На фото — эскиз пьесы «Безумец» / Норильский Заполярный театр драмы имени Маяковского
Корреспондент ТЕАТРА. — о самой необычной театральной лаборатории – норильской «Полярке».
Театральные лаборатории в последнее десятилетие стали одной из самых ярких черт театрального процесса в России. С легкой руки Олега Лоевского, который начал это движение в 2005 году, решив соединить молодую столичную режиссуру с российским провинциальным театром, а всех вместе с современной драмой, лабораторное движение охватило за эти годы многие театры Сибири, Урала, Поволжья и некоторые «продвинутые» театры Дальнего Востока. Помимо отца-основателя, который успеть везде не может, лаборатории теперь проводят Александр Вислов и Павел Руднев, а кое-где театры и сами, без помощи приезжих модераторов. Цели разные – от практических, например поиска режиссера или спектакля на определенную тему, до исследовательских.
Одна из самых ярких и необычных – лаборатория «Полярка», она проходит в Норильском Заполярном театре драмы имени Маяковского. Начиналась она шесть лет назад и была «домашним», внутренним делом театра. Зрители подтягивались постепенно. Сейчас «Полярка» – важное культурное событие города, интерес к которому очень заметен среди студенчества и учителей. Норильск – это город, в который большую часть года «только самолетом можно долететь». Доставить туда что-нибудь «культурное» довольно сложно. Помню, как «Золотая маска» привезла по воздуху спектакли единственно возможного формата – «Как я съел собаку» Евгения Гришковца и «Контрабас» Константина Райкина. Какое огромное количество народу пришло! Но выбраться из города после этой акции было невозможно. Началась пурга. Улетели тогда все чудом, включая троих экспертов «Маски». Это я к тому, что у театра здесь особая миссия – он должен осуществлять все функции театрального искусства, включая коммуникационную, познавательную, социальную и т.д. Люди приходят нарядные, задолго до начала. И не спешат расходиться по окончании. Охотно участвуют в дискуссиях и обсуждениях.
В прошлом году я была на «Полярке» впервые. Она была посвящена русской эмиграции. Эскизы спектаклей были сделаны по текстам Набокова, Довлатова, Аксенова. Все эскизы превратились в спектакли и вошли в репертуар. Анна Бабанова, главный режиссер театра, последовательно знакомит норильчан с историей страны, культуры, осторожно подводя к самым болевым точкам в истории города. Ведь в Норильске был один из самых страшных лагерей ГУЛАГа. В городе и сегодня живут дети и внуки тех, кто сидел, и тех, кто охранял. Они же вместе – и в зрительном зале. И это надо постоянно иметь в виду.
В этом году «Полярка» была посвящена теме «Утопия – Антиутопия». Когда-то Оскар Уайльд писал, что на карту земли, на которой не обозначена утопия, не стоит и смотреть, так как эта карта игнорирует страну, к которой неустанно стремится человечество. Если отталкиваться от «Утопии» Томаса Мора (на греческом u – нет и topos – место), то это место, которого нет. Есть и другое толкование этого слова: «совершенное место». Тоже произведенное от греческого(«eu» – совершенный, лучший). Вот и разберись, что такое Норильск. Место, которого нет и быть не должно, или лучшее место? Во всяком случае, появилось оно именно благодаря русской утопической идее, столетняя годовщина которой подтолкнула театр к размышлениям о том, что такое утопия ныне – пусть не в самом широком и философском, но хотя бы в злободневном смысле.
Мировая традиция утопической и антиутопической литературы, русской в том числе, огромна. И в современном театре существует интерес к этой теме. В последние годы появилось и много спектаклей. «Мы» Замятина (Петербург, БТК, режиссер Руслан Кудашов), «Элементарные частицы» (Новосибирск, Театр «Старый дом», режиссер Семен Александровский), «Злачные пажити» Анны Старобинец (фестиваль «Точка доступа» и театр «Старый дом», режиссер Юлия Ауг). «Техника молодежи» (Пермь, театр «Большая стирка», режиссер Дмитрий Заболотских), «Столкновение с бабочкой» (режиссер Сергей Чехов, фестиваль «Точка доступа»). Так что с темой норильчане попали в самую точку.
В этом году было решено сделать «Полярку» мультикультурной. Неделей раньше в художественной галерее открыли выставку Дамира Муратова, известного омского художника, творчество которого трудно отнести к какому-то одному направлению. Он талантлив и свободен. Живет в «Бедно-тауне» города Омска и сам – настоящее воплощение «утопии», созданной внутри отдельно взятой личности. Выставка произвела довольно неоднозначное впечатление и морально подготовила зрителей к теме лаборатории, которая началась с фильма Эльмо Нюганена «1944».
Режиссер сам модерировал напряженное обсуждение своего фильма со зрителями. Фильм создан в 2015-м и представляет собой документально точное исследование той ситуации, в которой оказалась Эстония в 1944-м, когда часть эстонцев воевала под знаменами Вермахта, а часть оказалась призвана в ряды Красной армии. Фильм идет в двадцати странах и был номинирован на премию «Оскар» как лучший иностранный фильм, а на российском «Киношоке» получил две премии. Такая напряженная тишина повисла в зале в Норильске после показа фильма, что казалось, никто не решится прервать ее. Один из самых острых вопросов, заданных режиссеру, звучал так: «Почему фильм посвящен погибшим борцам за свободу? Вот наши деды сражались и погибали за Родину. Причем тут свобода?» Эльмо сказал, что только русские зрители задают этот вопрос. И постарался объяснить, почему для эстонцев понятия «свобода» и «родина» означают одно и то же. Что такое для маленькой Эстонии было оказаться между двумя мощными враждующими державами, на самом перекрестке Второй мировой?! Потрясающая доброжелательность Нюганена очень быстро сняла напряжение, и зрители заговорили не о политике, а о самом фильме. В общем, обошлось без драки. В зале сидели посол Эстонии в России и делегация эстонцев, приехавших поклониться праху своих земляков, погибших в Норильлаге. Среди них был глубокий старик, отец которого был выслан в Норильлаг именно за службу в вермахте…
Среди гостей лаборатории был и Марюс Ивашкявичус. Он прочитал свою пьесу «Малыш», написанную в 2002-м. (Вообще-то она двуязычная, но читал он ее на русском). Пьеса поставлена в нескольких российских театрах – Хабаровском ТЮЗе (спектакль был в конкурсной программе «Золотой маски») , Красноярске, Петербурге. В авторском исполнении оказалось гораздо больше иронии и печального смеха, чем в виденных раньше спектаклях. Марюс вообще считает, что это смешная пьеса. Может, и лукавит немного, но прочитал так, что действительно получилось смешно.
Борис Павлович был приглашен с известным спектаклем «Вятлаг», который прошел в Норильске в последний раз. Как объяснил Борис, спектакль был посвящен узникам «Болотного дела» и шел до тех пор, пока на свободу не вышел последний из них. Играть спектакль после этого заявления было очень сложно. Норильчане готовы слушать про дела давно минувших дней, приходить на Голгофу, чтобы почтить память узников ГУЛАГа, но боже упаси, заговорить с ними о современности, а еще опаснее – о политике. Борису долго пришлось объяснять после спектакля, что он имел в виду, когда говорил о посвящении узникам Болотной. И, кажется, зрители так и не поняли, что простой счетовод, латыш Артур Страдиньш, по крошечным запискам которого поставлен спектакль, был так же далек от политики, как друг режиссера, отсидевший за то, что оказался в толпе, и как сам режиссер Павлович, который политикой тоже заниматься не собирался. Это она занялась ими. Борису на обсуждении пришлось нелегко. Ему объяснили и про то, что лагерь, где сидел его герой, был не такой уж плохой, раз он выжил, да еще потом вернулся на родину, и что пайка хлеба в блокадном Ленинграде была меньше той лагерной, о которой упоминалось в спектакле. Только упоминание о том, что в семье Павловича были блокадники, и что он не из книг знает об этом, заставило людей по-другому отнестись к автору спектакля.
В программе лаборатории были и лекция Алексея Киселева, и мастер-классы Евгении Тропп и Бориса Павловича. И конечно, очень подходящие по теме спектакли Анны Бабановой – «Жди меня… и я вернусь», уже вошедший в лонг-лист «Золотой маски» прошлого сезона, и премьерный – «Человек из Подольска», поставленный очень жестко и акцентирующий в тексте кафкианский ужас и абсурдность происходящего.
Но главная часть лаборатории это, конечно, эскизы. Внутренние рифмы между ними выстроились замечательные. Дмитрий Зимин, молодой режиссер из Екатеринбурга показал «Экспонаты» Вячеслава Дурненкова, а режиссер Норильского театра Тимур Файрузов – «Утопию» Михаила Дурненкова. Оба эскиза оказались удачными. Но, на мой взгляд, «Утопия» более современна и как пьеса (все-таки время «Экспонатов» уже в прошлом) и как спектакль. Напомню, действие «Экспонатов» происходит в захолустном городке Полынске, где появляются два бизнесмена, собирающиеся сделать из городка музей под открытым небом. Не тут-то было! У советских, даже у бывших, собственная гордость. И они позорного превращения сограждан в живые экспонаты не допустят. Утопическая, совершенно неисполнимая в нашей стране мечта – дать городу новую жизнь, людям работу, а самим, наконец, обогатиться, привела к обычному в России финалу – войне за справедливость, которая закончилась поджогом магазина и убийством самого работящего и богатого мужика. Но зато справедливый порядок был восстановлен, неважно, что еще одной бедствующей семьей стало больше. Зато все остались равны и «никто не равнее».
Режиссер расположил всех героев на одной линии, усадил на стулья и, на мой взгляд, пьеса превратилась в систему скетчей о жизни двух враждующих семей. В эскизе были заняты отличные артисты – Сергей Ребрий, Нина Валенская, Марина Журило и другие, текст был хорошо разобран. Сыграли все прекрасно. Но все-таки главная тема пьесы – противостояние не двух семейных кланов, а двух жизненных идеологий, оказалась утеряна.
«Утопия» Дурненкова игралась в зрительском буфете. Пьеса ироничная и злая. Машина времени, о которой тоскуют в определенный период жизни даже богатые, здесь выступает в виде мерзкой пивнушки начала девяностых под названием «Утопия», где пиво было разбавлено, стены засижены мухами, столы застелены газетами, но именно там осталась молодость, там сладко звучал голос Наташи Королевой, мечты всех пэтэушников: «Маленькая страна…». Вернуть это все! Чтобы было как раньше! Чтобы рядом верные друзья, еще не перебитые, чтобы пиво в стеклянных банках, и грандиозные мечты: угнать машину с левым товаром и продать, или завалить мэра и стать начальником – ну, о чем они там мечтали…
И ведь все сбылось! Только вот тоска гложет. По пиву в банках, что ли. Или по молодости, которая осталась в «Утопии». И предприимчивый помощник, не сумевший стать им ровней (его очень иронично и современно сыграл Николай Каверин), решается на безумную затею – найти спившегося хозяина бывшей пивной и заставить его повернуть время вспять. Чтобы все, как прежде. Но не лучше! И вот два раздобревших хозяина жизни (Иван Розинкин и Евгений Нестеров) сидят за столом, застеленном пожелтевшей газетой «Труд» за июнь 1991 года, пьют разбавленное пиво, слушают что-то чудовищное, и почти плачут. «Утопия» – это шанс для всех: одни снова почувствовали себя молодыми, а спившийся хозяин (отличная роль Дениса Чайникова) становится человеком, и жена (Галина Савина) поверила ему в самый последний раз, и даже покойный сын-наркоман (Александр Носырев) ожил. И пивную им подарили с барского плеча: владейте. Но только начать жизнь заново у семьи не вышло. Потому что лучше хозяевам жизни не надо. Надо, чтобы все как раньше (см.выше). И может быть, они когда-нибудь сюда еще заедут, вспомнить молодость. Режиссер поставил ядовитую сатиру, оформив эскиз снами из «красивой жизни», песнями девяностых, (звучащими на экране как караоке), которые и сами по себе – какой-то эстетический кошмар. А здесь, когда они стали театральными кавычками, обрамляющими спектакль, этот взгляд из двухтысячных на девяностые стал просто невыносимым. В финале на молчащем экране на фоне кремлевских башен бегут строки: «Как упоительны в России вечера…» Утопия по-русски закончилась как всегда: упоительно и печально.
Третий эскиз латвийский режиссер Гиртс Эцис сделал по пьесе эстонского драматурга Яна Тятте «Безумец». Эцис – бывший артист Нового Рижского театра Алвиса Херманиса. Режиссер с хорошей латвийской и московской школой, поставивший много спектаклей в Латвии и России. А в зале сидел Эльмо Нюганен, создатель фильма по этой пьесе. Пьеса о благополучном бизнесмене, который решил бросить все и уйти жить в глухомань. Так сказать, спастись от эмоционального выгорания. В этой самой глухомани он помог, ободрив пару забредших к нему соседей. И к нему потянулись люди! И как-то очень быстро он почувствовал себя мессией, провозвестником новой религии. Очень остроумно играют Роман Лесик и Денис Ганин раздвоение личности героя. Очень современное раздвоение! Один раздает все, опрощается и становится новым пророком, второй бдительно следит с авансцены за тем «собой», который опрощается в пространстве малой сцены. Ну и в решительный момент, когда кажется, что циничные близкие все отобрали у бедного провозвестника, раздвоившаяся его половина все их поползновения пресекает. Получилось, что и по-эстонски утопия, даже внутри отдельной личности, невозможна. Выгорать-то выгорай, и даже новые религии исповедуй, но все-таки руку на пульсе держи.
Все три эскиза вышли в жанре антиутопии, что вполне закономерно. Это в девятнадцатом веке антиутопия была скромным обрамлением утопической литературы. А, начиная с двадцатого, утопия вытеснена на обочину жанром- антиподом. Жизнь-то становится все лучше, все веселее. И обгоняет самые смелые мечты. «Пришло время для несмелых», как говаривал старина Ежи Лец. Вот и антиутопии наши не замахиваются на глобальные задачи. А пытаются понять и защитить хотя бы отдельного человека. Что ж, каковы мы, таковы и наши утопии.