объем трагедии, через дробность эпизодов возникает череда овеществленных снов о ГУЛАГе. Страшных снов. Спектакль становится эмоциональным слепком того времени – посмертной маской. Маской из ржавого металла, железа и алюминия.

Комментарии
Предыдущая статья
Олег Долин поставит оперу в Большом театре 20.02.2020
Следующая статья
Александр Огарев выпустит премьеру про первого эстонского президента 20.02.2020
материалы по теме
Новости
«Территория. Kids — 2023» покажет спектакли Жамбаловой, Бокланова и Плутахина
Сегодня, 1 ноября, в Москве открывается III детский фестиваль современного искусства «Территория. Kids». В афише — полтора десятка спектаклей для зрителей разных возрастов, а также междисциплинарные художественные и образовательные проекты.
Новости
В «Практике» в сезоне 2023—2024 поставят «антиэпос» и психоделическую оперу
Московский театр «Практика» объявил планы на сезон 2023—2024. В театре впервые выпустят свои спектакли Юрий Печенежский, Филипп Шкаев, Андрей Цисарук, Арсений Мещеряков и Ирина Малая. Всего запланировано 11 премьер.