В Московском театре кукол вышел спектакль по известному рассказу Александра Куприна. Корреспондент ТЕАТРА, – о спектакле и о том, почему это название – знаковое для театра.
Старожилы припомнят: когда-то здесь шел спектакль, который в спайке с чеховский «Каштанкой» стал популярной постановкой – у нее была очень удачная, в том числе и гастрольная, судьба.
По современному решению режиссера Натальи Пахомовой маленький детский рассказ Куприна “Слон”, состоящий во многом из диалогов, оказался поводом для спектакля без слов – пластической истории с масками и куклами (режиссер по пластике – Максим Пахомов). Движение сюжета лишь поясняет текст «за кадром». Маленькая девочка нездорова, и папа, следуя ее желанию, делает невозможное: приводит домой слона. На сцене он предстает фактически в натуральную величину.
Для художника Евгении Шахотько стало важным, что действие происходит сто десять лет назад в Санкт-Петербурге. Тогда в цирке Чинизелли свое искусство демонстрировал загадочный Гарри Гудини. Александр Шадрин сначала предъявляет демоническую куклу на арене, а потом и сам появляется рядом с ней великаном – подмигивая зрителю в образе Гудини, словно сошедшего с экрана черно-белого кино.
Сам Петербург становится местом чудес. Слон оказывается порождением городских пейзажей: с прочными ногами-атлантами и выгнутой спиной-мостом. На сером теле слона цветом выделяются знакомые достопримечательности. Границы города и цирка становятся невидимы. Дрессированные сфинксы сходят с пьедесталов, а вездесущие дворники хотят быть в курсе всех событий, бесцеремонно занимая в этом пространстве позицию униформистов, на чьих фартуках находится место уличным вывескам. Лохматые и бородатые мужики контролируют и звуковую среду, музыка Игоря Волкова в первой сцене рождается из стройного утреннего скрипа метел.
Геометрия Питера задает и игру с масштабами, так любимую кукольниками. Метания папы по улицам в поисках решения проблемы – тоже своего рода трюк. Мы видим мужчину в шляпе то крупным планом, то общим, настолько он нетерпелив в достижении своей цели. Иван Федосеев играет своего героя то в огромной голове-маске, то с тростевой куклой в руках. Жест его персонажа красноречив в отсутствии мимики, он начинается как бытовой, но приходит к почти знаковой завершенности. Главное чудо спектакля – в родительской любви. У папы трясутся плечи, но не опускаются руки. Он готов воздеть их, застыть ненадолго в позе facepalm. Но дальше руки всегда тянутся для поддержки как хрупкой дочери, так и огромного хобота ее спасителя.
Актеры-кукольники работают в «Слоне» во всеоружии техники и выносливости, не заметных для зрителей. С куклой девочки работают четверо: ее поддерживают и с ней партнерствуют по очереди кто-то из родителей или одна из двух колоритных нянь. Кукла играет девочку, похожую на куклу, субтильную, с огромными глазами. На авансцене МТК нет люка, и все цирковые сцены актеры работают лежа, подавая сюжет о цирковых фокусах с помощью фокусов кукольных, которые в спектаклях для юных зрителей не подлежат разоблачению.
В постановке Натальи Пахомовой возможный «театр детской скорби» вырастает в осмысленный «театр детской радости». Болезнь девочки оказывается не причиной семейных неурядиц, а поводом для организации семейного счастья.