Золотая пыль

В новосибирском «Красном факеле» вышла «ILLUSIA» Филиппа Григорьяна по «Комической иллюзии» Пьера Корнеля. Корреспондент Театра. — о спектакле и проблемах визуального театра на отечественной сцене.

Тяжеловато на Руси двигается визуальный театр. На картинки и фейерверки надо бы денежек, а где их взять? Отсюда и выходит: либо вечная пустая сцена с мебелью и чёрным задником, либо «я его слепила из того, что было». Самые передовые и отчаянные спасаются видеопроекцией, но она же их скоро и погубит. Не стоит ли нам начать беречь своих режиссеров-визуальщиков — например, Филиппа Григорьяна?
За «осовременивание классики» в его конвенциональном виде скоро станут сажать в тюрьму, причём не только следственные органы, но и полиция вкуса — так уже набило оскомину это переодевание князя Мышкина в приталенный чёрный костюм с узким галстуком и экстравертно-деловой походкой. Григорьян формально занимается тем же самым — транспонирует текст семнадцатого века на контекст двадцать первого (активно, правда, используя эстетику массовой культуры конца двадцатого). Однако же, как и бОльшая часть режиссёров художнического типа театра, он создаёт собственную (плюс/минус) вселенную уже на первом уровне восприятия — на визуальном. И в ней благополучно обходится без современного бытописания и даже без жизнеподобия. Спектакль по условности будто пробивается в оперный жанр (да и по едва уловимой специфике композиции и речевой модели некоторых исполнителей).
В нем сильно заметна большая радость Филиппа Григорьяна от работы с театральной материей. Автору этого текста за его работой почувствовалось желание режиссёра сделать спектакль-аттракцион (что вообще в какой-то степени свойственно режиссуре Григорьяна), отсюда, видимо, лёгкость (кто-то скажет «небрежность») в обращении с некоторыми элементами спектакля. Это трудно вербализовать, но в самом темпе этой постановки ощущается большая экзальтация и стремление оставить поскорее одно и перейти немедленно к другому. Это может звучать как парадокс, если знать, что многие сцены спектакля запросто можно назвать (не имея достаточно почтения к режиссёрскому методу) затянутыми.
Правильно будет сказать, что Филипп Григорьян поставил спектакль про театр. Сам текст Корнеля повествует о том, как в конце всё оборачивается представлением, а один из героев этим страшно недоволен, но ему объясняют полезность театра. Самым выразительным в этом спектакле (как и в режиссёрском методе Григорьяна вообще) представляется визуальная сторона: костюмы, свет, сценография — всё это оживляет диалоги и монологи исполнителей. Довольно большую сцену «Красного факела» здесь решено было использовать по минимуму: авансцена отгорожена серой перегородкой, полностью закрывающей портал; снизу по центру этой перегородки — прямоугольный вырез, в котором осуществляются разного рода мизансцены; над вырезом расположен овальный экран, на который проецируются видеовставки. Этот экран — самое сомнительное место в сценографии; ясно, что в тексте некое магическое зеркало играет важнейшую роль: через него Придаман смотрит на жизнь Клиндора, но в спектакле у Григорьяна оно мощно заявляет о себе в прологе, который существует исключительно в форме видео, после чего всё действие перемещается вниз, а экран (чёрный овал на его месте) остаётся висеть позабытым. За проёмом в перегородке опускаются на штанкетах картонные, судя по всему, декорации. В целом — но это опять из области ощущений — кажется, что спектакль этот (в премьерном его варианте) — скорее, серьезное заявление о намерениях режиссёра, чем полная их реализация.
«Иллюзию» уже успели окрестить «неровным спектаклем», как будто есть какой-то норматив, по которому спектакль должен выравниваться. Действительно, изобилие текста в одних сценах и излишки перформативности в других, вероятно, рубит темп постановки. Почти перманентное музыкальное сопровождение вживую (слева на сцене стоит человек в маске за синтезатором), видимо, нужно было как раз для того, чтобы спектакль летел как стрела. Этого на премьере не случилось, — может быть, случится дальше. Вообще же резкие интонационные спады можно почти принять за приём.
Вероятно, это особенности восприятия автора этого текста, но, кажется, что было бы резоннее, если бы юмор в спектакле был немного более рафинированным и менее ситкомовским. Хотя, конечно, речитативная песня Матамора про мосты и кусты, вероятно, войдёт в историю.
Даже в таком театральном городе, как Новосибирск, зрители до сих пор не получили достаточную прививку формальным театром. Даже у именитых режиссёров тут продолжают говорить громко в зал и в простеньких костюмах распутывать нити изощрённой драматургии. Именно поэтому спектакль Григорьяна — это такой барочный карнавал, глоток свежего воздуха посреди пыльного и скучнейшего бытописания. Здесь всё экстравертно-искусственно и все сделано: костюмы, свет, манеры исполнителей и модуляция голоса, выразительная пластика, наиболее точно ухваченная Ириной Кривонос в роли служанки Лизы; маленький мальчик с красным круглым шлемом на голове, — всё это прекрасно и захватывающе само по себе. Следуя, видимо, принципу «хорошего помаленьку», самую красивую сцену зрителям показывают едва ли на протяжении минуты: когда на поворотном круге выезжает слева кафе ILLUSIA — стеклянный павильон, — а сбоку стоит саксофонист и как бы идёт снег. Этот катарсический всполох ближе к финалу даёт понять, на что способен режиссёр и художник этого спектакля Филипп Григорьян, — создавать грандиозные иллюзии. Эта — почти удалась.

Комментарии
Предыдущая статья
Власть зачищает несуществующую “Платформу”. Хроника 25.05.2017
Следующая статья
Будь как Магритт 25.05.2017
материалы по теме
Блог
Мышкин играет Тартюфа, или Оргона взяли в разработку
Евгений Писарев поставил в Театре Наций свой второй спектакль – «Тартюфа», в новом переводе, сделанном Сергеем Самойленко. Ольга Фукс рассказывает, чем он действительно нов.
21.12.2024
Блог
“И воскресенья не будет…”
Первым спектаклем петербургского режиссера Дениса Хусниярова на посту художественного руководителя СамАрта стало «Воскресение» по роману Толстого. Это очень личное высказывание, о том, что честь стоит все-таки беречь смолоду, а «после ничего исправить нельзя». Логично, что спектакль с таким сюжетом появился…