Спустя полтора месяца после предыдущей премьеры, спектакля «Где мой дом» по пьесе Сергея Давыдова «Республика», Кама Гинкас выпускает новую постановку. Премьера «Последней ленты Крэппа» пройдёт в МТЮЗе 5 марта.
Гинкас никогда раньше не обращался к пьесам Беккета. И, несмотря на то, что в последние годы Гинкас несколько раз ставил пьесы Эдварда Олби, отчасти продолжающего абсурдистское направление, будущая премьера соотносится скорее с другим спектаклем режиссёра. В 1998 году он ставил современную пьесу Олега Богаева «Русская народная почта» — в спектакле под названием «Комната смеха» играл Олег Табаков. «Русская народная почта» буквально похожа на беккетовского «Крэппа» — причём, как несколько лет назад рассказывал Олег Богаев, неумышленно: «Если бы я знал пьесу Беккета „Последняя лента Крэппа“, я бы, наверное, не стал писать пьесу „Русская народная почта“. Там тоже пристальное внимание к человеку, к его одиночеству, схожая структура, и я, может быть, на эту территорию не зашёл. Поэтому в моём „драматургическом“ опыте незнание оказалось плодотворным».
Крэппа сыграет один из главных «гинкасовских» актёров — Игорь Ясулович.
На фото – сцена из спектакля “Последняя лента Крэппа”. Фото Елены Лапиной.
Кама Гинкас рассказал журналу ТЕАТР. о том, что важно для него в «Последней ленте Крэппа» сегодня: «„Есть время жить, и есть время умирать“, — сказано в Книге, которая пишется с большой буквы. И тому, и другому надо учиться. Страшно оглянуться назад и не увидеть ничего хорошего в твоей жизни, ничего стоящего хоть какого-либо внимания, ничего, что хоть как-то оправдало бы твоё „бытие“.
„Цель жизни — жизнь“, — говорится у Достоевского. Это до мурашек верно. Ты жив. Ведь тебя могло и не быть. А ты есть. И это потрясающе. Нет, это гениально. Это даже непонятно, почему так случилось, что ты, именно ты, есть. Ты, именно ты, живёшь. Что тебе, именно тебе, это дано.
Старик Крэпп издевается над всем, что было его жизнью. И посмотришь „просветлённым взором старости“ назад — действительно, всё „Говно. Старое засохшее говно“. Но вдруг, среди пыльных магнитофонных лент, на которых в молодости Крэпп педантично фиксировал (конечно, для вечности!) каждый день своей жизни, среди всего этого мусора повседневной подёнщины он вдруг обнаруживает: ведь было! Оно было! Были в его жизни пять минут, или десять, или два часа, ради которых, может быть, и стоило жить».