В этом году исполнилось 100 лет со дня рождения Татьяны Вечесловой. «Театр.» публикует подборку стихов выдающейся балерины, любезно предоставленную редакции ее сыном Андреем Кузнецовым-Вечесловым, и фрагменты его воспоминаний о встречах Вечесловой с Анной Ахматовой.
Зрители, любившие Вечеслову-танцовщицу (а ее обожал весь театральный Ленинград), до поры до времени и не подозревали, что существует Вечеслова-поэт (как и Ахматова, она не терпела слова «поэтесса»). Между тем Татьяна Михайловна Вечеслова, сверхпопулярная прима-балерина, писала стихи, и это очень интересное явление той поры, когда Ленинград еще не вернул себе возможность называться, как встарь, Петербургом. Известные ленинградцы в то время жили двойной жизнью. Как многие в нашей стране, но по-своему и более драматично. В публичной жизни они были обычными советскими людьми, принимавшими и даже приветствовавшими наступление новой эпохи. В непубличной, сокрытой от посторонних глаз, они называли себя петербуржцами, не рвали с дореволюционным прошлым и продолжали считать себя законными наследниками канувшей, ушедшей страны. И даже ушедшего Серебряного века. Они отмечали церковные праздники, устраивали елку, когда елка была запрещена, и писали стихи — совсем не о стахановцах, героях гражданской войны и пламенных революционерах. В балетном мире эта двойная ситуация казалась совершенно естественной, поскольку балетмейстерами работали молодые выдвиженцы, не достигшие и тридцати лет, а учителями оставались бывшие премьеры и премьерши Императорского Мариинского театра. И поскольку в основе творчества лежал старый классический репертуар, но новый репертуар тоже неудержимо влек, и свои лучшие партии Вечеслова станцевала, а свои лучшие роли сыграла в новом балете Бахчисарайский фонтан (Зарема) и в новой, вагановской версии балета Эсмеральда (Эсмеральда). Так что двойная жизнь была, а унизительного двоемыслия не было, почти не было. И вечесловские стихи несут на себе отпечаток существования сразу в двойном времени — тогда и теперь, — они и традиционны, и современны — Вадим Гаевский.
***
Он был со мной всю ночь, мой демон, мой Ромео.
Я даже помню вкус его голодных губ.
И я узнала то, о чем мечтать не смела,
Что демон нежен был, и был Ромео груб.
***
Ты сердце мне перетянул —
Освободить не помышляешь?
Скажи, как ты в ту ночь уснул,
Как жить спокойно продолжаешь?
Не опьянять, не умолять,
Не упрекать тебя не стану.
Есть лучше месть — я навещать
Тебя во снах не перестану!
***
Ты постарел, мой гимназист,
И для меня в тебе все ново.
И больно бьет, как тонкий хлыст,
Тобой оброненное слово.
Я нашу близость не верну —
Достаточно вина в бокале,
Который ты мне протянул
В разгоряченном танцем зале.
Бокал был общим, но удел
Нам разный под конец достался.
Ты выпить свой бокал успел,
А мой недопитым остался.
Я не допью и не сцежу
Вина последних горьких капель.
Зима на подступах. Слежу
По небу бегство белых цапель.
Репетиция
А я уже жила в любимой сказке,
Поверив в мрачные, фальшивые холсты.
О милой, беззащитной замарашке
И день и ночь тревожили мечты.
Но счастье не бывает вечным,
Его никто из смертных не сберег.
И я, как Золушка, поверила сердечно
В свой найденный хрустальный туфелек.
И вот, как в сказке: миг… и все пропало,
Оркестр умолк. Ни света, ни огня.
И вместо туфельки, которая сияла,
Осталась я… не Золушка, а… я…
***
Я не люблю тебя, ноябрь,
В душе распутица и хмарь.
И если б волю мне, то я бы
Перевернула календарь.
Пушкину
…И я смотрю благоговея
В твои арапские черты,
Я только лишь в стихах посмею
С тобой беседовать на «ты».
Ты самый вечный и прекрасный.
Ты не родился, ты… возник.
Ты пылкий, дерзновенно ясный
Предтеча лучших русских книг!
И пред портретом властелина,
Душой твой каждый след любя,
В двадцатом веке балерина
Молиться может на тебя.
Любовь
Когда поток меня несет
По жизни бешеным теченьем,
Когда годам предъявлен счет,
То жизнь берешь, как развлеченье.
И вот, от терпкого вина
Я сжать хочу мужские руки,
Но вдруг любовная волна
Преобразилась в зелье скуки —
Как тут посметь писать стихи —
В душе разлад и сердце пусто.
Я жду, когда мои грехи
Очистит истинное чувство.
Но если бодрствую в ночи,
И замкнуты мои уста,
И долго смех мой не звучит,
То знайте, истина проста —
Вот он, богатый, дивный дар —
Любовь! Откуда это слово?
Как будто солнечный удар,
Но не смертельный, вечно новый!
Как нужно жить, как нужно ждать,
Как нужно иногда томиться,
Как нужно по ночам не спать,
Как нужно Богу помолиться —
За то, что ты ко мне пришел,
За то, что мой очистил разум,
За то, что ты меня нашел,
За то, что полюбил не сразу!