Фотография: Nejc Saje / www.bitef-blog.rs
В Белграде проходит «Битеф» — один из самых знаменитых европейский фестивалей, 49-й по счету и первый — после смерти его основателя и руководителя Йована Чирилова. Главным событием и премьерой фестиваля стал спектакль словенца Оливера Фрлича «Комплекс Ристича». В блоге Театра. — репортаж из Белграда.
Да, они сделали это: напИсали на белое полотно с красными контурами бывшей СФРЮ. Семь частей Югославии — семь актеров. Писали, правда, шестеро — седьмая, плача, вытирала потом лужицы. 39-летний Оливер Фрлич, главный театральный провокатор бывшей Югославии, уже дважды становился лауреатом «Битефа». У него есть все шансы стать им и в третий раз: на премьеру его спектакля, которую три дня подряд играли в рамках фестиваля, попасть было почти невозможно: немаленький зал «Битефа» (здание бывшей англиканской церкви) был забит, с балкона свисали гроздья безбилетников. Вашему корреспонденту досталось место на ступеньке — эмоциональные сербские зрительницы перешагивали через меня, чтобы поделиться впечатлениями прямо во время действия.
В каждом спектакле Фрлич так или иначе говорит о распавшейся на части стране, карта которой на сей раз расстелена под ногами его артистов. Название «Комплекс Ристича» — отчасти мистификация. Любиша Ристич — известный югославский режиссер с противоречивой славой: в конце 60-х −70-е был диссидентом (поставил спектакь о Троцком, о чем кто-то тут же доложил в Москву). В новейшие же времена стал активным членом партии реставраторов, основанной Мирой Маркович (жена Милошевича).
Можно только догадываться, в чем комплекс Ристича: в том, как вчерашний свободолюбец превращается в ортодокса. Или в том, что в каждом из семи народов до сих пор есть мечта о единой Югославии? «Комплекс Ристича» открыт для интерпретаций.
На сумрачной сцене, за деревянными столами, притаилась странная свадьба: в центре — невеста, окутанная флагом СФРЮ, по бокам — шестеро гостей, готовых энергично молотить друг дружку под грохочущую «Белла Чао» (знаменитая песня итальянских партизанов). А через мгновение, при вспышке света, замереть в такт притихшей музыке. Собственно, весь спектакль — череда темноты и слишком яркого света, зажигательной музыки и тишины, слюнявых любовных экстазов и кровавых побоищ, всегда следующих за экстазами.
Только что они сидели за свадебными столами — и вот уже дерутся, пытаясь громоздить из столов подобие башни. На самый верх водружают бутылку с кока-колой, рядом ложится невеста — невесту насилуют, кока-колу бережно отодвигают. Потом все семеро до изнеможения бегают по кругу, грохочут, нацепив вместо обуви игрушечные танки и воинственно размахивая коробкамии с рафинадом. Из рафинада выкладывают буквы KPGT («казалиште», «позориште», «глядилище», «театр» — так называется театр на языках СФРЮ, так же назывался и театр, онованный Ристичем). Потом до тошноты обжираются тем же рафинадом, потом хором чистят зубы в такт трагическим звукам «Стабат Матер». А потом беззвучно поют под гармошку — рты у всех оказываются черными, как засохшие раны. Любопытно: в перенасыщенном, буквально брызжущем метафорами «Комплексе Ристича» вообще нет ни единого слова.
Поначалу вереница этюдов, разыгранных в бешеном ритме, с балканским темпераментом и самоотвержением, достойным Марины Абрамович, действительно больше напоминает инсталляции. В спектакль, причем в спектакль-фреску о сегодняшнем дне, они собираются лишь к финалу: может быть, потому, что у персонажей нет ни то что сквозной линии, вообще нет ни характеров, ни масок, лица намеренно стерты. Этим «Комплекс Ристича» отличается, скажем, от спектакля Арпада Шиллинга «Blackland» — мощный скетч о Венгрии, прошедшей через все унижения, с которыми связано вступление в Евросоюз, был поставлен десять лет назад. Но там у каждого исполнителя была своя яркая характерность.
Досмотрев до конца, понимаешь, что Фрличу не нужна личная выразительность — семеро клоунов, напоминающих то тюремных доходяг, то слепых (одна из сцен — игра в прятки с завязанными глазами), то брошенных детей — метаформа не только заблудших народов Югославии, но человеческого стада вообще. Они и не думали глумиться над картой родины, они вообще не думали: просто один решил попИсать, а остальные повторили. И вышло — как вышло.
В финале на всех вдруг оказываются усатые маски отца народов (отношения Сталина со своевольным Тито, создателем и президентом СФРЮ — особая тема). На столе застыла убитая невеста, тоже в маске Сталина. Шестеро сталиных испуганно ретируются. По темной сцене движется огромная фигура с головой белой лошади.
Спектакли «Битефа» традиционно сопровождаются дискуссиями, на которых обычно достается всем (так в 1976-м здесь критиковали любимовского «Гамлета» с Высоцким, что не помешало спектаклю получить Гран-при). Обсуждение «Комплекса Ристича» прошло довольно мирно. Интересно, что представители бывшей Югославии говорили только о политических смыслах спектакля и конкретной фигуре Ристича, больше других пострадавшей от люстрации. В углу кто-то, не решаясь сказать вслух, шипел: «Он что, надеется все восстановить?»
А студенты — те, кто не застал СФРЮ и не помнит войны, спрашивали: «Это же такой смешной спектакль — почему никто не смеялся?». Об эстетике и общечеловеческих обобщениях Фрлича говорили только западные европейцы. «Привезите же это в Москву!» — сказал мне голландский продюсер, спросив, напоминает ли происходившее на сцене отношения России с Украиной. « – Не могу. — Почему? — Потому что у нас на сцене нельзя пИсать» — решила я снять вопрос.
В общем, как пели итальянские партизаны, «Шлю отчизне букет огромный».
P.S. Сегодня на «БИТЕФе» играют “Мертвые души”Кирилла Серебренникова. Кто получит гран-при фестиваля станет известно к ночи. Продолжение следует.