Корреспондент журнала ТЕАТР. делится своими мыслями об итогах фестиваля.
Я несколько лет подряд вела онлайн-трансляцию церемонию вручения «Золотой маски». Это занятно, но лучше идти на такое задание, если твой редактор знает, что Серебренников пишется с двумя «н», а Богомолов – через «о», но при этом не будет рефлексировать, что лучше: «Маленькие трагедии» или «Три сестры».
Для театрального сообщества «Золотая маска» — не только национальная премия и фестиваль, но и мощный триггер, запускающий массу вопросов и споров, отвечать на которые жюри премии не может. Или все-таки может?
1. Давать ли «Золотую Маску» тем, кому она нужнее?
В случае с музыкальным театром вопрос может звучать еще примитивнее: например, стоит ли давать награду Теодору Курентзису (кстати, этот год — едва ли не первый, когда Курентзис остался без награды как лучший дирижер)? Например, среди прочих кандидатур на «Золотую Маску» претендовала петербургская «Снегурочка» Елены Павловой. Кроме того, что спектакль изобретательно соединяет физический театр и театр художника с современной оперой Александра Маноцкова, эта работа — дипломный проект Павловой, сделанный с компанией самых разных артистов Санкт-Петербурга (Леля, например, играет Илья Дель) без какой бы то ни было государственной или прочей поддержки. Может ли Елена Павлова на равных соревноваться с «Альциной» Кэти Митчелл в Большом? Вопрос риторический. Для кого из двух режиссеров, Павловой или Митчелл, награда важнее и нужнее? Ответ, кажется, очевиден. Но должна ли «Маска» исполнять роль ускорителя свободной карьеры или охранной грамоты, как это часто бывает, особенно в регионах, — вопрос гораздо более сложный.
Похожие чувства оставило и распределение наград в балете и современном танце, где был полностью проигнорирован спектакль «Камилла», производства Анны Гарафеевой и Ко и Дягилевского фестиваля. Работа, которую в Москву осенью привозил фестиваль NET, является как раз примером того самого нового европейского театра. В лаконичной сценографии Ксении Перетрухиной (тонна манки, которой засыпана сцена и подвешенный камень) Анна Гарафеева (она же хореограф, она же танцовщица, она же инициатор и режиссер этого проекта) исполняет танец «Клото», посвящая его Камилле Клодель и всем женщинам-художникам. За музыку отвечает композитор Алексей Ретинский, меняющий саунд в зависимости от спектакля. «Камилла» удивляет концентрацией боли, заключенной в чистой и простой форме, и кажется как минимум достойной специального упоминания. Но награды всего две, и опера Маноцкова «Сны Иакова, или Страшно место», которую играют на острове-граде Свияжске, в невозможной казалось бы для оперы локации, — заслуживает этого упоминания ничуть не меньше. Как и екатеринбургская «Пахита», которую команда Театра оперы и балета завершала без одного из авторов, режиссера Сергея Вихарева, умершего прямо во время работы над спектаклем.
2. И тут можно переходить к второму вопросу, точнее — к утверждению: «Масок» слишком мало!
Жюри этого года пришлось отсмотреть невероятное количество спектаклей— только в номинации «Лучший режиссер» в драме соревновались 29 человек. Число спектаклей в конкурсе бьет все рекорды. Хорошо ли быть жюри в ситуации, когда лучшее соревнуется с лучшим? А именно такую ситуацию мы наблюдали в этом году во многих номинациях.
«Надеюсь, спектакль вам тоже понравился,» — иронизировал со сцены Большого Кирилл Серебренников. Кто-то сразу стал строчить в фейсбуке про ожидаемый результат. Но при этом вспомним, что у Серебренникова не было ни одной «Золотой Маски» как у режиссера в драме — только в опере за работу над «Чаадским». Так что результат не так чтобы ожидаем, особенно если вспомнить, сколько лет подряд жюри разыгрывало партию «лучших режиссер в драме» и «лучший спектакль» между двумя режиссерами — Юрием Бутусовым и Львом Додиным.
3. Страсти по 68-му
Во время вручения наград за лучшие спектакли в драме (а вручал их как раз Лев Додин), в номинации «лучший спектакль малой формы» могла случиться очень красивая почти как в кино, история. Среди номинантов был спектакль «1968. Новый мир» Дмитрия Волкострелова, и многие ставили именно на него, вспоминал со сцены про этот спектакль и председатель жюри Адольф Шапиро. «Новый мир» вышел в Театре на Таганке в 2014 году и был одним из самых сильных проектов Группы Юбилейного года. Осенью спектакль вполне справедливо выдвинули на «Золотую Маску». Но очень скоро «Новый мир» пропал из номинационных списков — по просьбе тогдашнего руководства Театра на Таганке. Озвученная официально причина — невозможность показа спектакля для жюри. И при этом несколько раз «1968. Новый мир» был сыгран на сцене Центра имени Мейерхольда. Эта история так бы и осталась примером несправедливости, если бы этим летом, в год 50-летия 1968 года, спектакль не сыграли на лестнице Центра современного искусства «Гараж» — в здании, как раз построенном в 1968-м. И эксперты «Золотой маски» — нашли способ снова выдвинуть этот спектакль на премию снова. «1968. Новый мир» был одним из фаворитов конкурса, и когда вручать награды вышел Лев Додин, мастер Дмитрия Волкострелова, я вспомнила наш давний разговор с Волкостреловым:
– В конце четвертого курса Лев Абрамович сказал: «Волкострелов, скорее всего, ошибка набора, надо это признать».
— Прямо при тебе сказал?
— Лично мне сказал. При всех.
А еще я вспомнила, что в финале «Нового мира», сквозь стену, придуманную Ксенией Перетрухиной, прорывались лучи света — неявный и изящный оммаж и «Звездам на утреннем небе» Додина, и сразу нескольким спектаклям Юрия Любимова.
Но дело даже не в этом: на сцене Большого могло случиться что-то большее, чем вручение награды ученику из рук учителя. Это стало бы символичным признанием необходимости коллабораций авангардистов и традиционалистов, приход молодых и радикальных в театры-дома — каким был приход Группы Юбилейного года в Театр на Таганке.
Отчасти этот процесс зафиксировали две другие «Маски» — приз Ксении Перетрухиной за сценографию в «Утопии» и приз Михаилу Дурненкову за драматургию «Утопии». А также — «Золотая Маска» Дарье Мороз, сыгравшей мужскую роль – барона Тузенбаха в «Трех сестрах» Константина Богомолова на сцене МХТ имени Чехова.
Что касается лучшего спектакля малой формы, Борис Павлович, получивший в итоге «Золотую Маску» за перенос на сцену романа Кетиля Бьернстада «Пианисты», тоже вполне ее заслужил. Во-первых, это был спектакль, сконструированный по законам живописи и музыки. А во-вторых, не будем забывать, что этот спектакль сделан не в Москве или Петербурге, а в Новосибирске: «географическая» поддержка — очень важна для тех, кто приезжает ставить в регионы. Так, кстати, приехал когда-то Павлович в Кировский ТЮЗ, стал самым молодым худруком в стране и реально изменил культурную жизнь в городе.
4. Эксперимент раздора
Самая интересная и прогрессивная номинация наверняка способна поссорить тех, кто еще не поругался на церемонии до того.
Во-первых, победителя тут выбирают сразу два жюри — музыкальное и драматическое, и договориться им бывает сложно. Но не спорить тут невозможно, потому что непонятно, по какому критерию сравнивать, например, «Орфические игры» Электротеатра Станиславский, в которых 12 спектаклей и около ста участников, и камерный «Диджей Павел» Волкострелова и его театра post — посвящение Михаилу Угарову, в котором танцуют все, от директора театра из нескольких человек до его художественного руководителя, а во время этих танцев оказывается, что под советскую эстраду можно плакать.
«Волшебную страну» Всеволода Лисовского, получившего главный приз, я не видела, но слышала, что это и правда машина времени и портал в утопию через Ростов-на-Дону.
Но специальная награда спектаклю «Родина» Андрея Стадникова— за «эксперимент, ставший открытием», провоцирует вопрос: неужели все остальные работы, представленные в этой номинации, — не открытие?
«Орфические игры» — по типу и способу производства спектакля, вписанного при этом в возможности государственного театра. «Квартира. Разговоры»— не только по социальной важности и работе по стиранию границ между инклюзивным и всем остальным театром, но и по появлению новой точки на театральной карте Петербурга. И эта точка — не только про театр, сколько про возможность диалога.
Уже упомянутый «Диджей Павел» — по продолжению разговора о том, какой может быть современная пьеса (на этот раз Павел Пряжко предложил театру пьесу-трек, состоящий из 11 песен).
При этом я понимаю, что «Родина» действительно важный эксперимент — и не по причине толпы марширующих блондинок (впрочем, собрать их и научить существовать под партитуру Дмитрия Власика — непростая задача), а по причине освоения и переосмысления корпуса текстов, практически исключенного из контекста российской культуры. И вот за это команду спектакля «Родина» действительно стоит поблагодарить.
5. А еще
Пару лет назад журнал ТЕАТР. посвящал номер «Золотой маске», и у меня во время спора-диалога с коллегами родилось детское сравнение: «Золотая маска» — это наша старая священная театральная крыса, такая же, как та, что жила на одной из планет на пути Маленького принца. Это та самая институция, которая позволяет нам почувствовать масштабы страны и узнать друг друга. Благодаря «Золотой Маске» Москва в этом году влюбилась в маленький театр «Поиск» из Лесосибирска, а в 2017-м – в Городской драматический театр из Шарыпово, ставший одним из лауреатов (его, говорят, после этого встречал сам губернатор Красноярского края – и обещал театру построить новое здание). Благодаря «Золотой Маске» сегодня и завтра Москва увидит «Знакомые чувства, смешанные лица» Кристофа Марталера — легенду берлинского театра «Фольксбюне». А совсем скоро, тоже в рамках «Маски», покажут самого крутого режиссера сегодняшней Европы – Саймона Стоуна и его «Три сестры». А еще, а еще, а еще.