Здравствуй, трагедия

Фото: Андрей Безукладников
Фото: Андрей Безукладников

Новая жизнь драматического театра им. Станиславского — отныне Электротеатра «Станиславский» — началась с возвращения к истокам, с древнегреческой трагедии. Теодорос Терзопулос, общепризнанный знаток и, как сам он считает, восприемник древней традиции, поставил «Вакханок» Еврипида. Текст этот, досконально изученный филологами, обросший всевозможными интерпретациями и за последние 50-60 лет многократно ставившийся в разных странах, у нас, все блуждающих меж трех сосен — «Антигона», «Медея», «Царь Эдип» — увы, непопулярен. А межу тем, «Вакханки», одна из последних трагедий Еврипида, своим драматургическим мастерством ничуть не уступает софокловскому «Царю Эдипу» или эсхиловскому «Агамемнону».

Сюжет «Вакханок» таков. Бог пьяного веселья Дионис в сопровождении своих постоянных спутниц вакханок приходит в город Фивы, где он когда-то родился и где теперь его не хотят считать богом. Он приводит в безумие не признающих его фиванских женщин, в том числе мать фиванского царя Пенфея; женщины убегают в горы и присоединяются к дионисийским оргиям. Пенфей, схватив Диониса, подвергает его унизительному допросу и бросает за решетку. И вот он уже торжествует победу — но земля сотрясается и путы сами спадают с бога. Теперь Пенфея неминуемо настигнет божественное возмездие. Дионис уговаривает его пойти посмотреть на оргии женщин, и там обезумевшая мать и ее сестры разрывают несчастного царя на части.

Каков смысл этой трагедии, то есть что именно она должна была сказать афинянам и что может сказать нам сегодня? Принято понимать ее как трагедию о противостоянии иррационального и рационального. Дионис выражает иррациональное начало, хоть и отрицаемое разумом, но благое и раскрепощающее для тех, кто ему не противится. Для тех же, кто его отвергает, оно обретает бесспорную и часто разрушительную силу. Как бы ни спорили комментаторы о смысле «Вакханок», очевидно одно — по своей архитектонике это одна из самых гениальных греческих трагедий. Она состоит из двух частей. В первой половине дионисийский мир полон прелести; в нем всё — красота, радость, истина и благочестие. Пенфей же, преследующий Диониса, — слепой тиран. Разговор Пенфея с Дионисом в первой половине трагедии — это разговор тирана с мудрецом, второй кажется слабым физически, но наделенным истинной внутренней силой. Только где-то совсем на заднем плане мы различаем намеки на другую оценку дионисийского: так, например, вакханки с удовольствием рассказывают, как они руками разрывают на части оленя. Постепенно ситуация переворачивается: из жертвы Дионис превращается в преследователя, и вакханки разрывают уже не зверя, а человека — радость оборачивается злодейством. Симметрическая конструкция с переворачиванием ролей встречается у Еврипида и в других «трагедиях мести», вспомнить хотя бы пары Медея — Ясон, Федра — Ипполит. В «Вакханках» постепенное проступание разрушительного начала, его зловещей силы из-под светлого и радостного создает восхитительную драматическую динамику, которой эта трагедия превосходит многие другие.

В спектакле Терзопулоса Дионис и хор менад с самого начала исполнены силы, мстительности и дикой исступленности, они сразу грозные преследователи, а не преследуемые. Мы с первых минут понимаем, как распределятся здесь роли, чем грозит Пенфею нашествие кровавого восточного божества и его свиты. Терзопулос не оставляет никакой возможности для развития. Как не оставляет он места и характерному для Еврипида комическому началу, отказываясь от смешной жанровой сценки, где два ветхих старика, дед Пенфея Кадм и слепой пророк Тиресий, увенчавшись плющом и взяв в руки тирсы, поддерживая друг дружку, чтобы не упасть, отправляются на гору Киферон поклониться новому богу и поучаствовать в оргиях.
Для Терзопулоса, как это нередко случалось с адептами почтенной европейской традиции, искавшими путь к древнегреческой трагедии через ритуал, «Вакханки» оказались всего лишь поводом для физического и голосового тренинга. Нельзя не признать, что тут он достиг впечатляющих результатов.
Оргиастическое исступление бушует в спектакле в строгих геометрических формах, отсылая к чему-то восточному. Лица-маски — к японской традиции, синхронность и дисциплина — к северокорейскому параду. И это, конечно, не случайно — ведь Дионис приходит с Востока, из Фригии и Персии.

Фото: Андрей Безукладников
Фото: Андрей Безукладников

Тренированные, красивые менады обоего пола, одетые в черное и отмеченные знаком Диониса, красной змейкой, струящейся из уха через шею на грудь, так и эдак перегруппировываются вокруг своего предводителя и скандируют хором, умудряясь не выходить при этом из легкого вибрато — специального дыхательного упражнения. В руках у менад красные платки. Черное с вкраплениями красного — таково общее дизайнерское решение спектакля. Это должно пугать и внушать мысль о серьезном кровопролитии. Когда распахивается задник и нашим взглядам является старый Кадм (Олег Бажанов) на больничной каталке, то оказывается, что его окружают бесчисленные капельницы с донорской кровью. Ох, прольется скоро и эта кровь, ведь именно она течет в жилах Пенфея. А если добавить, что Дионис (виртуозная Елена Морозова) носит с собой красный квадрат, о который время от времени трутся носами посвященные — причащаются, станет ясно, что от этой навязчивой метафоры не ускользнет даже самый рассеянный зритель. А вот что означает светящийся голубым цилиндр, то и дело возникающий в руках у Пенфея, наоборот, так и остается непонятно.

Пенять режиссеру за неуважение к тексту — сегодня дурной тон. И все же, именно в отсутствии у Терзопулоса настоящего интереса к разнообразным смысловым отттенкам еврипидовской трагедии кроется причина неудачи московских «Вакханок». Хотя вообще-то, «Вакханки» в Москве — это уже удача, отличный репертуарный ход и хорошее начало той просветительской программы, которую замыслил Борис Юхананов в своем новом Электротеатре.

Комментарии
Предыдущая статья
«Русскiй романсъ» в Театре Наций 31.01.2015
Следующая статья
Тьма в конце тоннеля 31.01.2015
материалы по теме
Блог
Опреснённый миф
В октябре в оперном театре Лозанны впервые в истории состоялась премьера главной швейцарской оперы мирового репертуара. Ника Пархомовская рассказывает о том, почему «Вильгельм Телль» в постановке Бруно Равеллы – стопроцентно швейцарский.
Блог
Тайны магрибского двора
В конце октября после двухлетнего ремонта открылась основная сцена Красноярского ТЮЗа. На открытии показали  премьеру в постановке главного художника театра Даниила Ахмедова «Аладдин. Сын портного». О спектакле — Анна Шалунова.