Юрий Лужков очень любил театр. Бывало, приведет в кабинет штук шесть видных театральных деятелей, всех оделяет. И надо же: находились-таки недовольные. А попробуй поморщиться — хватит костылем. Примерно так, в стиле известных анекдотов, хочется описывать историю московского театра времен правления бывшего мэра. Но шутки шутками, а «Театр.» решил вспомнить, чем же все-таки обязано сценическое искусство Юрию Лужкову.
«В культурном аспекте Москва за последние 20 лет переживает настоящий ренессанс», — так начинается обращение деятелей культуры к президенту Медведеву. Это письмо в защиту Юрия Лужкова (на тот момент еще мэра Москвы) подписало 32 человека: художники, музыканты, кинематографисты, но в прессе уже с удивлением заметили, что большую часть списка составили театральные деятели.
Удивляться, впрочем, надо скорее тому, что их оказалось лишь шестнадцать, ибо из всех искусств экс-мэр явно предпочитал театр. Не кино, не литературу (которой сам был не чужд), не поэзию, не музыку (тут его вкусы были довольно просты), не даже живопись (хотя музеи Шилова и Глазунова созданы при нем). Именно театр.
речи, которые обращали к лужкову склонные к патетике театральные дамы, не могли его не радовать
Отец-батюшка
Именно с театральными деятелями градоначальник и чиновники московского правительства, отвечающие за культуру, традиционно встречались в начале сезона, чтобы обсудить итоги и планы. В последние годы встречи непременно проходили либо в новом, либо в отреставрированном театральном помещении. Это мог быть театр Et Cetera под руководством Александра Калягина (он среди подписавших письмо), Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича Данченко (его директор В. Г. Урин, худрук А. Б. Титель и руководитель балета С. Ю. Филин тоже поставили свои подписи), новое помещение Мастерской Петра Фоменко (а вот его фамилии нет). С гордостью демонстрируя очередные чудеса театральной архитектуры и техники, мэр обещал всем театрам повысить субсидии, увеличить зарплаты, построить новые здания —3–4 вгод. Обещания были щедрыми, но не пустыми.3-4театра в год — цифра, конечно, завышенная, но театры действительно строились и реставрировались: Новая опера, Театр Модерн, Детский театр эстрады, Московская театральная школа Олега Табакова, Театр Луны Сергея Проханова, Школа драматического искусства Анатолия Васильева, Центр Мейерхольда, а еще — театр фольклора Русская песня под руководством Надежды Бабкиной, Дом музыки, Центр оперного пения Галины Вишневской.
Речи, которые на этих встречах обращали к Лужкову эмоциональные и склонные к патетике театральные дамы, не могли его не радовать. «Юрий Михайлович, вы же отец-батюшка великой столицы», — заверяла Лужкова Надежда Дурова, директор Театра зверей имени Дурова. «Вы у нас герой! — заклинала главный режиссер театра Модерн Светлана Врагова. — Не надо нас пугать тем, что на смену вам придет молодой. Живите долго. Нам другого не надо!»
Другого не просто не хотели, но и боялись. Боялись не зря. Сняли Лужкова, нередко называемого последним из руководителей советского типа, и сразу прекращена реконструкция здания для театра Геликон (оказывается, это строительство наносит ущерб историческому памятнику). И непонятно, что теперь будет с реконструкцией Театра Маяковского, деньги на которую Лужков распорядился выделить в сентябре этого года. И будет ли новый мэр защищать московские театры и помогать им столь же щедро, как прежний. Городу ведь действительно нужны театральные здания. Их наличие облагораживает и смягчает нравы, украшает и разнообразит столицу, делает ее наряднее и оживленнее. Так что их строительство — Лужкову, безусловно, в плюс. Тем более что без московских властей у нас театральные здания не возводят — пример с театром Сергея Женовача, здание для которого построил частный благотворитель на свои деньги, остается, насколько мне известно, единственным.
К тому же Лужков не только строил и ремонтировал, он еще и рьяно защищал театры от федеральной власти, для которой, по его словам, главное «не общество и человек, а профицит бюджета». Дальше у него не совсем ясно, но здорово: «И все, что связано с накопительством, вошло в противоречие с социальной политикой государства и в противоречие с поддержанием культурного потенциала общества». Говоря коротко, Юрий Лужков был большим сторонником репертуарного театра, находящегося под полным покровительством государства.
Столь любимая российским театральным сообществом идея театра-дома была ему лично близка. Ибо слово «дом» было для него синонимично слову «здание». Спектакль — эфемерное и недолговечное явление, зато сам театр с его огнями, кулисами, нарядным залом нравился Лужкову, как вообще нравились ему объекты недвижимости. Мэр лично вникал в особенности строительства. Закладывая памятную капсулу в стены будущего театра Et Cetera, он, к примеру, заметил, что высота в намеченных переходах явно недостаточная, и тут же сделал замечание строителям: «Театр — это кислород, настроение, а вы строите какие-то пещеры».
Логично и понятно выглядело традиционное для советского сознания соединение: театр — это труппа, дающая свои представления в специальном здании, под руководством знаменитого творца, лично отвечающего за достижения и неудачи. Это привычно, патриархально и надежно. И испытано десятилетиями — в отличие от умозрительных схем федеральных чиновников-реформаторов. Надо сказать, что среди театральных деятелей эта схема тоже самая популярная. Государственное учреждение со штатным расписанием, постоянным финансированием и льготами на коммунальные платежи — мечта каждого театрального руководителя и самый привычный способ существования для актеров. Так что удивляться стоит лишь тому, что на защиту Лужкова поднялось так мало театрального народа.
Культурный бизнес
Что же касается общественных интересов, то тут можно посмотреть на Лужкова иначе.
Не секрет, что при строительстве театра достигается не только широко объявленная цель одарить город еще одним культурным объектом, но и множество других, менее очевидных. Кто строит, как строит, за сколько… Одна из самых распространенных схем — под важные для города социально-культурные объекты выделяется дорогая столичная земля в центре города. А затем на этом месте некий инвестор возводит торговый центр, гостиницу, офисное здание, в котором под первоначальный проект отводится только10-15 %площади. Таким образом были возведены Центр им. Мейерхольда, здание Культурного центра СТД на Страстном, Дом музыки на Красных холмах. Это удобно для власти — инвестор оплачивает строительство, и для культуры — она тоже получает свой кусочек. Все вроде бы довольны. Но разве под офисы и торговые центры выделялась изначально городская земля? И насколько в этом вроде бы социально значимом раскладе учтены интересы москвичей? Или здесь учитываются интересы кого-то другого, а имя известного человека зачастую оказывается ширмой, эти интересы скрывающей?
Помните убийство директора-распорядителя Театрально-культурного центра им. Мейерхольда Олега Лернера в 2003 г. в центре Москвы? Он курировал строительство не только Центра Мейерхольда, но и центров на Остоженке, на Страстном.
Второе, что вызывает вопросы. Даже если объект соответствует своему назначению, как это было, например, со зданием Театра Васильева, у истории его постройки очень часто есть свои «скелеты в шкафу». Для строительства васильевской Школы драматического искусства, например, было снесено историческое здание одного из первых кинотеатров Москвы Уран, которое числилось среди памятников архитектуры. То же происходит сейчас с театром Геликон, здание которого является памятником федерального значения, и против проекта его реконструкции давно выступали активисты Архнадзора. После отставки Лужкова Юрий Росляк распорядился приостановить стройку — и это первый случай, когда мнение защитников было услышано. Геликон теперь может остаться без помещения, и Дмитрий Бертман уже пригрозил отъездом — его приглашают возглавить театр в Швеции.
идея театра-дома была лужкову лично близка. ибо слово дом было для него синонимично слову здание
Существует опять же вопрос о подряде — то есть о том, какая фирма получает заказ на строительство или реконструкцию театрального здания, и сколько это стоит. И кто занимается оборудованием театра, кто и от кого получает заказы на материалы, на техническое оснащение, на оргтехнику. Тут так мало прозрачности и так много разговоров о распилах и коррупции, что голова идет кругом. Театральные директора не торопятся рассказывать об этом даже на условиях анонимности. В журнале Профиль в 2007 г. (№ 10) была опубликована статья Театр драмы и недвижимости, авторы которой попытались обобщить проблемы со строительством и эксплуатацией театральных зданий. И вот что они услышали от театральных директоров: «Я превратился в какого-то бандита, который вынужден у кого-то брать, кому-то передавать, что-то опять брать». Пример но в том же духе откровенничал еще один администратор: «Прикрываясь именами творцов, многие из моих коллег обделывают свои делишки. Но ни один директор или главный режиссер тебе не расскажет, как это делается, кто кому и сколько заносит за строительство и ремонт, за сдачу помещений в субаренду сторонним фирмам… Я вам так скажу: лучше вообще об этом не писать». Все наши собеседники, которые прямо или косвенно были (или остаются) вовлечены в театральный бизнес, наотрез отказались подписываться под сказанным. «Почему? — спросили мы одного инсайдера. Мне еще хочется жить и работать, так что избавьте меня от этого, — ответил он».
Закон дружбы
Конечно, можно исходить из того, что большим художникам, для которых строится или ремонтируется помещение, до этих темных схем обычно нет дела, — тут действуют другие люди, а театр получает все «под ключ», не вникая в тайны распределения ресурсов. В конце концов, все остается людям, театральное здание переживет любого руководителя, а новый дом, даже если он не всегда сделан по твоему вкусу, — вещь, что ни говори, замечательная.
Однако тут возникает еще одно «но». Хорошо, если отношения с властью складываются для театра удачно. А если вдруг плохо? Когда все зависит от личной симпатии чиновника, закон, который у нас и так-то не шибко чтут, становится совсем как дышло. Как это случилось с Анатолием Васильевым. В СМИ широко освещался скандал, возникший, когда московское правительство приняло решение отобрать у Школы драматического искусства помещение на Поварской, родовое гнездо васильевского театра, которое режиссер и его ученики фактически возвели из руин своими руками. Васильев тогда прямо обвинил руководителя столичного департамента культуры Сергея Худякова в том, что помещение у театра отобрали в наказание за поданный им в суд иск, согласно которому у театра еще раньше незаконно отняли общежитие. Васильев рассказал в интервью Новым известиям: «Сергей Ильич пригрозил: Если не заберете иск, то быстро лишитесь Поварской. Надо понимать так: если отдадите имущество — занимайтесь творчеством, не отдадите — разрушим ваш организм. Худяков озвучил ситуацию на совещании 14 февраля 2004 г. В присутствии многих сотрудников комитета по культуре! Иначе так стукнем, что мало не покажется: камня на камне не оставим от театра. Вы представляете, на каком уровне идет разговор?»
Чем история закончилась — известно: помещение отобрали, Васильев из теат- ра ушел и работает за границей.
Так ведь для того и существуют законы, чтобы отношения были формализованы и от характера не зависели. Но законами жизнь театров при Лужкове регулировалась в самую последнюю очередь.
Кому были построены здания в Москве? Ну, конечно, известным театральным лидерам — тому же Васильеву, Фоменко, Табакову, Виктюку, Фокину. Это понятно. Про театры Калягина или Джигарханяна могут быть вопросы, но никто не будет оспаривать личную громадную популярность их руководителей. Но вот театры той же Светланы Враговой или Сергея Проханова — чем они лучше театра Юрия Погребничко, который вот уже много лет ждет помощи от московского правительства, чтобы отремонтировать свое сгоревшее при странных обстоятельствах здание и никак ее не получает? У театра Около уж точно больше призов, включая самые престижные, и критики его ценят, и на фестивали его приглашают.
Вопросы можно множить. В самом деле, почему, в конце концов, у Бабкиной театр песни есть, а скажем, у Пугачевой — нет?
В сущности, когда блага распределяются волюнтаристски, по субъективному желанию того или иного чиновника, пусть даже и мэра, вопросы неизбежны. Есть, однако, обстоятельства, способные несколько изменить сгустившуюся мрачность. Да, вкусы у Лужкова были своеобычны, его дружба с Церетели, Шиловым и скульптором Клыковым мало способствовала украшению Москвы в глазах просвещенных горожан. Но при Лужкове же были созданы и такие прогрессивные институции, как Дом фотографии Ольги Свибловой, Государственный центр современного искусства, Московский музей современного искусства. То есть соблюдался какой-то относительный плюрализм. Вот и в области театра были положительные сдвиги.
В 2001 г., с целью «проведения эксперимента по созданию свободных сценических площадок», был начат проект Открытая сцена. Суть его была в распределении грантов молодым режиссерам на постановку. Первое время начинание возбуждало большие надежды. «Проект Открытая сцена — первый европейский дичок, привитый к дереву российского репертуарного театра, который успешно прижился, — писала Новая газета в 2004 г. — Куда идти художнику за поддержкой инновационного проекта? Последние четыре года можно было идти в Комитет по культуре — и это казалось чудом. А, в сущности, что чудесного в том, что скромной строчкой в бюджете (20 миллионов рублей в год на всех — не так много) решается несколько важных задач? Создание здоровой конкурентной среды, разнообразие зрительского выбора, ранняя профессионализация, проблема занятости вчерашних выпускников».
В 2003 г. в рамках проекта было принято еще одно решение, принципиально важное для московского театрального процесса: «помещения, освобождаемые театральными организациями в связи с их переводом в новые (вновь построенные или реконструируемые помещения) передаются в ведение Комитета по культуре города Москвы для использования в качестве свободных сценических площадок». Вот тут-то и возник конфликт с Анатолием Васильевым, которого попросили освободить старое помещение, раз уж ему построено новое на Сретенке. Помещение на Поварской как раз предназначалось для свободно конкурирующей молодежи. Своего рода инкубатора молодых дарований. Вроде бы логично. Вот, скажем, Театр Луны старое здание освободил — и туда въехал театр Практика под руководством бывшего директора фестиваля Золотая Маска Эдуарда Боякова, анонсированный как «экспериментальный театральный центр новой драмы». Впрочем, имелись и иные примеры. Скажем, Мастерская Петра Фоменко, получив новое здание, сохранило за собой и старое. Так что тут опять же все решалось не в соответствии с законом и логикой, а совершенно волюнтаристски.
Насколько эффективным оказалось создание открытых сценических площадок — отдельный вопрос. В здании на Поварской, переданном в 2006 г. дирекции проекта Открытая сцена, время от времени проходят какие-то представления, но они практически не имеют резонанса. Еще одно помещение на Беговой было передано Центру драматургии и режиссуры, и там действительно довольно регулярно случаются премьеры по пьесам молодых драматургов в постановке молодых режиссеров. Но хватает ли этого для «расширения театрального пространства и зрительской аудитории в столице»? Ведь проект Открытая сцена предполагал появление экспериментальных театральных форм и новых имен. А превратился в результате в пункт раздачи грантов на постановку по субъективному решению членов экспертного совета. Спектакли — более или менее удачные — возникают, но о появлении новых независимых театральных коллективов что-то не слышно. Альтернативы государственному театру из этого — единственного амбициозного городского проекта — так и не выросло.
Нужен вывод? Пожалуйста. При абсолютно благоприятной для театрального хозяйства Москвы ситуации — личная заинтересованность мэра, наличие финансовой и административной поддержки, рост благосостояния города и его обитателей — театральное хозяйство столицы находится в весьма запущенном состоянии. За 20 лет так и не был найден принцип эффективного управления этим хозяйством, а культурная политика Москвы не получила системного решения, как и жилищно- коммунальная, транспортная и другие сферы городской деятельности. Так что не о театральном ренессансе в столице правильнее было бы говорить, а о продолжающейся эпохе феодализма. А это хоть и привычная, но все же устаревшая и совершенно не отвечающая вызовам времени система.
Письма Александра Калягина Юрию Лужкову в защиту Анатолия Васильева, а также Опрос театральных деятелей «Что бы вы сделали на месте Анатолия Васильева?» см. на Yellow Pages
Постскриптум
В рядах театральной общественности новый мэр Москвы Сергей Собянин пока вызывает смешанные чувства. С одной стороны, он технократ, из тех, кто не помнит «заветов старины суровой», и барской привычки покровительствовать искусству за ним нет. Более того, директор Большого театра Анатолий Иксанов сообщил, что именно Собянин, в бытность губернатором Тюмени, стал пионером в области автономии театральных учреждений, а поощрение финансовой самостоятельности по понятным причинам всех настораживает.
С другой стороны, в той же Тюмени в 2002 г. при Собянине и по его инициативе была сделана полная реконструкция здания театра кукол, именно он начал строительство нового роскошного здания драматического театра, завершенное уже после его перехода в правительство. К тому же еще в бытность Собянина вице-премьером президент Медведев на встрече с театральными деятелями поручил ему включить в «критерии оценки деятельности губернаторов их действия по развитию театрального искусства».
Правда, пока новый мэр Москвы в области культуры сделал только один ясный жест — переназначил главу департамента культуры Сергея Худякова.
Так что театральные стройки Собянин скорее всего продолжит. Но можно не сомневаться, что системного и продуманного руководства культурой в ближайшее время мы не дождемся.