В Театре Романа Виктюка вышли «Мёртвые души» в постановке художественного руководителя Дениса Азарова. Зачем сегодня смотреть ещё одну версию гоголевской поэмы, задумалась Ольга Фукс.
Денис Азаров, самый молодой из московских худруков, выпустил свой второй спектакль в этой должности. В него вложено – простите за тавтологию – много души и честных усилий. Участники спектакля повторили ход Станиславского, Додина, Женовача, Серебренникова, которые перед началом репетиций ездили в экспедиции, собирали материал, истории и впечатления. За впечатлениями «виктюки» поехали в Нижегородскую область, темой их исследования стали различные верования: от православия до марийского язычества. Два интервью по следам этих путешествий вошли в ёмкий и информативный буклет: самого Дениса Азарова и актёра Михаила Половенко, который очень точно передал настроение беспросветности этого спектакля, рассказав про мужика, что был счастлив в жизни только три часа – пока жил его ребенок. Буклет предлагает ещё и заговор от запоя, любовный приворот, интересные факты из жизни Гоголя и историко-экономический анализ предприятия Чичикова по покупке мёртвых душ. Спектакль прошит ритуальными сказами и балладами.
Чичиков в исполнении Сергея Епишева – мягкий и вкрадчивый, как барс перед прыжком, плывущий над толпой, как Геракл, разодетый по последней моде девяностых (малиновый костюм, лисья шуба) – вполне подошёл бы как фигурант расследования раннего Навального, когда тот оттачивал мастерство на депутатах и директорах детдомов. Чичиков собирает стартовый капитал – тот самый первый миллион, о котором Рокфеллер просил его не спрашивать. По следам Чичикова идёт молодой следователь Порфирий Петрович (Иван Степанов) – возможно, это его первое дело, он старается. В помощники ему достался обычный полицай-дуболом (Михаил Руденко). Порфирий Петрович брезгливо принимает его услуги во время допросов – а что поделать. А тот, привычно заломив руку Селифану (Степан Лапин), отставшему от сбежавшего барина, добивается признательных показаний (гоголевское повествование о детских годах Павлуши звучит в таком контексте весьма экстравагантно). На мента Селифан не обижается – работа у него такая. Драматург Ольга Никифорова, написавшая инсценировку, перемешала два сюжета – похождения Чичикова и расследование Порфирия Петровича, словно времена пытаются догнать друг друга. Прошлое тут порождает настоящее, настоящее вытекает из прошлого, а будущего нет – Русь-тройка давно уже носится по кругу и все народы сторонятся, давая ей дорогу.
Отдельный спектакль в спектакле – допросы однокашников и сослуживцев Чичикова. Все они достигли разных высот и Порфирий Петрович чётко ловит сигналы – какого полёта птица каждый из них. Одного не стоит выпускать из клетки, другому следует собственноручно принести кофе, протянуть на прощание руку и не морщиться, если вместо рукопожатия свидетель по делу опустит в неё смятый стаканчик: знай своё место, сыщик.
Девяностые (а именно оттуда берёт режиссёр образ времени) представлены, как мрачный карнавал. Впрочем, другого карнавала, где бродит свобода, у нас и не было. Чичиков, как Орфей в ад, спускается на перрон провинциального городка, где местные встречают поезд. С самогоном, едой и тряпками, гадалками и воровками. Эта шумная пёстрая толпа обступает барина, а он, продираясь сквозь неё, морщась от отвращения, всё-таки пробует разнюхать этот город – можно ли в нём поживиться. Городок гудит, торгует, дерётся. Отпевает какого-то покойника – плевать, какого, на гроб не тратились, обошлись чёрным закрытым мешком. Но рядом разливают тёплую водку, и потому желающих прощаться немало. В таких же пакетах отсыпаются местные бомжи, злосчастный Селифан и домочадцы Плюшкина – за неимением одеяла: в мешке всё же теплее. Райскими птицами бродят в этой толпе губернатор (Александр Семёнов), губернаторша (Елена Чубарова) и губернаторская дочка (Мария Дудник) – взрослая актриса, напоминающая маленькую девочку с застывшем в крике ртом, которую будут навязывать обалдевшему Чичикову и даже подвергнут жестокому обряду инициации. Бродит дурачок с колесом на палочке – тем самым, что до Москвы доедет, а до Казани уже нет. Поют сказы и баллады – красиво, жаль, что слова не всегда разобрать. Нищий встает с тележки размять «оторванные» ноги и снова садится – работать надо. В этом вареве даже как-то растворяются самые хитовые сцены встреч Чичикова с помещиками. Пожалуй, самый запомнившийся штрих – скрюченный Плюшкин (красавец Дмитрий Бозин впервые играет такую роль) старательно пытается установить высохший цветок в пластиковом стаканчике, накрывая «стол» для гостя: не отмершее до конца представление о красоте и гостеприимстве ещё тлеет в его памяти.
Художник Николай Симонов поделил пространство на три уровня – назовём их условно адом, чистилищем и раем. В аду, разделённом на клетки-перегородки, обклеенные объявлениями, все и ютятся, обжив его по мере возможности. Чистилище – аэродинамическая труба со снежным вихрем, в которой невозможно устоять на ногах. А, может, там летит поезд мимо этих полустанков, удивляющих пассажиров – неужели здесь кто-то живёт. Ну а небеса – тот же тупик, завешенный мешками с трупами. Хоть и прорвался туда проныра Чичиков со своим прилизанным Петрушкой (Дмитрий Тадтаев).
Спектакль Дениса Азарова описал ещё один круг по замкнутому кольцу («нашему историческому КАДу», как говорит Агафья Тихоновна из другого гоголевского спектакля этого сезона – «Женитьба. Трагедия» в Театре на Таганке). Надёжный текст, старательная, изобретательная даже, работа с ним – и выход к многозначительному вопросу про направление Руси-тройки. Но и Гоголь не даёт ответа, и спектакль Азарова. И параллель девяностые-свобода-вседозволенность-воровство-разгул уже стала невыносимой. Разве что талант актёров – «единственная новость, которая всегда нова».