Журнал ТЕАТР. – о спектакле «Песочный человек», вышедшем в дюссельдорфском театре Schauspielhaus.
Этим летом «Песочный человек» Уилсона стал одним из главных событий Бергенского Международного Фестиваля (Festspillene i Bergen).
Песочный человек – популярный фольклорный персонаж в Европе. Он бывает злым и добрым. Он сыплет заигравшимся допоздна детям в глаза волшебный песок, заставляя их засыпать. Песочного человека можно встретить в комиксах, мультфильмах, сказках и песнях. Для своей постановки Уилсон выбрал Гофмановскую версию. У Гофмана песочный человек преследует главного героя, Натаниэля, всю жизнь и в конце концов сводит с ума. В детстве он приходит к Натаниэлю в образе отцовского друга, вместе с которым тот проводит алхимические опыты, а потом возвращается уже к повзрослевшему герою в облике продавца очков, Коппелиуса. Купив у Коппелиуса карманную подзорную трубу, Натаниэль начинает видеть мир в искаженном виде, влюбляется в механическую куклу, бросает свою возлюбленную и в конце концов теряет рассудок (сюжет, среди прочего, стал основой балета Делиба «Коппелия»).
Уилсон перекладывает гофмановскую историю на свой сценический язык, в котором световые эффекты, звук, сценические движения, повторы реплик и молчание – основные выразительные средства. Режиссер выстраивает каждую сцену как отдельную метафору. Спектакль порождает множество смыслов, которые не поддаются логическому упорядочиванию. В спектакле нет ни основной темы, ни сверхзадачи. Это можно назвать чередой живых картинок раннего кинематографа. А можно – постдраматическим спектаклем.
Световые эффекты и звук у Уилсона создают единую палитру. Освещение часто становится продолжением звука. Световые эффекты в «Песочном человеке» очень кинематографичны: как и в других своих спектаклях, с помощью света режиссер «включает» и «выключает» персонажей, а иногда разыгрывает несколько сценических действий одновременно, с помощью освещения деля сцену на части.
Актеры Уилсона – хорошо отлаженные механизмы. В чем-то они заставляют вспомнить Мейерхольда, вслед за Гордоном Крэгом говорившего об актерах-марионетках. Уилсон добивается от исполнителей полного автоматизма. Движения оттачиваются до совершенства. И именно эта отточенность движений дает актеру возможность импровизировать.
Еще одно качество, которое режиссер ценит у актеров – умение молчать на сцене. Уилсон «зачищает» драматический материал до немногочисленных ключевых реплик, которые повторяются по несколько раз с большими паузами. Слово в его спектаклях выступает на равных правах с молчанием. Молчание выделяет слово. Актер произносит реплику и прислушивается к ней.
Архитектура сценического пространства в «Песочном человеке» меняется от сцены к сцене. Хрустальные люстры и вращающиеся зеркала в сцене бала создают атмосферу непрекращающегося движения и подчеркивают неподвижность куклы Олимпии, в которую влюбился Натаниэль. В сцене пожара на первом плане появляется силуэт человека, охваченного огнем, а на заднем плане зритель видит красные очертания маленького домика. В одной из финальных сцен, когда Натаниэль теряет рассудок, из-за кулис высовывается гигантское зубное сверло и почти физические разрушает героя.
В сказочной новелле Гофмана песочный человек не просто сыплет песок в глаза заигравшимся детям, но забирает у детей глаза и скармливает их собственным детям с совиными клювами. В какой-то момент в спектакле Уилсона на заднем плане появляется огромное количество глаз. Распахнутых, живых, любопытных. Глаза становятся символом жизни в спектакле, который начинается и заканчивается песней о мечте (музыка и текст британской певицы Анны Кальви), которая сопровождает нас всю жизнь.